Всегда не любила запах столовых. Особенно детдомовской. Постоянная сырость и вечный запах варёных сосисок, которые, как мне казалось, делали из бумаги.
Кулинарный техникум в пятнадцать был моим шансом выйти за забор детдома – я им воспользовалась. Научилась сносно готовить. Но посвящать всю жизнь поварёшкам – извините.
Это 10 часть дневника. Начало доступно здесь:
Я металась. Бухгалтерия, которой занималась тётя Настя, была для меня слишком скучной и невероятно сложной, а Женькино увлечение дизайном казалось каким-то несерьёзным, что ли. Ну не верила я что люди готовы отдавать деньги за то, что кто-то им розетки разметит и подберёт обои. Для меня весь дизайн заканчивался на выполнении одного пункта – чистенько и ладно.
Но Жене чувство стиля передалось по наследству от отца, которого она, кстати, вообще не помнит. Тётя Настя не очень любила рассказывать про покойного мужа. Я знала только, что он однажды неудачно навернулся в ванной, ударился головой и больше не встал. Жене был всего год и тётя Настя тогда осталась одна – без работы и с ребёнком.
У Женьки были гены, у тёти Насти призвание. А у меня – ничего. Я искала подсказки, смотрела вокруг. А потом решила попытаться найти свои корни. Ездила в душные кабинеты, писала запросы, чтобы докопаться до правды – кто меня породил и зачем бросил.
Если честно, я сама была не до конца уверена, нужна мне эта правда про корни или нет. Я готовилась узнать, что за двадцать лет моя мать алкоголичка, например, сгнила в сточной канаве, а об отце вообще ничего не известно. Я почему-то была твёрдо уверена, что я из неблагополучных, иначе и быть не могло.
Ко мне в гости однажды приезжали бывшие приёмные родители. Они и в детдоме меня периодически навещали, но если поначалу я где-то в глубине души надеялась, что они заберут меня обратно, то уже через год я охладела к ним полностью.
Но не впустить их я не могла, всё-таки с двух с половиной лет и почти до семи они считались моими родителями, моей семьёй. Ещё одной семьёй предателей, совсем как биологические родители.
Я заметила, что в попытках докопаться до корней, я потеряла покой и во мне стала расти какая-то злость. Всеми силами пыталась её душить, но она то и дело прорывалась.
Наверное, именно эта злоба и заставила меня издать смешок, когда бывшие приёмные родители рассказали о своей нелёгкой судьбе. Их драгоценнейший сынок, из-за которого они меня сдали обратно в детдом, начал наркоманить, а через год словил передоз и его не откачали. Справили сорок дней и пришли ко мне – вспомнили. А ведь у нас разница с их сыном была всего чуть больше пяти лет. То есть, если мне двадцать, что ему не успело и пятнадцати стукнуть.
В тот момент внутри меня торжествовало что-то необъяснимое, я словно видела, как жизнь расставляет всё на свои места и раздаёт всем по заслугам в том числе и за то, что обидели меня. С бывшими опекунами мы поддерживали связь. У них кроме меня и не было никого, ну и я была не таким человеком, чтобы послать их на все четыре стороны, ведь это было равнозначно возврату в детдом, а я им такого не желала.
Я продолжала искать, искать себя и раскапывать своё прошлое. Когда докопалась, подумала, что лучше бы я всего этого не делала – только себе причинила невероятную боль. А сейчас, по прошествии лет, понимаю, что нужно было просто захлопнуть ту дверь, чтобы идти дальше. Нужно мне было узнать про себя всё, принять это и продолжить жить, но уже с чувством собственного достоинства.
Я нашла биологических родителей. Не в канаве, не на кладбище и не среди бомжей. В соседнем городе в многоэтажке элитного района проживали те, благодаря кому я на этот свет появилась и из-за кого провела столько лет в детдоме.
Я не могла в это поверить. Но всё оказалось правдой. Месяц, наверное, я рыдала в подушку – ну как так-то? Мне было жаль себя – отказница, оставленная в роддоме блуждала по системе, которая передавала её из рук в руки, пока мои родители и их другие дети сытно ели и спали в своих мягких кроватях.
Тётя Настя пыталась придумать миллион объяснений, почему эта женщина так поступила, пыталась её оправдать, понять. Как по мне, так лучше бы я правда была от бомжей, чем так. Та женщина знала, что я её ищу. Только благодаря её согласию, мне и позволили докопаться до своих корней.
Она ждала, что я приду, но я не находила в себе сил. Где-то полгода я собиралась с мыслями и пыталась понять, чего я хочу от этой встречи. Я решила – я просто хочу знать, кто мои родители, посмотреть им в глаза и задать один вопрос: почему они меня бросили.
На встречу эта женщина пришла одна. Была зима, город уже украсили к Новому году, я сидела в кафе и пила какао. Она пришла вся такая шикарная, в серебристой шубе с маникюром, макияжем и укладкой. Её звали Татьяна. Не могу сказать, что она держалась совсем холодно. Мне даже казалось, что где-то в голосе прослеживались нотки сожаления.
Она даже сказала, что пыталась меня найти, чтобы как-то облегчить мою жизнь, но меня тогда уже удочерили. Говорила в основном она. Я знала, что не смогу и двух слов связать, поэтому мы с тётей Настей подготовили письмо. Я просто расписала там свою биографию – получилось что-то похожее на этот дневник, но больше сухих фактов и дат. Письмо я отдала ей, когда уже оделась и пошла к выходу.
Что я узнала о себе? Моя биологическая мать была из состоятельной семьи, занималась музыкой – играла на арфе. Её гражданский на тот момент муж был влиятельным бизнесменом, порядочным семьянином – идеал, а не мужчина. Татьяна гастролировала с оркестром, муж её много времени проводил на Севере, занимался добычей чего-то там.
Татьяна взгульнула, была не уверена, что ребёнок от мужа и на всякий случай решила перестраховаться – родила и отказалась. Так в моём свидетельстве о рождении появились прочерки. Больше двух лет она платила алименты. Потом выяснилось, что любовничек её иметь детей не может.
Сообразив, что сдала в детдом родного ребёнка, попыталась найти меня. Хотела даже разыграть историю с удочерением – мол и доброе дело сделала и ребёнка вернула. Но случилось это именно тогда, когда я была в семье. Стечение обстоятельств, чтоб его. Годом ранее или четырьмя годами позже и она бы нашла меня. Но нет.
Я слушала её и не могла отделаться от мысли, что передо мной яркий эземпляр наиглупейшей женщины. Наверное, где-то в глубине души я даже порадовалась, что я не такая. Не сказать, что я сильно умная, но не такая, как она.
Я видела, как я на неё похожа. Руки, волосы. А вот разрез глаз у меня от отца – явно. Видела его фотографии в телефоне.
Я слушала Татьяну ровно до того момента, пока она не стала говорить о будущем, где мы непременно должны продолжать общение. Тут я не выдержала – встала, отдала письмо и пошла. Больше мы с ней не виделись.
Она пыталась звонить и писать, но я просто заблокировала её. Общаться с ней или со своими двумя младшими братьями, желания у меня не было. Я узнала, что хотела – история на этом закончилась. Несколько недель я сходила с ума от злости, ненависть поднималась и буквально душила меня, лишая возможности полноценно дышать и жить.
Я знала, кто был виноват в том, что моё детство прошло в аду. Живи я с ними, я бы каталась как сыр в масле и точно бы не прозябала в кулинарном техникуме, пытаясь вырваться из системы.
А потом я признала, что сама сделала выбор – я отреклась от этих людей, как они когда-то отреклись от меня. Такими, как они, я никогда не буду, приехать к ним с вещами и жить как ни в чём не бывало – не вариант, отец о моём существовании не знал, а принимать в семью взрослого человека с улицы как-то странно.
Я другая. И я не с ними. Вот и всё, что я уяснила для себя. И тогда в двадцать три года я решила начать жизнь с чистого листа.
_____
