Объективность… Мечта и стремление всякого аналитика и исследователя, - быть объективным! И чтобы никто не посмел, - потом! - упрекнуть в субъективном подходе.
Вот только разобраться бы с самой объективностью, - как это, «быть объективным»? Что это такое, «объективность»? Сначала разобраться, - только так достигается эта мечта. Недостижимая, пожалуй…
А начать рассмотрение лучше, конечно, с самого слова, потому что самое интересное и важное в нём самом и заключено. Не в статьях философских словарей, нет. В самом слове…
Сюрпризы от этимологии
Это латинское слово интересно тем, что оно стоит в одном ряду с некоторыми другими словами, и все они – производные от одной и той же основы. То есть насквозь пронизаны единым смыслом, хотя и говорят о совершенно разных вещах! Разных-то разных, но связанных по смыслу с русскими словами «бросок» и «бросать».
Кто бы мог подумать? И почему же тогда статьи, заметки и книги, посвящённые теме «объективность», не начинаются с этого важного обстоятельства? Потому, вероятно, что личное понимание исследователя важнее ему, чем свидетельства языка. Нет такой традиции в науке: перед рассмотрением какого-либо явления, рассмотреть сначала, что говорит само слово, обозначающее явление. А зря…
Причина такого невнимания к слову, в общем, известна, хотя она и нечасто озвучивается. Дело в том, что гласно или негласно считается, что слово «придумано искусственно», то есть «случайно». Стало быть, само по себе слово не несёт никаких знаний и сведений о предмете, - просто «обозначает» его. А раз так, оно могло бы быть каким угодно другим, состоящим из любых других звуков и букв. То есть, «дуб» мог бы быть назван как «граб». Тогда и производные слова звучали бы совсем иначе. То есть, «грабли» звучали бы как «дубли»? Ну, да… К счастью, это не так.
Слово (каждое) вряд ли придумано человеком. Больше похоже на то, что слово (каждое) дано первочеловеку в готовом виде, - крамольная для науки версия! Однако, для ныне живущего человека это именно так и есть. В отличие от своего далёкого доисторического предка, слово ему именно дано, - со всеми сопутствующими смысловыми ниточками, простирающимися к совокупности производных слов. Из этих смысловых нитей соткано целое смысловое «полотно», смысловое «поле», на котором каждое слово-росток несёт в своём составе всю совокупность дополнительных смыслов, что и создаёт смысловую глубину и широту каждого слова.
Выписанные на бумаге, слова образуют текст. И латинское textus тоже напоминает нам о «ткани», «сплетении нитей», «связи слов». Так переводится это слово! Если некий текст бывает бессвязным, то именно потому, что в нём разорваны ниточки смысловых связей.
Вот здесь и стоит покопаться, ведь «объективность» - не одинокий колышек на «смысловом поле языка»! «Объективность» - часть довольно большого ряда…
Вот этот ряд:
- «инъекция», «проекция», «проект» («прожект»), «прожектор», «инжектор». И, здесь же, - предмет нашего рассмотрения, – «объект» и «субъект», «объективность» и «субъективность».
В основе всех этих слов лежит «йект», «бросок».
Кто-нибудь, стремящийся к объективности, подразумевает ли что-либо, связанное с «броском»? С «инъекцией» и «прожектором»? Вряд ли. Тогда, что же он подразумевает под «объективностью», о которой так уверенно, бывает, начинает говорить, «не просекая» самого слова?
В том всё и дело, что рисует он себе - и нам тоже! - нечто весьма неопределённое! Или то, что ему нравится. Допустим, это будет нечто «правильное», как он думает. Или «верное». Или «как есть на самом деле». Увы, отсюда и бесконечные дискуссии, мнения и прения: «правильное» и «верное» мы понимаем очень по-разному! А уж «на самом деле» - так вообще можно стыковок не найти!
Более или менее разумное звучит только в трактовке «объективности» как «рассмотрения со всех сторон». Тогда как «субъективное», соответственно, будет «выборочным анализом, неполным рассмотрением». Иногда, когда это выгодно, такой подход называют «предвзятостью».
Слабое обвинение! Ведь рассмотрение «со всех сторон» вряд ли вообще когда осуществимо… Хотя бы потому, что кто же знает, сколько их, этих «сторон»? И, стало быть, наше рассмотрение всегда несёт в себе увесистую долю неполноты анализа, охотно приравниваемую к «субъективности». И мы хорошо знаем и чувствуем, сколь часто возникшая полемика похожа на переливание из пустого в порожнее.
Рассмотрим же приведённый ряд слов подробнее, пригодится…
Итак, «инъекция»… Хорошо знакомая нам медицинская процедура! Но, то, что она есть «бросок», не покажется узнаваемым или хорошо знакомым. А ведь она – «бросок»! Слово происходит от латинского injection, где in это «в», а jection – «бросок». То есть, «инъекция» это «вбрасывание». В данном случае – внутрь мышцы, вены или артерии.
Теперь «проекция»… От латинского projection, где pro – «вперёд», плюс всё тот же «бросок». Projicere– «бросать, выбрасывать вперёд». Или «набрасывать», так будет звучать ловчее на русском. Когда мы «проецируем» сетку меридианов, то мы действительно «набрасываем» её на глобус. Делаем или «наносим» проекцию… Так же работает кинопроектор, «бросая» изображение с плёнки «вперёд», в сторону экрана, «набрасывая» изображение на экран.
Ну, а «проект»? Происходит от латинского projectus – «брошенный». Скорее – «проброшенный» через что-то. Когда архитектор предлагает «проект», то он «пробрасывает» полученное задание (построить дом) через своё видение. Или «набрасывает» на задание своё видение. Как бы то ни было, в основе всё тот же «бросок». Только это не то же самое действие, как бывает, когда бросают камень или бросают мадам Брошкину. Скорее, здесь – как брошен изучающий, вдумчивый взгляд… Как это делает прожектор, - хоть у него и нет «взгляда», - бросающий сильный направленный пучок света, освещая предмет. Так же, как делает инжектор, вбрасывающий струю газа или горючей жидкости в двигателе. Здесь везде присутствует действие! А мы-то привыкли, что «проект» это идея. Или рулон чертежей. Или стопка исписанной бумаги. Так же, как привыкли понимать, что «объект» - «вещь». Зря мы к этому привыкли…
Когда камень смотрит на тебя
В далёкие советские годы, читая литературу по йоге в самиздате тех времён, я как-то наткнулся на странную фразу:
- «когда ты смотришь на камень, знай, камень тоже смотрит на тебя».
Посмеялся, конечно, но в памяти засело! Что-то смутно угадывалось здесь как чрезвычайно важное и совсем не смешное. Да, как понял я много позже, речь идёт об объекте и связанной с ним объективности. Смотрим.
Объект. Происходит от латинского obiectum или objectum. В совершенно точном переводе на русский подаётся нам как «предмет». Разве что «бросание» (-ject, -iect) заменяется у нас на «метание» (-мет). Так возникает первое прозрение: и латинский «объект», и русский «предмет» - вряд ли «вещь», как бы ни было привычным такое понимание! «Предмет» - действие, «метание перед собой». И в буквальном латинском слово тоже звучит как «брошенный обо что-то». Не «к чему-то», а именно «обо что-то».
Это важно: думать об этом мы, конечно, вольны всё, что нам угодно. Или удобно и выгодно. Но, во сто крат важнее знать, о чём говорит само слово, - здесь подразумевается, что отскочить должно. То есть, не как «моск ап стену», прилипнет ведь. А как «горохом об стенку», с отскоком не только в стороны, но и с частичным возвратом обратно… Такое понимание буквально прописано в смысловой структуре objectum:
- ob, - расположенный впереди перед тобой, Смотрящий на Камень;
- jicere, - бросать вперёд перед собой, Смотрящий на Камень.
Применяя аналогию иносказания, отмечу, что мы работаем здесь как радиолокатор. Мы «бросаем» взгляд в сторону вещи, делаем «бросок» взгляда. Можно сказать и чисто по-русски: «метнули взгляд». Женщины так вообще мастера по «стрельбе глазами». Бывает, очень метко! Смысл тут всё тот же. Но, вернёмся к радиолокации: «бросили» или «метнули» и … что? И получили «ответный сигнал»!
Камень тоже смотрит на тебя, Смотрящий на Камень!
Мы так и говорим иной раз: «этот камень бросился мне в глаза». Язык не запрещает такие смысловые конструкции! Видимо потому, что камень действительно что-то бросил в ответ… Бросил отражённый взгляд, естественно, а не «что-то». Слабенький уже сигнал, больше похожий на эхо… То-то мы можем хорошо рассмотреть грани и рёбра камня, но при этом «даже не заметить», что он стоит на трёх «ножках» и покрыт пятнами мха…
Не приучены мы подразумевать такую «активность» за камнем! Не учили нас этому. А вот писатель-фантаст Станислав Лем приучен. Уж не знаю, где он этому выучился, самоучка может? В его романе большой-большой космический булыжник Солярис так и «активничал» с землянами, что вдруг возникли на его орбите и изучали его методом «научного тыка». Взоры метали, взгляды бросали… Что-то там из этого выйдет?
Вышло известно что. Солярис снизошёл таки до того, что тоже бросил взгляд, - кто там у меня на орбите безобразничает? И давай себе материализовывать образы сознания пришельцев. Рассматривал их, наверное, объективно… И земляне, в разной степени, но полным составом экспедиции «поехали крышами»: камень тоже смотрел на них! И не были они к тому приучены…
Где и как они учились, если слово objectum об этом и говорит? Там же, где мы все учились и учимся. И думаем, что «объект» или «предмет» - просто вещь.
Субъект. Составные части слова понятны уже без перевода. Но, глянем, всё же, ибо с предлагаемым нам переводом и смыслом тут далеко не так всё чётко, как в случае objectum = предмет.
Итак, sub– ниже, jacere– бросать. Пишут, что «субъект» - производитель действия. Тогда при чём тут «ниже»? Отмечу, не рассусоливая, - «субъект» не производитель; он – получатель обратного действия или эха его сигнала. Конечно, ведь «субъект» переводят нам как «подчинённый», «подданный», «подставленный», «лежащий внизу». Обобщённый смысл: «субъект» здесь уже не действует. Он, несомненно, получатель ответного действия, - пассивная, страдательная фигура!
Он получает «обратку», - Камень тоже «бросает на него взгляд».
В описании этой «когнитивной дуэли» следует отметить нелады не только с переводом слов, но и с самой манерой речевого использования и понимания приставки sub-. Немцы здесь особо отличились. От них к нам пришло слово суффикс, который вообще-то subfix, это мы уже его неправильно произносим и пишем. Так вот, этот субфикс означает «под корнем». Почему «под»? Он же «за» корнем или «после» корня (fix, фиксированная часть слова). Более правильно его сегодня так и называют – «постфикс» - именно потому, что после корня. Но, сложившееся словоупотребление вряд ли кто вознамерится «отменить».
Думаю, что трактовка субъекта как «ниже лежащего», сделана в той же немецкой манере. Надо бы понимать «субъект» как «получающий после». Но, после чего? После броска собственного взгляда.
И тогда всё встаёт на свои места. Субъект - процесс обратного «вбрасывания взгляда»; субъект – действие восприятия, не вещь! «Психо-инъекция», если угодно… И в этот момент «субъект» вполне себе «объект» этого обратного действия. Ну, а наш камень, который мы называем и понимаем как именно и только «объект», - теперь вполне себе действующий «субъект». Так говорит сам язык.
Как всё запуталось! Как поменялось местами! Однако, это не шулерский фокус развлекающейся мысли. Это известно многим людям и очень давно.
Советский авиаконструктор Роберто Бартини писал: «В моём сознании совершается таинство: материя изумлённо рассматривает самоё себя в моём лице. В этом акте самопознания невозможно проследить границу между объектом и субъектом ни во времени, ни в пространстве. Мне думается, что поэтому невозможно дать раздельное понимание сущности вещей и сущности их познания» (цит. по Ходанов, «Роберто Бартини – конструктор красных самолётов. Юность мастера»).
Всё, что написано мною выше, втиснуто здесь в три предложения. Авиаконструктор, которого по роду деятельности сложно заподозрить в склонности к мистике, пишет об отсутствии границ между «объектом» и «субъектом»! «Материя изумлённо рассматривает самоё себя в моём лице», - писал он об обратном воздействии объекта на субъект. Он не стесняется называть это таинством…
Вряд ли Бартини взял эти положения из научной литературы, там такого не напишут, - не положено! Вместе с тем, его слова несут в себе искренность стиля дневниковой записи. Похоже, это его личный опыт, и личная отвага писать об этом именно так. Как есть!
Так что и нам не надо этого бояться! Сам Бартини, как пишут про него, вообще ничего не боялся. С него, между прочим, Михаил Афанасьевич Булгаков в значительной степени списал образ Воланда…
А вот и сам Роберто Бартини, итальянец, утверждавший «Я – генетически русский». Надпись на картинке – его девиз уже как советского авиаконструктора. Это литературный перевод слов c его родового герба: «Bella Avis Rubra Terrorem Infert Nigrae». Первые буквы каждого слова и составляют его фамилию-псевдоним БАРТИНи. Загадочная личность, посвящённая в интимные перипетии отношений «субъекта» и «объекта»! Всё правильно, ведь конструкторская деятельность, хоть и относится к научно-технической сфере, но по сути своей является творчеством, сродни искусству. Так утверждали в КБ Сухого и Микояна…
Субъект-объект в музыкальном творчестве
Трудно, почти невозможно, писать о событиях «творчества вообще». Всё очень по-разному происходит у композиторов в отличие от скульпторов; у поэтов в отличие от живописцев. Но, можно ограничиться описанием чего-то одного, я предпочитаю здесь говорить о творчестве в сочинении музыки. Не в рамках упомянутой выше «предвзятости», а именно потому, что только это одно и знаю твёрдо.
Опять же, и музыку можно тоже сочинять очень по-разному! Но, есть один момент, известный мне лично, и подтверждённый отчётами творческих музыкантов. И речь в них идёт о «танце» субъекта и объекта, где они постоянно меняются местами, так что и не понять уже, кто там кого ведёт…
Это особый способ сочинения музыки, - вслушивание в звук. Он извлекается из инструмента и композитор (субъект) начинает с особым вниманием его (объект) слушать. «Бросок» внимания к звуку, даёт «отдачу», порождает «обратную волну»: композитор вдруг начинает слышать внутренним слухом то, что заключено в этом звуке помимо того, что он есть просто «ля» первой октавы…
А там может быть очень-очень много чего! В одном только звуке можно услышать скромную прелюдию, а может и величественный фортепьянный концерт. Симфонию, сонату. Композитор увлечённо выслушивает этот начальный звук со всех сторон, обслушивает его (хоть так не говорят). Он не придумывает «из головы», что будет звучать дальше, - звук сам подсказывает ему! Так и хочется сказать:
- звук тоже слушает тебя, Композитор! И он знает, к чему ты готов, и что ты сможешь ухватить…
Поэтому, из звука вырастает не всё то, что померещилось сочинителю вначале, а что-то одно, - симпатичная мазурка, к примеру. Совсем не согласуясь с планами музыканта, - мало ли, что этот «субъект» хотел! «Объект» его слухового восприятия, - звук «ля», - сам выступил активно действующим «субъектом», превращая сочинителя в «объект» внедрения и воплощения музыкальной идеи.
Когда именно так и происходит, на выходе в итоге – всегда сильное музыкальное построение, о котором слушатели непременно скажут: «Сударь, да Вы талант!». Но, автор знает: здесь как у Роберто Бартини, - здесь происходит таинство особого слияния «объекта» и «субъекта».
Нет, психолог, конечно, всю эту повесть проинтерпретирует совсем иначе, без всяких таинств, и, боже упаси, мистики! Ну, да, психолог думает, что о сочинении музыки он знает больше и лучше, чем тот, кто её пишет… Да, да, - танцы «субъекта» и «объекта» не для него.
Интересно, как у него дела с «объективностью»?
Проблема объективности в науке
В 1977 году в журнале «Вопросы философии» была опубликована статья «Проблема объективного метода в психологии», наделавшая много шума в научном сообществе. Она остро актуальна по сей день, ибо выдвинутые в ней вопросы не решены и поныне.
Два выдающихся деятеля советской науки, - психолог В. П. Зинченко и философ М. К. Мамардашвили, - буквально шокировали академическую среду внятной постановкой трёх непростых вопросов. Если не сказать, скандальных вопросов…
Во-первых, в статье они предположили, что психика человека должна обладать пространственной характеристикой. Не просто длиться во времени, но и простираться в пространстве:
- «…основная трудность относится к возможной пространственности психических процессов и их продуктов», писали они.
Как известно, психология вообще не рассматривает «пространственность» психики. Авторами статьи подразумевается, что это упущение радикально ухудшает качество психологических описаний.
Во-вторых, все трудности и запутанность материалистической трактовки психических явлений, авторы подали, по сути, как неявное свидетельство существования Души. Рассматривая многочисленные варианты сведения сложного к «простому» и «понятному», они пишут:
- «… возникли и ныне сосуществуют многочисленные варианты редукционизма: нейрофизиологический, логико-педагогический, информационно-кибернетический, социокультурный и пр. Кстати, этот утомительный, хотя и далеко не полный перечень скорее мог бы убедить в реальности душевной деятельности как таковой и несводимости ее к какой-либо другой реальности просто потому, что таких реальностей слишком уж много».
Этих двух положений хватило, чтобы академическое сообщество «встало на дыбы», а статья, отшумев в режиме «кухонных дебатов», была «сброшена в игнор».
Но, главное, - в-третьих, - чем замечательна статья, так это рассмотрением «проблемы объективности» в психологии. Из текста следовал безрадостный вывод о невозможности объективного подхода в изучении психических феноменов:
- «либо объективность метода достигается ценой отказа от понимания психической реальности, либо сохранение психического достигается ценой отказа от объективности анализа».
Именно жёсткая диспозиция «или – или» и создаёт в психологии «проблему объективности». Проблему настолько нерешаемую, что большинство исследователей давно уже впали в полное уныние, растеряв всякую веру в то, что «языком психологии» вообще возможно хоть как-то правдоподобно описать что-либо в сфере психического.
- «Стремление к поиску объективных методов психологического исследования, равно как и потеря веры в их существование порождают в психологии беспрецедентные для любой другой науки по своему разнообразию формы редукции психического», - такими словами авторы описывают полный раздрай в умах и душах исследователей.
«Потеря веры в существование объективных методов», - отчего так? В общем, понятно «от чего»: сами термины «объективность» и «субъективность» не разобраны в этимологическом и смысловом ключе. Так, будто и нечего здесь разбирать! Все дружно и послушно следуют лишь наивному представлению об их «интуитивной ясности», даже не подозревая, какие непростые события отражены в смысловой структуре «простых» и «понятных» слов. Они буквально зафиксированы в «смысловом теле» самого языка, и описывают диспозицию «и – и», когда камень – и «объект», и «субъект». Когда наблюдатель – и «субъект», и «объект». Они меняются местами, постоянно и многократно! «Антропный принцип» космологии и «феномен наблюдателя» физики элементарных частиц, во всей красе присутствуют в банальных актах человеческого восприятия. И меняют буквально всё в трактовке «объективного события».
А коли так, то, поданное «строго объективно», событие просто умирает. Это ли не итог «субъективного подхода»?
Объективность, она такая, - вполне себе субъективная… Вот кто-бы мог такое подумать? И самый тяжёлый вопрос – классическое «что делать?».
****
