Память о Великой Отечественной войне материальна в нашей стране. Ее можно увидеть на улицах: в памятниках и памятных знаках, братских могилах, мемориальных досках и известных на весь мир мемориальных комплексах. Ее можно услышать и прочитать: в песнях и книгах, в рассказах еще живых участников и их потомков, в шуме ветра и листвы на местах боев. Ее можно ощутить, прикоснувшись в земле и камням, к следам пуль на зданиях, которые сохранились с той поры – да, есть и такие.
Память о той страшной войне многолика. Точнее, многолики памятные места и знаки, их невозможно вместить в одну карту. Это и линии фронта, и места боев и генеральных сражений: от Брестской крепости и Буйничского поля в 1941-м до крупных операций осени 1943-го и «Багратиона». Это и бывшие партизанские края и зоны, партизанские аэродромы и госпитали. Это страшные концентрационные лагеря – от детского «Красного Берега» до огромного «Тростенца», унесшего жизни, по разным данным, от 200 до 500 тысяч человек, причем не только наших сограждан… Это лагеря для военнопленных.
Система и бухгалтерия смерти
Изощренное долгоиграющее убийство – а ничем иным условия, в которых содержались советские военнопленные, назвать нельзя – было оформлено и задокументировано максимально четко, что после открытия архивов облегчило работу историков. Причем оформлено было еще до начала боевых действий: приказ «О службе содержания военнопленных по плану «Барбаросса» был озвучен отделом вермахта по делам военнопленных 16 июня 1941 года. Здесь были обозначены и полномочия службы содержания военнопленных (до максимального предела вместимости – то есть буквально «как селедки в бочке»), и принципы обращения с ними.
Лагеря для советских военнопленных подразделялись на три типа: пересыльные – «дулаги», для рядового и сержанского состава – «шталаги», для офицерского состава – «офлаги». Общим было размещение «филиалов» этих лагерей на промышленных объектах – для максимального использования измученных истощенных людей в качестве рабочей силы. Отдельные лагеря создавались для инвалидов, непригодность которых была уже очевидна: тяжелораненых, с ампутированными конечностями, слепых, душевнобольных. Количество их менялось с течением войны, однако исследователи подсчитали: всего на территории Беларуси действовало более 160 лагерей для военнопленных, унесших жизни более 810 тысяч человек. Крупнейшие из них находились в самых разных регионах республики, в разных оккупационных зонах. Шталаг-314 в Бресте (известные как «Красные казармы») стал могилой для 7 тысяч военнопленных. Дулаг-203 в Кричеве – для более 18 тысяч. Дулаг-185 в Могилеве – более 40 тысяч. Шталаг-337 на станции Лесная под Барановичами – более 88 тысяч человек.
На должность комендантов лагерей назначали немецких офицеров в чине полковника старше 50 лет, которых готовили на специальных курсах в шталаге-IID в г. Штатгард в германской Померании (в качестве учебного пособия выступала информационная записка «Мероприятия при начале строительства нового лагеря военнопленных для 1000 русских (!)». В шталагах и офлагах коменданту полагался заместитель. Из числа военнопленных в каждом бараке назначался свой «комендант», осуществлявший коммуникацию с тюремщиками. На должности завхоза, заведующих кухней, мастерскими, госпиталем (в отдельных лагерях были лазареты, где врачи из числа военнопленных пытались по мере сил и возможностей спасать товарищам по несчастью жизнь) назначались немецкие унтер-офицеры. Действовала внешняя немецкая охрана. Часто боеготовность оружия проверялась очередью по толпе заключенных…
«Дорога на Голгофу» для попавших в плен красноармейцев выглядела так: пленение – дивизионный сборный пункт – корпусной сборный пункт – армейский сборный пункт – дулаг: пересыльный лагерь, освобождавший фронты от массы военнопленных и переводивший их в немецкий тыл. Дулаги хорошо известны нам по кинематографу: территория под открытым небом, огороженная колючей проволокой, позже – 3-метровыми заборами, снабженными сторожевыми вышками. Еще одним вариантом было использование неприспособленных помещений: конюшен, разбитых казарм. В немецких документах мы находим примеры: «под крышей только 6000 пленных, остальные – в укрепленных ямах в грязи»; «под крышей 3000 могут лежать или 5000 стоять»… Позже тех, кто оставался в живых, рассылали по стационарным лагерям. Их размещали в бараках, делили по национальному и половому признакам (за попытку проникнуть в женский барак мужчинам-военнопленным грозила смертная казнь). В каждом лагере был карцер – здесь пленных подвергали пыткам и наказаниям. Голод, холод, издевательства…
«Русский военнопленный далеко не так хорош, как это кажется. Всеми средствами необходимо стремиться, чтобы при обращении с военнопленными соблюдалась в их отношении строжайшая дисциплина. Целесообразно создавать из военнопленных лагерную полицию. Командным составом в эту полицию должен быть назначен немецкий охранный персонал» - гласит донесение на имя начальника Управления общих дел Главного штаба немецких вооруженных сил в Варшаве 4 сентября 1941 года. Такая полиция именовалась внутренней, ее «сотрудники» носили снятое с пленных офицером командирское обмундирование, сапоги, ремни, белую повязку на левом рукаве, имели немного лучшее обеспечение. В полицию вступали по разным причинам: одни – чтобы выжить, другие приспосабливались к новым обстоятельствам, третьи – с целью защитить своих товарищей, по заданию подпольных организаций: ведь сопротивление продолжалось и здесь…
Оккупанты делили военнопленных на категории. Добровольные перебежчики сразу заселялись в отдельные бараки, содержались в лучших условиях и использовались как вспомогательный персонал. Следующей ступенью были «внутренние полицейские», коменданты бараков, переводчики. Затем – писари, кухонные рабочие, врачи, артисты. Затем – те, кто составлял рабочие команды. Самое тяжелое положение было у раненых, евреев и «комиссаров» (а также политруков и коммунистов как таковых, если их идентифицировали): их ждала смерть по умолчанию. Причем уничтожение каждой из этих категорий военнопленных было регламентировано соответствующим приказом: «Об обращении с политическими комиссарами» от 6 июня 1941 года (!), об обращении с евреями (приказ № 8 СД) от 17 июля 1941 года, и приказом генерал-фельдмаршала Вильгельма Кейтеля от 22 сентября 1941 года об обращении с физически обессиленными пленными. Выжить некоторым евреям удавалось, если они скрывали свою национальность (в том числе с помощью товарищей) и записывались татарами, лезгинами, азербайджанцами. То же самое касается политработников: многие вернулись из плена, если им удавалось скрыть свою воинскую специальность.
Мы видим главное: чудовищные условиях нахождения в плену советских военнослужащим были запрограммированы нацистами заранее. Отказ придерживаться норм международного права в отношении военнопленных красноармейцев был мотивирован тем, что СССР не присоединился к Женевской конвенции 1929 г. Однако сама Германия эту конвенцию подписала, соответственно, должна была ее соблюдать. Ничем иным, кроме целенаправленного уничтожения пленных советских военнослужащих, объяснить условия их содержания нельзя.
Шталаг-352
Мы расскажем об одном из крупнейших лагерей военнопленных на территории Беларуси. На его территории сохранились здания, помнящие то время. Еще живы люди, прошедшие ад, созданный руками оккупантов на этой земле. С 17 апреля 2020 года силами 52-го отдельного специализированного поискового батальона с помощью бывшего узника лагеря Бориса Попова продолжаются раскопки, находятся личные вещи, устанавливаются имена – и у потомков появляется возможность проститься с дедом или отцом.
352-й шталаг известен как «Масюковщина», однако это не совсем верно. Территория воинской части в одноименной деревне, казармы которой немецкие оккупанты использовали для содержания военнопленных, и которая в 1970 году стала частью белорусской столицы, была лишь частью этого лагеря.
Справочник «Лагеря советских военнопленных в Беларуси. 1941 – 1944» кратко сообщает:
- время существования: июль 1941 – 20 августа 1944 г.;
- место расположения: две части, одна – в Минске («Городской лагерь», отделения в разных частях города), вторая – район д. Масюковщина («Лесной лагерь»);
- количество погибших – более 80 тыс. человек (выявлены имена около 14,5 тысяч).
Филиалов у шталага-352 было 23: на авиазаводе, хлебозаводе, мясокомбинате и других объектах, где использовался труд военнопленных.
Трагедия Масюковщины никогда не была забыта. Уже во второй половине 1944 года, в период работы Чрезвычайной государственной комиссии (ЧГК) по установлению жертв нацистских злодеяний, была начата работа по приведению в порядок захоронений. Уже в 1949 г. там появился временный памятник, а спустя 15 лет появился мемориал, чуть позже был зажжен вечный огонь. В современном Минске мемориал расположен на пересечении улиц Нарочанской и Тимирязевской. Крупными буквами на белорусском языке выбита надпись: «Сучаснiкi i патомкi, схiлiце галовы. Тут спяць вечным сном тыя, хто не стаў на каленi перад ворагам… Тут у 1941‒1944 гг. нямецка-фашысцкiмi захопнікамі расстраляна і замучана 80 000 ваеннапалонных савецкай арміі і мірных грамадзян». Десятки мраморных плит обозначают могилы, и на многих из них нет надписей, потому что до сих пор не установлены имена погибших в этом страшном месте.
Бывший узник этого лагеря, писатель Степан Злобин, попавший в плен под Вязьмой (в составе «писательской роты» 8-й Краснопресненской дивизии народного ополчения) осенью 1941 года и вынесший все тяготы фашистской неволи, в 1964 году опубликовал автобиографический роман «Пропавшие без вести». Действие его происходит в «Городском» отделении Шталага-352: именно здесь он исполнял обязанности санитара в лазарете. Книгу с первоначальным названием «Восставшие мертвецы» он начал писать еще в 1945 году, однако тогда книгу не пропустила в печать цензура. А когда книга была все же издана, она внесла огромный вклад в реабилитацию бывших военнопленных, как юридическую, так и моральную.
Имена 9425 узников шталага, которые удалось установить, занесены в книгу «Вечная память вам, сыны братских народов». Эта книга хранилась в закрытой ротонде, позже была заменена каменным муляжом. Сейчас один из экземпляров мартиролога хранится в Белорусском государственном музее истории Великой Отечественной войны.
История лагеря началась с дулага-126, организованного на территории Пушкинских казарм по Логойскому тракту в июле 1941 года. Сейчас на этом месте, на перекрестке улиц Калинина и Якуба Коласа можно увидеть памятник с изображением обессиленного красноармейца, повисшего на заборе из колючей проволоки – или цепляющегося за него, а через него за саму жизнь: ведь по дороге в лагерь немцы просто расстреливали тех,
В августе большая часть заключенных лагеря была перевезена в Масюковщину, которая и стала основной частью 352-го лагеря. До войны здесь – в районе деревень Масюковщина, Подгрушево, Ржавец и Глинище – располагались сначала часть 7-й кавалерийской дивизии имени английского пролетариата, а потом 355-й стрелковый полк.
«По территории лесной лагерь огромный. Он очень подходит для оборудования там шталага, т.к. помещений и воды там достаточно. Имеются удобные помещения для размещения администрации и охраны лагеря».
Из рапорта коменданта округа
для размещения военнопленных
капитана Маршалла (август 1941 года)
Вот как описан лагерь в докладе специальной комиссии при ЦК КП(б)Б вскоре после его освобождения летом 1944 г.: «Площадь была около 50 гектаров. Лагерь был окружен сложной системой заграждений, укреплений и сторожевых постов. Стена из колючей проволоки отделяла пленных не только от внешнего мира, но и разделяла зоны внутри лагеря. По углам и внутри лагеря на перекрестных дорогах сторожевые вышки с прожекторами, каждые 300 метров сторожевые посты, а между ними ДОТы с пулеметными установками. Пленные жили в западной части лагеря в бараках, окна в которых также переплетала колючая проволока — ее назвали зоной С».
Вокруг бывшего военного городка возвели ограждение в несколько рядов колючей проволоки, оснащенное сторожевыми вышками. На воротах красовалась надпись Lipptor – «Ворота Липпа», по имени заместителя коменданта Хайбириха Липпа.
Рядом проходила железная дорога (направление Минск – Молодечно), и большинство военнопленных доставлялось в лагерь именно по ней. Бывали и пешие этапы. Сюда свозили пленных со всего советско-германского фронта: раненых, голодных, измученных.
Помещения, где мы были размещены, представляли собой два темных полуразрушившихся сарая, именуемых немцами бараками № 21 и 22. В отверстия вверху сараев врывался вовнутрь страшный холод. Они же служили источником дневного света. В сараях не было отопления, пол был земляной. Были жуткая грязь, вонь и темнота. Людей, не мытых уже в течение нескольких месяцев, заедали вши. Вода в бараке совершенно отсутствовала. Люди собирали смешанный с грязью снег и утоляли жажду…
Г. Воронов, бывший узник Шталага-352.
У пленных отбирали кожаную обувь, взамен выдавали грубую, на деревянной подошве, и старую, снятую с умерших одежду. Казармы и бараки не вмещали всех: в бараках на 75 человек вмещалось до 500 – и все равно большая часть зимой 1941 – 1942 гг. располагалась под открытым небом. Практиковались пытки и издевательства над военнопленными. Например, «фирменным знаком» Липпа было подвешивание людей за подбородки на металлические крюки, что означало медленную мучительную смерть. Карцер представляли собой полуземлянку без крыши с натянутой сверху колючей проволокой и залитым водой полом: человек в этом карцере вынужден был находиться на четвереньках или сидя в воде. Многих после пребывания в этом месте приходилось сразу хоронить. А еще нацисты устраивали «учебную стрельбу» по живым мишеням…
«В середине 1941 года я был направлен в лагерь "Минск", где пробыл до середины 1942 года. В "Лесном лагере. Минск" помещалось приблизительно 30 тысяч военнопленных. Имеющихся бараков для военнопленных было далеко не достаточно. Строились дополнительные палатки. Помещали военнопленных даже под открытым небом. Я видел своими глазами — это было сразу после моего прибытия в лагерь — три или четыре советских военнопленных были повешены на территории лагеря непосредственно перед бараками военнопленных».
Из протокола допроса бывшего унтер-офицера
3-й роты 332-го охранного батальона
Франца Юрка о Шталаге-352
(Коттбус, 17 апреля 1968 года)
Питание состояло из 100-160 граммов эрзац-хлеба и двух кружек баланды (картошка с соломой и гнилым конским мясом), но и его можно было лишиться в наказание за провинности. Бывший узник шталага-352 минчанин Борис Попов вспоминал, как стояли в очереди за этой баландой, как наливали ее чуть ли не в пилотки и шапки (консервные банки были роскошью), как ловили и ели лягушек, как рвали траву, чтобы хоть чем-то заглушить голод…
Тогда же вспыхнула эпидемия тифа, ежедневная смертность достигала 200-300 человек. Имен большинства из них мы до сих пор не знаем. По предварительным подсчетам, только в ноябре – декабре 1941-го погибло 25 тысяч, в декабре 1941-го – марте 1942-го – около 30 тысяч, в городском лагере тогда же умерло около 10 тысяч. Большая часть узников умерло именно тогда, в первую военную зиму – 55 тысяч человек. Трупы свозились к ямам, вырытым у деревни Глинище.
Ежедневный мучительный подвиг
Изменение положения на фронте – в первую очередь, успех Красной Армии в боях под Москвой зимой 1941 – 1942 гг. – повлекли и изменение в положении советских военнопленных: война затягивалась, они становились важным стратегическим ресурсом, их жизнь приобрела в глазах оккупантов хоть какую-то ценность. В лагере заработал лазарет, появились санпропускник и баня, немного увеличился паёк. Многим узникам это спасло жизнь…
Команды заключенных работали на уборке территории лагеря, в гараже, на лесопилке, в мастерских, организованных на территории лагеря. За пределами лагерей – Лесного и Городского – они работали на городских предприятиях, на разборке завалов, добыче торфе, производстве оружие. Более чем на 90 железнодорожных станциях работали команды военнопленных: разгружали вагоны, ремонтировали железнодорожное полотно.
«День в лагере начинался с подъема на рассвете. Первым делом убирали из бараков умерших. Потом ждали еды, ее получали к полудню. Под вечер всех загоняли в бараки. И так изо дня в день. Каждый мечтал сохранить силы, чтобы дойти до машины у ворот лагеря, на которой увозили из лагеря на работу. Но брали не всех, отбирали нужных специалистов».
Бывший узник лагеря
Василий Петрунин
И несмотря на все тяготы, люди старались не только выжить, но и сопротивляться. Степан Злобин, уже упомянутый нами, писал от руки для своих товарищей газету «Пленная правда», которую называл «органом Советской власти и непроданной чести». Девизом автор избрал слова Гёте: «Лишь только тот достоит чести и свободы, кто каждый день за них готов идти на бой». Злобин писал небольшие заметки о событиях на фронте, о которых расспрашивал вновь прибывших пленных, о том, что происходит в Минске (о чем сообщали тех, кто выходил в город на работы). С помощью товарищей он смог написать три экземпляра, один из которых совершенно случайно в 1949 году нашел в помещении бывшего лазарета минский школьник Иосиф Валюкевич. Сейчас этот экземпляр хранится в Белорусском государственном музее истории Великой Отечественной войны.
«Мы знаем, какие бы ни были испытания плена, голода, провокаций, болезней, какие бы успехи не имел временно наш враг — конечная победа за нами. Пленные только временно выбыли из братских рядов. Долг каждого — скорейшее возвращение к борьбе за Отечество».
Из выпуска «Пленной правды»
В бараке № 6 военнопленные создали хор. Этот барак так и прозвали «бараком артистов». Хор тоже был формой сопротивления, именно так вспоминал один из его бывших участников А. Мягков: «Задача деятельности артистов была сплотить группу, настроить на побег, на борьбу, спеть и показать такой материал, после которого не захочется даже раненому отсиживаться за проволокой».
И случались успешные побеги. В начале 1942-го девять военнопленных под командованием сотрудника внутренней охраны Бориса Лунина (будущего командира бригады «Штурмовая») по дороге за трубами для лагеря перебили охрану и ушли в лес.
Об одном из побегов автор «Пленной правды» писал так: «Из лагеря при госпитале… ушли двое: повар — веселый жизнерадостный гармонист и маленькая, как девочка, сестра Оля. Редакция от души желает им успеха. Сообщают, что из городской постоянной команды в 30 человек бежали 26. Осталось 4». Смогла сбежать группа военнопленных из автомобильного барака. Смогли в итоге сбежать и сами «артисты». Сам Степан Злобин тоже планировал побег весной 1942 года, но был с группой товарищей выдан предателем и этапирован сначала в лагерь «Цайтхайн», где снова организовал группу сопротивления, а в октябре 1944-го (после очередного разоблачения) - в лагерь неподалеку от Лодзи. Освобожден был в январе 1945-го.
Дерзкий побег из «Масюковщины» совершила группа военнопленных в июне 1943 года – на бронемашинах, которые им приказано было восстановить! Руководил группой снова «полицейский» внутренней охраны военный техник Иван Сорока. Ему же удалось – поскольку в его обязанности входил ремонт военной техники и оружия – собрать и заготовить для побега два пулемета, четыре винтовки и запас патронов. Им удалось прорваться через Западные ворота лагеря: помогла немецкая фуражка, которую охранники увидели в смотровую щель – и которой отдали честь, не проверив, на чьей она голове! Беглецы успешно добрались до леса и присоединились к партизанской бригаде имени Щорса.
Именно эти отчаянные ребята стали главными учителями самого известного впоследствии узника «Лесного» отделения шталага-352. Его имя относительно недавно прославил российский актер Константин Хабенский в своем фильме. В мае 1942 года после неудачного побега из первого своего лагеря в Масюковщину был доставлен лейтенант Александр Печерский, попавший в плен под Вязьмой в сентябре 1941-го.
Вскоре советских военнопленных стали вывозить из Масюковщины в Германию и Польшу (Генерал-губернаторство). Если еще в начале 1942 года в обоих отделениях находилось до 140 тысяч человек, то к лету 1943-го там осталось меньше 6 тысяч, а к моменту освобождения Беларуси – около 2 тысяч. Зато осенью 1943-го здесь появились пленные … итальянцы: Италия вышла из войны, и итальянцы для немцев превратились во врагов. Всего в шталаге-352 содержалось около 5 тысяч итальянцев, и даже в момент освобождения Масюковщины советскими войсками там находилось 93 больных и раненых итальянских военнослужащих.
Печерский был вывезен из Минска в сентябре 1943 года, местом назначения был лагерь «Собибор». Помня собственные ошибки и удачный опыт товарищей, он сумел организовать и осуществить самое успешное восстание заключенных нацистских лагерей, в котором приняло участие несколько сотен человек. К сожалению, до конца войны дожили всего 53 участника этого восстания: многие погибли, других выдали местные жители при попытке попросить помощи... Сам Печерский во главе маленькой группы из 8 человек добрался до Беларуси и тоже присоединился к бригаде имени Щорса. Воевал сначала в партизанах, а после освобождения БССР – в составе штурмового батальона 1-го Прибалтийского фронта.
После освобождения Минска в лагерь вернулись военнопленные – только немецкие: здесь разместился лагерь НКВД № 168. С 1955 года сюда вернулась советская воинская часть.
Многие здания на территории бывшего лагеря для военнопленных сохранились до сих пор: если захоронения были обозначены и увековечены, то сама территория лагеря после окончания войны была восстановлена – и продолжала использоваться как расположение воинской части. Многие здания о сих пор сохранились: в бывшем помещении лагерного пищеблока сейчас находится мастерская по ремонту обуви и одежды. Сохранились здания лазарета (часть кровли обрушилась после пожара в 2016 году), бани, столовой, автомастерских, даже карцера. Сохранились дорожки, которые пленники мостили камнями – эти камни проступают из-под положенного сверху асфальта.
Во время очередных строительных работ в 1990 году ковш экскаватора вывернул на поверхность человеческие кости… Тогда их захоронили с воинскими почестями на действующем мемориале в 15 гробах в канун 9 мая. Позже раскопки не проводились и были возобновлены только в 2016 году, после ликвидации воинской части. Тогда были обнаружены останки 147 человек и установлены 3 точных имени: Иван Изотов, Василий Бочелюк, Андрей Шамрай. Их с почестями перезахоронили, а родственники и потомки смогли приехать в Минск и присутствовать при этом. С апреля 2020 раскопки продолжились.
Так уточняются судьбы пропавших без вести. Так восстанавливается справедливость.
Память о Шталаге-352 сегодня
Рядом с действующим мемориалом в 2020 г. был построен храм Воздвижения Креста Господня. Здесь же создали уникальный музей, посвященный судьбе советских военнопленных. Сходную музейную экспозицию – «Музей войны – территория мира» - создали в Брестской крепости. Здесь посетители, и в первую очередь дети, узнают об одной из самых страшных страниц военной истории: жизни и гибели советских военнопленных, их подвиге, не всегда оцененном по заслугам – ведь многих из них еще и на родине ждала горькая судьба «предателя». Бывшие узники шталага-352 вспоминали: самыми страшными, тягостными были осенние месяцы 1941 года, когда они узнали об издании приказа № 270 «Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление врагу оружия». Новые пленные прибывали постоянно, из Вяземского котла, из Киевского котла, из-под Москвы… Причины появление этого приказа понятны, и не все в нем так однозначно. Например, сдача в плен требовала доказательств, и именно поэтому исчезнувший без подтверждения гибели солдат получал статус «пропавшего без вести» - и семья его имела право на такие же выплаты, как и семья погибшего на фронте! В обществе активно распространяется мнение «из нацистского лагеря в советский» - однако это коснулось едва ли двух процентов вернувшихся из немецких лагерей: из более 1,8 миллиона вернувшихся из плена повторно осуждено было лишь 233,5 тысяч, многие из которых были осуждены не за сам факт плена, а за конкретные проступки и преступления… Однако тогда, в плену, в состоянии ужаса, горечи, физических и душевных мук, постоянного наседания вражеской пропаганды какие мысли и ощущения могли родиться? Только одна: неужели Родина нас предала? Неужели действительно нас ждет там забвение, адовы муки, новая тюрьма, а семью – нищета и презрение? И неудивительно, что кто-то соглашался на сотрудничество с оккупантами. Удивительно другое: что люди массово отказывались сотрудничать, пытались сопротивляться, бежали и продолжали сражаться с врагом!
Кстати, судьба Степана Злобина примечательна в том числе тем, что несмотря на изъятие из печати в 1946 году романа «Восставшие мертвецы», спустя 5 лет за другое произведение – исторический роман «Степан Разин» - ему была присуждена Сталинская премия. При этом его факт его длительного пребывания в нацистском плену был отлично известен Сталину, более того – ему неоднократно напоминали об этом.
Судьба «Масюковщины» не решена до сих пор. С началом массового строительства нового микрорайона в Масюковщине в районе улицы Михася Лынькова и остановки городских электропоездов «Масюковщина» (а деревня стала частью города в 1970 году) после ликвидации воинской части планировалась застройка и этой территории. Был разрушен деревянный барак, в котором жили пленные, уничтожены многие надписи, сделанные узниками в последний час (именно по таким надписями устанавливались имена погибших в лагере красноармейцев).
В сохранении этой территории есть огромная заслуга местных жителей, историков, краеведов и даже туристических операторов: именно они писали письма во все инстанции с призывом сберечь это место! Ведь «Лесной лагерь» шталага-352 уникален тем, что это единственный в Беларуси лагерь для советских военнопленных, здания которого сохранился до наших дней, и который можно превратить теперь в полноценный мемориальный комплекс.
Сейчас ведется работа по музеефикации территории лагеря: уборка территории, высаживание дубов, сбор архивных документов, фото- и видеосвидетельств. Создаются мультимедийные проекты, от страниц «Сохраним Масюковщину вместе» в социальных сетях до «раскрутки» в информационных ресурсах и экскурсионных программах персональных историй – на примере военврача Михаила Сенькина. Утверждена программа создания виртуального музея «Шталага-352» и установления информационных стендов на территории мемориала жертвам. Очень достойна идея создания здесь мемориального парка. Ведь его даже не нужно строить, достаточно сохранить и реставрировать то, что уже есть. У нас и так слишком много неизвестных безымянных могил.
Опубликовано в журнале "Милиция Беларуси", 2022, № 4 (100), с. 38-44.
