Перед Вами 3 часть первой главы книги "Восточный фронт". В ней рассказано о жестоком убийстве и о том, как разрешился случай с массовой дракой. Ссылки на предыдущие главы после статьи.
Выходные пролетели быстро. Как и всегда. Народ спал до обеда, просыпался-похмелялся и плавно переводил день в новую пьянку. Не весь, конечно. Просто те, кто вел такой образ жизни, были постоянно на виду и отравляли жизнь всем остальным. Поэтому и казалось, что чуть ли не все Бирюлево только и делает, что пьет. Хотя тут алкоголиков однозначно больше, чем в других местах.
Дмитрий вышел из подъезда в новых летних туфлях. Спасибо жене – если бы она вечером в воскресенье не потащила его на рынок, то продолжал бы он топтать старые. Дворники уже вовсю мели, скребли и собирали грязь и остатки «былой роскоши» с земли дворовых площадок.
Просто район рабочий. Когда-то, в самом начале застройки, сюда селились обычные работяги. К сожалению, среди них много склонных к разгульному образу жизни – не ученые мужи, однако. Но советское время хоть как-то держало в узде все это «пиршество жизни». Сейчас же, без внешних ограничителей, люди все быстрее и быстрее приближались к скотскому состоянию.
Рабочий день обещал быть несколько необычным. До обеда Дмитрий собирался подобрать «хвосты». Например, закончить дело Савельевых, чтобы завтра отвезти бумаги в Чертановский районный суд. Да что там «например»! Это бы успеть сделать.
А вот после обеда запланирована комиссия по делам несовершеннолетних. Вернее, её заседание. Этот театр многих актеров Дмитрия развлекал. На комиссию приглашалось много людей, которые по очереди заходили на разбирательство. Они садились на одинокий стул, сиротливо установленный перед составленными буквой «Т» столами и ждали вопросов. Вопросы задавали члены комиссии. Социальные педагоги, специалисты Управы, муниципалитета, милиции, поликлиники, диспансеров и многие другие. Всего в состав комиссии входило около пятнадцати человек. Она, как атавизм, перешла в наследство муниципальной власти от советского строя. Но если тогда комиссия вполне могла выполнять некоторые функции – были механизмы – то сейчас все это являлось лишь пародией на нормальную работу. Хотя одна функция сохранилась. Комиссия определяла, нужно ли выходить в суд с вопросами лишения родительских прав в некоторых случаях, помещения ребенка в интернат; и тому подобные серьезные вопросы. Но в большей степени ее работа являлась бутафорией. Сложные семьи, люди боялись комиссии только до первого раза. Посидев же однажды на сиротливом стуле и поняв, что никаких последствий нет, люди расслаблялись и теперь напугать их не могло уже ничего.
Не люди были смешны Дмитрию. Людей он, бывало, презирал, некоторых жалел, по отношению к другим не испытывал вообще ничего. Смешны были члены комиссии. Дешевые, бесталанные актеры, принимающие вид вершителей судеб, они на самом деле не могли ничего. И, что самое страшное, ничего не хотели.
Во главе т-образного стола сидел председатель комиссии. Он должен был, выслушав всех, принимать решение. Его важный, надутый вид так и подталкивал Дмитрия к какой-нибудь колкости. Но он держался.
Сегодняшнее заседание комиссии оказалось на редкость ненасыщенным. Хулиганы разбирались какие-то картонные – остальные просто не пришли. В коридоре, нервно теребя телефон, сидела последняя на сегодня мать. Её сын почти не ходил в школу. По этому делу будут заслушивать ту самую женщину – социального педагога, – проживающую в одном подъезде с Дмитрием. Он коротко покачал головой. Ну разве не смешно? Социальный педагог школы, полностью седая старая женщина, которая из своего ребенка вырастила такое! И она будет ставить в укор этой ожидающей маме то, что ее сын не ходит на занятия. Абсурд. Бред и абсурд.
Почему-то вспомнился другой случай.
Тогда на комиссию тоже пришла мама. Привела сына, учащегося той же самой школы. Дмитрий еще работал инспектором по делам несовершеннолетних и был приглашен на комиссию, как представитель милиции. Он сидел и откровенно рассматривал парня, который тоже не очень часто ходил в школу. А в те редкие моменты, когда все-таки до нее добирался, вел себя агрессивно по отношению к детям и учителям. Но не это тогда «зацепило» лейтенанта. Он смотрел на парня и поражался количеству пирсинга у него на лице, все не мог понять – зачем?
Сначала слушали маму. Женщина заметно волновалась и стыдилась. Кроме того, было видно, что ей на самом деле больно. Она жаловалась на сына. Говорила, что не может справиться с ним и не имеет на него никакого влияния. Удивлялась, но не могла вспомнить, когда был потерян контроль над ребенком. Дмитрий тогда спросил, может ли повлиять на ситуацию отец. Оказалось, что отца нет. Давно ушел из семьи и не интересуется жизнью сына. Женщина не отбивалась от комиссии, не спорила с ней и не оправдывалась. Она пришла за помощью, пришла с некоторой надеждой. Комиссия, конечно же, ничем помочь не могла. Она могла только пугать. Даже лишать родительских прав несчастную женщину не было ни смысла, ни оснований. Хотя она сама настаивала на таком варианте, рассчитывая, что сына устроят в детский дом хотя бы на год. До восемнадцати лет. Надеялась, что таким образом оборвется порочная связь с дворовой компанией.
Когда настала очередь разговаривать с парнем, члены комиссии и вовсе были поставлены в тупик. Крепкий семнадцатилетний юноша был настолько уверен в себе, надменен и смел, что сдулся даже самый напыщенный член комиссии – председатель.
– Ты на себя в зеркало смотришь? Ты на Бориса Леонидовича похож. – Эта фраза молодого лейтенанта милиции оказалась единственной возможностью сохранить хоть какое-то «лицо» членам комиссии. Столько искреннего мужского презрения в ней было.
Повисла тишина. Но лейтенант совершенно точно знал, на что рассчитывал. Парень пораженно смотрел на члена комиссии, позволившего своему тону и интонации выйти за пределы протокола.
– На какого Бориса Леонидовича, Дмитрий Николаевич? – задала вопрос секретарь комиссии.
– На Моисеева. Я такого… мужчинку – подобрал слово, как плюнул лейтенант – в первый раз вижу. Серьгами увешался, как девка. Ответственности ни за что не берет. Вы там с друзьями не в куклы играете? По ночам-то?
Парень порозовел. Вся шелуха надменности и неприступности осыпалась пеплом. И это поняли все присутствующие. По запылавшему краской лицу.
– Важно? – резко, нервно и с вызовом ответил парень вопросом.
– Да нет… – сделал совершенно безразличный вид Дмитрий и медленно покачал головой.
Да, последнее слово осталось за комиссией, но какое это было слово? Если по большому счету? Мелковато.
Тогда, в ходе разговора с матерью подростка, была озвучена фамилия девушки парня. Шадрина – эта девчонка, по мнению мамы, очень плохо влияла на ее сына. Они вместе учились, вернее, пропускали занятия в школе. Эта фамилия запомнилась по аналогии с певицей эстрады. Много позже, когда поступило заявление матери несовершеннолетней Марии Шадриной о пропаже дочери, это обстоятельство позволило найти девчонку очень быстро. На квартире у своего дружка.
Так Дмитрий знакомился с романтической историей любви. С очень своеобразным апофеозом. Совсем недавно, около месяца назад, до него дошла информация о ее продолжении. Семнадцатилетняя Маша забеременела от девятнадцатилетнего пирсингованного любовника. А вскоре после этого пережила суд, получила условный срок и простилась на несколько лет с будущим папой. Оказывается, гуляя в очередной раз в компании таких же потерянных подростков, им в голову пришел вопрос. А разобьется ли бутылка из-под шампанского (наверное, ребенка «отмечали») о человеческую голову? Ну, банальный такой, обыденный вопрос. И чего откладывать в долгий ящик? Тут же, в свете стеклянных витрин торгового центра, нашелся бомж.
Попробовали.
Кровь, мат и крик. Не разбилась.
Так может твоя рука дрогнула? Дайка мне!
Отец еще не рожденного ребенка бил последним. У него получилось. Не могло не получиться, ведь рядом была его любимая. Она смотрела. Никак нельзя ударить лицом в грязь. А бутылкой в голову можно и нужно. Изо всех сил.
Разбилась. Голова.
Вместе с будущими жизнями всех участников. За умышленное убийство по предварительному сговору они и были осуждены.
Правда, насколько знал Дмитрий, после этого случая и в голове Маши что-то перевернулось. Она переосмыслила свою жизнь, устроилась на работу уборщицей и растит малыша. Битая жизнью бабушка наконец-то нашла покой, нянча внука, а не откачивая его маму после очередного алкогольного отравления. Другое дело, что отец когда-нибудь выйдет из тюрьмы. И опыт подсказывал Дмитрию, что у этой истории еще будет продолжение…
Да только кто же мы такие и как живем, если человек может осознаться лишь после такого? Этот вопрос тогда долго мучил лейтенанта.
Завибрировал телефон, отвлекая от воспоминаний. Внутри все похолодело, – мельком брошенного на экран взгляда хватило – звонил Иван.
– Лариса Николаевна! – шепотом обратился к начальнику Дмитрий. – У меня срочное дело, можно отойти?
– Давай! – Также шепотом ответила женщина, заглянув в глаза коллеге.
Отодвигая стулья и тихонько выходя из комнаты, Дмитрий еще надеялся, что это обычный звонок. Надеялся, что все не могло так быстро начаться. Выходные успокоили его, прохладным дождем смыли тревогу, навеянную душным пятничным разговором с ребятами.
– Да! – В коридоре за двумя дверьми немного мешало легкое эхо. Но можно было говорить громко…
– Бать, у нас ж…па.
…вот только в этом уже не было необходимости.
Дмитрий не спешил. Спокойно накинув легкий плащ и зачем-то взяв папку, он вышел на улицу. Глубоко вдохнув прохладный влажный воздух, уверенным шагом направился к школе. За имевшиеся десять минут требовалось полностью успокоиться и еще раз обдумать все, что рассказал Иван.
Прозвенел звонок. Ребята покинули классные кабинеты, собираясь на обед в столовой. Заняв большой стол, они группами по два-три человека стали проходить к витрине, забирать свои обеды и возвращаться на занятые места.
Алексей – почему-то именно его больше всех остальных невзлюбили – осторожно продвигался к столу с подносом в руках между снующими детьми. Немного не дойдя до своего места, парень остановился, заметив двигающуюся ему навстречу шумную группу «представителей национальных меньшинств». Отошел в сторону и прижался к лавочке, освобождая проход и убирая поднос в сторону. Осознанно не смотрел на своих недоброжелателей.
Проходя мимо Алексея, один из ребят вызывающе громко о чем-то рассказывал другому. Не забывая при этом бурно жестикулировать. Не входящие в группу «избранных» школьники, шарахались от них, как от встречного поезда. Поравнявшись с Лехой, крепкий кавказец специально ударил рукой по подносу. Предвидя такой поворот, Алексей изловчился и выронил поднос не на себя, а на стоящий рядом еще пустой стол. Капли от каши и разлитого чая забрызгали штаны всем стоящим поблизости участникам конфликта. Стало очень тихо. Только в дальнем углу продолжала скрести ложкой девочка в очках с толстыми стеклами. С ней никто не дружил и не обращал внимания, она платила окружающим той же монетой.
– Слушай, ты аккуратней, а! – Алексей не мямлил, но его тон был значительно мягче положенного в таких ситуациях.
– Что ты сказал?! Ты видишь, люди идут? Куда ты лезешь со своим подносом, свинья?
В этот момент товарищи по изменившемуся лицу Алексея поняли – момент истины настал. Те, кто успел сесть, вставали из-за своих столов, не обращая внимания на крики поварих и оказавшихся в столовой учителей. Некоторые ставили подносы на ближайшие столы, и все вместе собирались вокруг ссоры. «Люди», которые недавно шли, теперь плотным кольцом окружили обоих спорщиков, а друзья Лехи окружали уже их. При этом Ваня, быстро сопоставив общую численность, принял решение не уходить и не звать на подмогу тех, кто еще не успел подойти в столовую. Их было меньше всего на троих. «Главное не больше!» – весело подумал Иван, вспоминая недавний разговор с тренером.
В то время как через двойное кольцо пытались протиснуться педагоги, запылала ссора.
Алексей решил поднять интонации своего голоса до равнозначных.
– Это ты лезешь! Все вокруг тебя в стороны шарахаются! Девчонки вон даже боятся рядом ходить. Ну сбил поднос, так нет бы извиниться и все. Ты еще права качаешь! – Леха продолжал говорить внятно, от его привычки глотать окончания предложений не осталось и следа. – В аулах культуре не учат?
Ответа не последовало.
Противник, резко наклонившись, попытался провести захват ног Алексея. Но тот был готов к такому повороту и отошел в сторону, отталкивая от себя протянутые руки. Может быть, будь это ковер, а не тесное помещение, уставленное столами, у борца и получилось бы. Но это еще «бабка надвое сказала». В данной же ситуации он поскользнулся на разлитой каше, пиная опрокинутую тарелку и врезаясь в квадратную колонну. Второго шанса Алексей ему не дал. Не замечая, как товарищи оттеснили желающих помочь своему другу кавказцев, он ударил сверху вниз, в ухо, поднимающуюся голову. Костяшки правого кулака смяли хрящ и скользнули по скуле…
Когда Алексей осмотрелся, вокруг лежало еще несколько человек, а оставшиеся толпились около выхода из столовой, стараясь одновременно покинуть опасное место и не потерять достоинства. Бегали и охали учителя. Друзья стояли к нему спиной, и только Колян поймал взгляд и весело сказал:
– Они тебя вместе отпинать хотели!
Алексей засмеялся. Сказывалось нервное напряжение.
– Я не сомневаюсь!
После следующего урока, побитый самым первым дебошир подошел, почему-то, к Ивану.
– Слышь! После уроков вам смерть будет. Своему, этому, передай.
Иван только усмехнулся в ответ.
– Что он сказал? – с суровым воодушевлением подбежали к Ивану остальные ребята, как только «вестник судьбы» отошел в сторону.
– Что смерть нам после уроков будет. Чурка с..ный, – Ваня улыбнулся, глядя на Николая. – Колян прости.
– Ой! Иди в ж..пу…
– Смерть-не смерть – не знаю, а вы в окно гляньте! – Леха обернулся через плечо к остальным.
– Хрена себе! Откуда их столько? Как мухи на го..но, – ребята облепили подоконник, цепляя густые цветы, обламывая листья.
– На мед… – поправил кто-то из-за спины.
– Ну да, на мед.
– А директриса тебе что сказала? – Ваня отвернулся от окна и посмотрел на Алексея. – Чего ты у нее так долго делал, прощение вымаливал?
– Да пойми ее! Одно и то же спрашивала. Вопросы тупые задавала. Да она сама походу в шоке! Сказала, что посмотрят камеры. Если я виноват, то из школы вылечу.
– Ха! Диман ссыт дальше, чем она видит! – весело воскликнул кто–то.
– Звони ему Вань. Мы отсюда без него не выйдем. И всем остальным звони, пусть собираются. Походу рубилово будет.
– Кому остальным-то? Наши тут все.
– Своим. «Борцам за правую идею», – скривил рот Алексей.
Степень серьезности случившегося Дмитрий понял, как только увидел школу.
Даже издалека было видно, что вся фасадная часть двора окружена толпой. Полоска людей метра два шириной окружала школу полукольцом почти не прерываясь. Подойдя ближе, стало ясно – больше всего подростков до пятнадцати лет. Хотя были тут и взрослые, убеленные сединами мужчины. Но юношей семнадцати-двадцати лет тоже хватало. Все вместе они сливались в одну бурлящую, возбужденную массу. Они сидели на лавках и заборах, да просто на корточках. В машинах и на велосипедах, расставленных за забором, который ограждал школьный двор.
На крыльце сбившись в кучку толпились школьники средних классов. Среди голов мелькнуло несколько девичьих бантов.
Легкий свежий ветерок дул не переставая, почти разогнав тучи. Но даже выглядывающее иногда солнце не разгоняло тревоги, которую навевал шелест тополиных листьев. Казалось, тревога была разлита в воздухе.
Примерно такое чувство Дмитрий испытал еще в милиции. Тогда он в составе наряда приехал на овощную базу, чтобы «собрать там беспризорных». На деле же оказалось, что беспризорные таковыми не являются, и все сплошь и поголовно бегают под присмотром торгующих или разгружающих фуры родителей. Однако ментов это не остановило. Они ловили визжащих детей до двенадцати-четырнадцати лет и тащили их в «буханку». Дмитрий стоял и смотрел, как за их руки, хватающие детей, цепляются матери. Плачущие, угрожающие и умоляющие матери. В тот момент он понял, почему на него ТАК смотрели, как только он вылез из «буханки» …
Не обращая внимания на бесцеремонные взгляды и стараясь не потерять душевного равновесия, он зашел в школу. Поздоровался с испуганным охранником.
– Милицию вызвали… – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес тренер и услышал тихий ответ:
– Нет.
– Почему? – Недоуменно посмотрел на охранника бывший милиционер.
Охранник не ответил ничего. Он умудрился одновременно пожать плечами и указать в сторону директорского кабинета. Потеряв к нему интерес, Дмитрий пошел напрямую к директору. За очередным поворотом увидел своих пацанов.
Они подходили к нему возбужденные и злые, но никак не испуганные. Страха на их лицах не было. Может быть, они не боялись и без него, но в том имелись сомнения. А раз так, то Дмитрий просто обязан их не разочаровать. Вот только как это сделать?
Перекинувшись с ребятами парой фраз, он растолкал их и зашел к директору.
Секретаря на месте не было. Ее можно было увидеть в открытую дверь директорского кабинета. Она сидела, прижимая руки к лицу. А директор, полная низенькая женщина, разменявшая пятый десяток, сидела во главе стола и вошедшего увидела первой.
В кабинете было тихо.
– Здравствуйте, вы видели, что у вас вокруг школы? – сразу взял «быка за рога» гость.
– Видели! Вот! Раз вы пришли, то скажите, что нам делать!
Наверное, от такого вопроса можно было растеряться. Но этого не произошло. Отстраненно отметив, что эта фраза прозвучала явно обвиняющее, Дмитрий ответил:
– Первым делом, для сохранения общественного порядка, нужно вызвать милицию. Насколько я знаю, эта мысль до сих пор не пришла никому в голову. – Дмитрий давил. Сейчас, в такой ситуации, нельзя было играть в дипломатию и учтивость. – Пока они будут ехать пройдет минут пятнадцать в лучшем случае. За это время нужно составить коллективный акт случившегося, под которым должны быть подписи всех присутствующих вплоть до охранника и уборщицы. Больше вам делать ничего не надо. Дальше будет разбираться милиция. Я же сейчас забираю ребят и развожу их по домам.
– Но как вы их заберете?! – директор попала в весьма щекотливую ситуацию. С одной стороны, дома детей ждут родители, бабушки и дедушки. Скоро они начнут звонить и выяснять, почему их дитятко не пришло домой на суп с фрикадельками. Если школьники уже не позвонили домой сами. Выносить «сор из избы» директору не хотелось. Но и отпустить детей она не могла, а ну как их будут избивать? Ведь не просто так школа взята в саду «джигитами». Кто будет нести ответственность за это?! Милиция была бы выходом, если бы не условие сохранения тайны. Вызовешь милицию – проблема выйдет на рамки внутришкольной и тогда уж точно можно ставить крест на будущей карьере. Да и это хлебное место отберут. Именно поэтому, несмотря на огромный страх, она поверила этому молодому выскочке, из-за которого все и произошло. Она ненавидела его, но он был единственным выходом.
– Как-нибудь… – бросил Дмитрий, уже выходя из помещения. Разрешение ему не требовалось.
Он прекрасно понимал, что при таком поведении вся ответственность ложится на него лично. От самого начала и до конца. Никто не скажет ему спасибо в случае успеха, кроме пацанов. А в случае неудачи виноватым сделают его. Понимал, но поступить по-другому не мог. Понимал еще в пятницу, в деталях описывая будущим мужчинам план действия, унимая мелкую дрожь.
– Ну что там, бать?
– Ничего. На вас всем на..рать, – весело ответил тренер и широко улыбнулся.
– Отлично, чё.
– Делаем так, – не обращая внимания на явно унылый тон собеседника, продолжил Дмитрий, – вы собираетесь, и мы идем по домам.
– Да как мы выйдем, бать? – Улыбнулся Иван. Сейчас это «бать» звучало со всех сторон чаще, чем обычно.
– Как? С гордо поднятыми головами, чтобы ни капли страха в глазах. Но без дерзости. Спокойно, как обычно. Как будто случилась небольшая неприятность. За мной не толпиться, не кучковаться и не жаться друг к другу. Увидят, что бздите – порвут всех. Собирайте вещи!
– Да у нас с собой все.
– Тогда пошли.
Они прошли мимо ошалелого охранника, мимо так и жмущихся к крыльцу школьников. Шли, не оглядываясь на девчонок, восхищенно (или испуганно?) смотрящих им вслед из окон и не веря глазам.
Шли.
Толпа дернулась. Людской поток стал стремительно передвигаться к узкой асфальтированной дорожке со школьного двора. Вскоре Дмитрий вел ребят по сплошному коридору с людскими стенами.
Было тихо.
Он боялся. И за себя, и за ребят.
Нельзя сказать за кого больше. Это был один общий страх. Они были одним целым. Сжимая под мышкой папку, сунул руку в карман и крепко сжал раскладной нож липкими от пота пальцами. Вторая рука свободно и беспечно висела, раскачиваясь в такт шагам. Ветер колыхал ткань легкого плаща.
До калитки оставалось несколько метров, когда хлопнула дверца престижного «паркетника». Из машины вышел мужчина лет пятидесяти. Еще через несколько секунд он стоял на дорожке, преграждая путь.
– Э! – характерно растягивая слова начал переговорщик. – Давай поговорим!
Предложением это не было. Это было вызовом. Но Дмитрий не стал принимать предложенные правила. Он остановился и повернул голову с таким видом, как будто заметил мужчину только что. Совершенно бесстрастное выражение лица, казенное равнодушие. Противник не мог знать Дмитрия в лицо, что нужно было использовать. Страх перед дракой, как это всегда бывало, пропал вместе с началом самой драки.
– Они уже без нас поговорили, – это слово он выделил особенно, – и ваших в том разговоре было больше. Дальше будем разговаривать в суде, уважаемый!
Безапелляционное завершение, специфический тон, которого придерживаются облеченные властью должностные лица, отсутствие эмоций и констатация голых фактов. Мужчина остался стоять неподвижно, молча смотря в спины уходящих… победителей. Вся толпа сразу как-то сникла и увяла, выпустив грозную силу. Их победили. Сначала их побили при собственном численном преимуществе. После этого пострадавшие пожаловались старшим. Именно пожаловались – так это выглядело после поражения. Дальше дерзкие противники не испугались еще большей силы и продемонстрировали хозяйское поведение. Это был разгром.
– О–хе–реть! – раздельно выдохнул кто-то.
Ребята шли, не оборачиваясь до тех пор, пока не скрылись за ближайшим углом панельной многоэтажки. Но как только препятствие скрыло их от угрозы, размеренный шаг превратился в хаотичные передвижения, возгласы, похлопывания и другие проявления бурных эмоций.
– Ты видел, как они на нас смотрели?
– А этот, этот, да он просто остолбенел!
– Да ладно, я каждую секунду ждал, что сейчас растерзают!
Такие разговоры длились около десяти минут. Способность соображать к Лехе вернулась первому.
– Вань, а где твои скины?
– Блин! Я про них совсем забыл. Надо позвонить.
Оказалось, что небольшая группа парней – от пятнадцати до двадцати пяти лет, наблюдала за событиями издалека, не показываясь на глаза окруживших школу людей. Их было мало, и подходить ближе, вмешиваясь в ситуацию, они не хотели до тех пор, пока не соберется такое же количество «братьев». О Дмитрии они, естественно, не знали и не звонили Ивану до прибытия подмоги. В тот момент когда друзья выходили из школы, к ним также никто не поспешил на помощь. Объяснялось это просто: «Они же вас не били!»
– Ну все понятно! – ребята засмеялись, услышав рассказ Ивана. – Пускай идут трусы стирают.
Дмитрий молчал, искоса посматривая на смущенного товарища. Да и не надо было ничего говорить, все было и так понятно. Этот урок Иван усвоил на отлично, в том сомнений не было.
И действительно, не «заморачиваясь» долго на предательстве, он беззаботно бросил:
– Да пошли они… Ты нам лучше скажи, как теперь в школу ходить? – несмотря на смысл вопроса, в голосе звучало веселье.
– А что тут такого? – деланно удивился Дмитрий. – Ходить так, как ходили раньше. Этих не задирать, но вести себя так, как ведут победители. Они скоро захотят с вами подружиться – не отказывайте. Пусть будет перемирие, когда всем всё понятно. Нас это устроит.
– А они нас не порвут?
– Нет. Сегодня они получили по носу во всех смыслах. После такого фиаско никто на вас даже косо не посмотрит. Мы для этого рисковали, не вызывая милицию.
– Блин! А что, милицию не вызвали?
– Нет.
– А школа тоже не вызвала? – непонимающе уточняли пацаны.
– Нет, – повторил Дмитрий, не вникая в смысл этого странного «тоже».
– Как так, блин? – продолжал улыбаться Иван.
– Я же тебе сказал, на вас всем на..рать. Осознавай, привыкай. Чем раньше это случится, тем лучше. Милиция директору не нужна. По крайней мере, не нужна была раньше. Ведь это означает поднятие шума и проблемы лично для нее. Она допустила межнациональный конфликт у себя в школе, не смогла его разрешить, возникла драка. Дальше конфликт возрос до районного масштаба. Это ЧП, Ваня. За это с должности снимут на раз.
– Вот с..ка!
Помолчали.
– Теперь, если она умнее обезьяны, то постарается все замять. Хотя в этом я не сомневаюсь. К нам никаких претензий в таком случае не будет. Сомнения у меня есть на другой счет. Менты, скорее всего, обо всем уже знают. Столько детей все это видело. Кто-то обязательно позвонил родителям, сфотографировал все. А то и видео снял. А родители позвонили в милицию. Не все конечно, но кто-то точно. Те будут разбираться, придут к директору. Что в этой ситуации будет делать она?
– Да хрен ее знает? А что?
– Будет стараться перевести стрелки… – Ребята остановились у подъезда и пожали руки первому пришедшему к своему дому товарищу.
– На кого стрелки? – Задал наводящий вопрос Алексей, хотя не мог не понимать, в какую сторону клонит тренер.
– А как ты сам думаешь? В ситуации, когда межнациональные конфликты являются запретной темой? И если уж возникают, то чаще всего виноваты в них бывают русские «нацисты», хотя и этого дерьма тоже хватает. Тем более наша ситуация: побили не вас, а вы, вы тренируетесь специально, чтобы уметь драться, вы не одиночки, а группа, русские…
– А я? – Улыбнулся Колян.
– Про тебя будет проще забыть. Не учтут и все. Короче, все говорит о том, что при необходимости стрелки будут переводить на нас. При этом, в лучшем случае вам будут шить хулиганство и драку, а в худшем национальную рознь. Поэтому слушайте внимательно.
Допрашивать вас без родителей или без учителей не имеют права – вы несовершеннолетние. Но вы на учителей не соглашайтесь, они сделают то, что понравится директору. А в том, что там все уже оговорено я не сомневаюсь. Поэтому просто тупо отказывайтесь говорить с ментами без родителей. Пусть вызывают. Долго упрашивать, а тем более угрожать вам не будут. Но если вдруг такое случится, то не пугайтесь. Собирайте яйца в кулак и стойте на своем, какие бы убедительные страсти вам не рисовали. Потом еще об этом родителям расскажите.
Могут пугать родителей. Но вы все равно вспоминайте пункт о яйцах и, в таком случае, не слушайте уже родителей. На допросе при родителях рассказывайте все так, как было. Без какого-либо вранья. Только никаких «чурок»! Чтобы это слово пропало из ваших разговоров даже между собой.
Если вдруг вам зададут какой-то сложный вопрос, запутают вас, так и говорите: «Я запутался, давайте сначала». В таком случае, дальше, не позволяйте формулировать предложения и вопросы за себя. Заданные вам вопросы переформулируйте так, как они на самом деле должны звучать и отвечайте только на них. Главное, помните – вам никто не имеет права ничего сделать до тех пор, пока не докажут, что вы нацисты. Это доказать очень сложно, потому что неправда, а вы не ссыкуны. Тут главное – не растеряться. Да и родители, может быть, не прощелкают, но на них не надейтесь.
Перед подписью обязательно читайте все записанное. Внимательно читайте! Если что-то не нравится… ну, как сформулировано, например – требуйте переписать.
Если на горизонте появляются менты, при первой возможности звоните мне…
Дмитрий разводил пацанов по домам еще сорок минут.
Прикрыл дверь квартиры и щелкнул замком, в который раз кинув взгляд на ободранный дерматин, когда-то покрывавший многострадальное железо. В комнате шевельнулась штора, потревоженная сквозняком.
На душе было тревожно.
С 5:10 показывают то место и некоторых ребят, дают сильно порезанное и исковерканное моё интервью, перевирают некоторые мои слова.
Первая глава: 1 часть, 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть
Вторая глава: 1 часть , 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть, 6 часть, 7 часть, 8 часть, 9 часть, 10 часть, 11 часть, 12 часть, 13 часть, 14 часть, 15 часть, 16 часть,