Говорят, три ордена Мужества приравниваются к званию Героя Российской Федерации. Не приравниваются: ни финансово, ни в плане каких-либо преференций.
И дело вовсе не в финансовом вопросе, хотя после службы дополнительные деньги никому не помешают, лишних не бывает (многие воины, побывавшие в "горячих точках", проходят реабилитацию до конца своей жизни), а дело, скорее, в том, что если Герой пожизненно воспринят администрациями как небожитель, со всеми заслуженными благами от государства, то на кавалера ордена Мужества, "Мужика" обращают внимания редко. А зря.
Лишь такой же ветеран, прошедший войны, оценит по достоинству, выказывая уважение, зная, что просто так такие награды не даются. Остальные ограничатся недоуменными взглядами или вовсе равнодушно пройдут мимо, а администрация в лучшем случае пришлет открытку, или приглашение на какое-нибудь символическое мероприятие.
Командование трижды представляло Александра Соловьева к высокому званию Герою России, и трижды чиновники наградного управления ограничивались орденами Мужества.
Когда летом 1997 года выпускник факультета войсковой разведки Новосибирского военного училища лейтенант Соловьев прибыл на службу в разведбат 3-й мотострелковой дивизии, впору было отчаяться.
России было не до армии. Всё продавалось и всё покупалось. Рыночные отношения. К армии относились снисходительно, как к досадному недоразумению, которое мешает проявлять политические амбиции и коммерческие интересы. Подобное отношение сказалось и на самих военнослужащих. Офицеры массово увольнялись, было престиж армии остался в несуществующем больше СССР, солдаты-срочники ничему толком не обучались, тянуть лямку службы не желали.
Соловьев прибыл в разведывательный батальон, штатное расписание которого составляло 350 человек, из них в наличии было всего 36. Горстка солдат, пара прапорщиков, командир, несколько молодых офицеров, вот и весь разведбат.
Лейтенант принял взвод разведчиков, который, в основном, чистил картошку на кухне армейской столовой. Плановая учеба? Нет, не слышали. Дембеля обновляли кисточками плакаты возле штаба и отбывали домой, неся на себе гордое звание разведки, ни разу не побывав даже в полях.
Дальше — больше. Комдив приказал доукомлектовать разведбат, отобрав в частях "лучших из лучших" для прохождения контрактной службы. Прибывали, в основном, те, которые были неугодны своим командирам.
Соловьев вспоминает:
"— Когда я увидел эту первую партию, у меня слезы на глазах выступили. Уголовник на уголовнике, такие отморозки — просто ужас. Наверное, проще было бы набрать людей в ближайшем дисбате, чем везти их со всего военного округа. Рвали на себе тельняшки, показывали мне пулевые, ножевые ранения. Раза три обещали зарезать. Бывало, что на КПП меня их «братва» вызывала.. Постоянно вытаскивали этих солдат из тюрем: драки с милицией, грабежи, разбои. Даже на офицеров кидались с кулаками..."
Семь молодых офицеров разведбата написали рапорты на увольнение из рядов ВС РФ. Осталось два взводника. И из этой неорганизованной банды пришлось лепить людей, учить их военному искусству. Трудно было, но кто сказал, что будет легко? Позже в разведбате появятся и другие офицеры, так формировался костяк разведки.
Когда началась Вторая Чеченская, старлей Соловьев находился в отпуске. Узнал, что дивизия поднята на тревоге и убывает в ЧР, пришлось догонять. Ехал в одном эшелоне с тыловиками, свой батальон отбыл раньше. Те недоумевали, ну куда рвется этот неугомонный лейтенант? В грязь, холод и кровь? Батальон материального обеспечения никуда не торопился. Пили водку, заедали тушенкой и надеялись, что само всё как-нибудь обойдется.
Состав подолгу отстаивался на запасных путях, а тыловики этому только были рады. Соловьев ожидать не стал, на перекладных вырвался вперед, нашел свою роту, солдаты не поверили, бросились обниматься.
А затем начались боевые. Те самые холод, грязь и кровь, о которых предупреждали тыловики. Зато со своими ребятами. А те знали — с ними офицер, значит порвутся, не пропадут (позже Соловьев встречал группы солдат, которые остались без офицеров, в глазах страх и полная дезориентация, приходилось таких выводить к нашим). На задания уходили груженные, как мулы.
Соловьев вспоминал:
"— На мне висело: автомат, глушитель, бинокль, ночной прицел, подствольник, ночные очки, две «Мухи», 12 магазинов с патронами, 20 ручных, 20 подствольных гранат, спарка магазинов по 45 патронов. Плюс нож разведчика со своим боекомплектом, плюс пистолет «Стечкин».. Продуктов на сутки — пачка печенья и банка консервов. Есть патроны — есть жратва, нет патронов — нет ничего. У меня пулеметчик тысячу патронов к пулемету таскал. Да еще положено брать запасной сменный ствол. С таким грузом упадешь — сам не встанешь, а если бросишь его — тебя голыми руками возьмут. В бою огонь ведешь — только с колена..."
Не все выдерживали. Некоторые здоровенные ребята "ломались". С них стягивали весь груз, оружие, доводили до лагеря, но после таким путь в разведку был заказан.
Задания в основном были такие: обнаружить базу противника и дать его координаты артиллерии. И тут главное было успеть отойти, пока свои же не накрыли плотным огнем.
Всякое бывало. Бывало, разведчиков гнали по лощинам боевики как на охоте, с собаками и улюлюканьями. А если вступали в бой, то отстреливались до конца, знали, разведчикам пощады не будет.
Один раз группа попала в засаду. Навалились с трех сторон. Счет шел на минуты. Соловьев оказался возле пулеметчика, тот сжимал в остывающих руках покореженный пулемет, его заклинило, пулями повредило ствольную коробку, механизм и гильзовыбрасыватель. Старлей пытался починить "машинку", вокруг уже слышались возгласы "Аллах акбар!". Пулемет заработал, когда "духи" были в пяти метрах. Лента в 250 патронов косила бородатых бандитов в упор. Прорвались.
Один раз в группе не хватало снайпера, напросилась девочка из связи, Марина, бывшая биатлонистка. Комбат на построении увидел ее и обложил старлея Соловьева матами. На задание шли без снайпера.
Сорок боевых операций провел Соловьев. Когда Александр Соловьев на задании "поймал" свой фугас, ему повезло: автоматные магазины в разгрузке приняли на себя основной удар осколков, гвоздей, металлических шариков.
Соловьев долго не мог понять, кто рядом, свои или чужие, хватался за пистолет, за гранаты. Пистолет и гранаты из его ладоней аккуратно извлекали. Рядом были свои, но разведчики не знали, как быть дальше. Радиста тоже выбило. А вокруг скапливались "духи". Соловьев приказал вызвать огонь на себя, назвал координаты и потерял создание.
В самарском госпитале его выхаживала всё та же девочка, Марина Линева. Нашла его, обзванивала все военные госпитали России. Как-то пришло какое-то высокое начальство, сказало, что на Соловьева пришел орден, принесли коробочку. А глаза у старлея были забинтованы. Он попросил дать награду в руки, потрогать, понять, какая хоть она из себя. А вскоре принесли еще два ордена, и снова Соловьев их не увидел, он боролся за выживание.
Выжил, выкарабкался, еще и другим, потерявшим волю к жизни, внушал: жизнь, она впереди, только начинается. А Марина стала его женой. Свадьбу сыграли в госпитале. Повезло старлею с женой. А затем снова служба, нашел в себе силы Соловьев служить, несмотря на... Уволился уже майором, с должности старшего помощника начальника разведки дивизии.
