…Это была ограниченная серия лотерейных билетов, к празднику. Максимальный выигрыш составлял два миллиона – целое состояние!
Красивые, яркие бумажки, трепеща краешками на ветру и прижатые пузом к столу грубой прищепкой, притаились на лотке продавца газет, Зои, что каждый день разворачивала свою телегу–колымагу и, погрузив узловатые руки в рабочие перчатки, раздавала людям новости, сплетни, календари, детские раскраски, а теперь вот еще и лотерейные билеты.
– Сколько стоят билетики? – Аленка ткнула пальцем в стопку бумажек.
– Ой, девушка, да всего сто рублей! Возьмите, а вдруг выиграете, всего сто рублей, а?... – Зоя Анатольевна с надеждой посмотрела на покупательницу.
– А выигрыш-то какой? – Алена с сомнением пожала плечами. – Да и не выиграть мне, не тот коленкор в моей жизни.
– Невезучая? – продавец понимающе кивнула.
– Ну, вроде того. Так сколько обещают, все же?
– Два миллиона, – понизив голос, ответила женщина, подняла повыше ворот куртки и посмотрела на небо. Скоро хлынет дождь, опять торговли не будет…
– Сто рублей-сто друзей, сто рублей… – Алена делала вид, что заинтересовалась книгами на прилавке, перебирала их и снова возвращала на место, потом полистала календарь с какими-то разбитными девицами на обложке, пожалев об ушедшей юности, и вдруг протянула продавцу сторублевую купюру.
– Возьму билетик, только вы мне сами вытяните, чтобы шансов стало больше! Выиграю, ремонт сделаю, маму сюда перевезу, машину куплю! – заискрились наивные мечты…
Аленка работала в больнице, часто брала лишние смены, крутилась, посылала деньги сестре и родителям. Было тяжело.
Ей даже казалось, что, когда она сует купюры в банкомат, чтобы они попали на счета родных, тот недовольно кривится, так сильно пахнут Аленины деньги лекарствами, усталостью и болезнями…
– Ой, милая! Да что я-то, я-то тут при чем? Ладно, ладно, давай, – Зоя разжала прищепку и вынула билетик из самой середины, ровненький и еще пахнущий типографской краской…
…Еще будучи девчонкой, Зоя часто ходила с матерью в Дом книги. Девочка решила, что хочет здесь работать, когда вырастет. Запах книг, такой разный, особый, немного кисловатый, или, наоборот, мягко-белильный, обложки, то крикливо–яркие, то стеснительно–аскетичные, и полки, полки, тянущиеся вдоль чистеньких стен – это был особый мир, в котором хотелось жить, нырнуть в него, как в теплое море, и плескаться, покуда глаза не заболят от мелкого шрифта, или не наступит время закрытия магазина…
Но охотниц на такие «теплые» места было много, а рабочих мест в книжных мало. Зоя туда не попала. Может, тоже невезучая…
Отучившись, она устроилась в библиотеку, потом, когда ту закрыли, а нужно было кормить семью, пошла торговать на рынке мочалками и мылом.
Зое казалось, что она сама вся пропахла этим приторно–душистым мылом, что все деньги, которые платили ей за работу, тоже пахнут именно им.
…Уже будучи на пенсии, Зоя Анатольевна зашла как-то в хозяйственный магазин и вдруг почувствовала тот самый, надоедливый запах мыла. Женщина усмехнулась. Как быстро память нарисовала крикливый, разномастный рынок, что надолго стал Зоиной работой, отслюнявливая ей денежки и следя, чтобы особо не богатела… Уж и деньги давно сменились на новые, и рынка того уж не было, а запах остался…
…Именно там, на рынке, Зоя познакомилась с Саньком–миллионером. Юркий, низкорослый мужиченка делал деньги буквально из воздуха – то он толкает тележку с кипятком, чаем и какими–то баранками, голосисто предлагая «сугреться да подзакусить, чтоб до завтрэва дожить», то организовал этаких «экскурсоводов» по рынку, те подлавливали глазеющих покупателей, ловко выясняли, что те ищут, и вот уже мчатся покупатели за своим проводником, потому что тот знает, «точно я тэбэ говору», где на этом полотне разномастных лотков и контейнеров продают самые дешевые, но самые лучшие, «мамой клянусь», ботинки, куртки, одеяла и зубные щетки.
Потом Санек–миллионер решил заняться продажей газет и журналов. Он договорился с нужными людьми, поставил сбоку от входа на рынок стол, накрыл его линолеумом, чтоб не мок от дождя, разложил товар с красочными обложками и стал ждать. Ближайшая «Союзпечать» была на другой стороне проспекта, нужно было пройти длинный лабиринт подземных переходов. А тут, нате вам, Санька и газету предложит, и журнальчик «Садовод–огородник», и брелок навяжет, закладку для любовной книжки, что «идет довэском, совершэнно дешэво, двадцать рублей»…
Зоя наблюдала за этим суетливо–предприимчивым человеком, поражаясь его стремлению и умению вертеться в этом мире. И ведь был счастлив, спал по четыре часа, ел все там же, на рынке, а потом спешил к жене – «любить ее до потэри пульса».
– И, что, Сашенька, красивая жена-то у тебя? – смеялись женщины.
– А то! Санька плохую не выбэрэт! Моя самая лучшая, звэзда, пахлава моя медовая!
– Ты бы хоть фотографию показал! – смеялись бабы.
– Нет! – мотал тот головой. – Сглазите, не покажу!
И любил дома свою кривоногую коротышку Гюзель, что нарожала ему пятерых мальчишек, стелила матрасы на холодном полу съемной квартиры и медленно, как королева, расплетала свои черные косы перед сном…
Если бы Сашку спросили, что для него запах денег, то он бы пожал плечами.
– Ее косами, ее руками, все для нее! – подумав, ответил бы Санька. Ему было все равно, чем заниматься, хоть туалеты разгребать, лишь бы светилось счастьем лицо жены…. Его деньги пахли Гюзелью, ее тонким, миндальным ароматом…
…Как-то в руки Саньки попали старые книги, что валялись на помойке.
– Зоя, говорят, ты ученая. Погляди, ценные есть? – он плюхнул на прилавок с мочалками стопку потрепанных корешков.
Женщина быстро пробежала глазами по названиям. Все русские писатели, известные произведения, зачитанные кем-то до дыр… Зачем выбросили, почему?...
– Хорошие книги, Саша. Заклеить бы, обновить обложки, да продать, может, кому понравится…
– Сдэлаешь? Я заплачу, хорошо сдэлаешь – хорошо заплачу.
Зое было совершенно некогда заниматься этими книжками, везти их домой, закончив торговлю к девяти вечера, там, приготовив наскоро ужин и сделав с младшим, Борькой, уроки, сидеть на кухне, при свете настольной лампы и «лечить» эти истерзанные временем и тысячами прикосновений книги.
Но они пахли ее мечтами, ее несбывшимся будущим. Типографская краска выгорела, где-то стерлась, но она была ниточкой, что связывала с надеждами, что все еще будет хорошо.
– Ладно, я попробую.
– До завтра сдэлаешь? Быстро надо, очень быстро надо! – опять засуетился Сашка.
– Ну, не знаю… Тут столько работы… Договорились! – наконец, согласилась Зоя…
Александр, действительно, хорошо заплатил ей, а потом взял к себе на работу. Теперь Зоя раскладывала газеты, вешала на стойку журналы, хранила в красивой коробочке карманные календарики со смешными мордашками животных…
Теперь от женщины пахло «прессой», так теперь пахли и ее деньги, те, что она до копейки тратила на еду и одежку детям…
…Зоя глядела вслед Аленке. Та купила у нее целых два лотерейных билета, сунула их в сумку и нырнула в духоту метро.
– Не тот коленкор, надо же! – вспомнила Зоя Анатольевна Аленкины слова. – Ну, надо так сказать!...
…– Что за билеты? – мужчина, поправив кепку, зыркал глазами по столу с книгами.
Зоя даже вздрогнула от его резкого, неприятного голоса.
– Лотерея, праздничная, главный выигрыш два миллиона. Цена сто рублей.
– Два ляма! – почесал Костик шею.
Деньги были ему нужны. Хотя, кто знает, догуляет ли он до этого самого розыгрыша, или будет уж сидеть в родной камере, ожидая свидания со знакомым следователем…
Костик был обыкновенным вором, чистил карманы прохожих, тащил плохо лежащие сумки, не брезговал пошарить под пальто завалившегося на обочину пьяного.
У метро мужчина крутился сегодня просто так. Из полураспахнутых дверей наружу шло тепло, Костик грел ноющие суставы и ждал, не обронит ли кто случайно шуршащую бумажку, подтвержденную, по слухам, золотым запасом.
Костик был азартным, каждый случай обкрадывания честных горожан был для него приключением. Прижаться к дамочке в толпе, как будто невзначай поднять руку и быстрым движением разрезать сумку, а там уж, смотри, не зевай, нащупай кошелек, уйди, пока не хватилась растяпа своей пропажи. Это было рискованно, интересно, впрыскивало в кровь адреналин, заставляло чуть быстрее стучать сердце…
…Костя никогда бы не узнал в продавце газет ту женщину, с которой началась его «карманная» карьера. Зоя, тогда еще молодая, красиво одетая женщина с модной прической, ехала в автобусе, и, повесив на локоток сумку, читала. Рядом все ошивался какой-то мальчишка, то смотрел в окно, то как будто на саму Зою, то отворачивался.
Автобус качнуло, мальчишка случайно упал на женщину, толкнул ее, оба барахтались в возмущающейся толпе. А потом паренек вдруг выбежал на улицу, просунувшись в закрывающиеся двери. За ним следом вышел какой-то человек, быстро догнал мальца и хотел, было, дать тому подзатыльник, но мальчик победно поднял вверх Зойкин кошелек…
Зоя тогда ехала к подруге, что обещала продать два комбинезончика для Зоиных детей, а еще надо зайти в «Продукты»… В кошельке была вся зарплата…
Вечером женщина горько плакала, прося прощения у мужа за свое разгильдяйство… Выкрутились, заняли денег у друзей, но еще долго Зоя переживала. Как будто плюнули в душу, совершенно ни за что…
…Костик сейчас не узнал ее, он даже не помнил, что его первые деньги пахли ландышем… Зоя до сих пор любила этот аромат, всегда выбирая его среди других, «весенних»…
– Я куплю один, – протянув сотку, сказал мужчина. – Я фартовый, мои миллионы будут!
Он хохотнул, засовывая билет в карман, развернулся и быстро пошел по улице. Впереди него неуверенно шагала подвыпившая барышня, явно желая расстаться со своими сбережениями…
Стайка студенток налетела на лоток, ища дешевые книги по медицине, потом какой-то старичок долго копался в стопках книг, выискивая энциклопедии, мать с трехлетним ребенком накупили раскрасок и побежали на автобус…
…С неба посыпалась снежная крупа. Это даже хорошо, это лучше, чем дождь, тогда бы пришлось свернуть торговлю, а так белые шарики просто ложились на целлофан, накрывающий товар, Зоя брала метелку и счищала снежные бусинки, бросая их на землю.
– Ой, Боренька, смотри! – девушка на высоченных каблуках подтащила к лотку высокого, хорошо одетого мужчину. Тот отнекивался, упирался, ему явно было не по нутру рассматривать эти плебейские обложки с родными и заграничными лицами звезд.
– Ирка, пойдем, нам пора, ребята ждут!
– Погоди, милый, погоди, посмотри на эту прелесть! – Ирина ткнула перчаткой в большой календарь с малышом в вязаной шапочке. – Я думаю, нам надо такого же!
Борис что-то буркнул в ответ и, схватив жену за локоть, потащил ее дальше по улице. Там, за углом, в дорогом ресторане, они будут отмечать Борин День Рождения. К своим тридцати он многого достиг, обзавелся красавицей-женой, наладил бизнес, купил загородный дом.
Борис тоже знал, чем пахнут его деньги. Страхом. Достигнуть многого можно, если запугать, убрать конкурентов, вселить в них ужас. Борис раньше этого не умел, потом научился.
– Либо ты, либо тебя! – любил повторять отец.
Боря выбрал тех, других… Его деньги пахли чужим страхом…
Ирина вырвалась и вернулась к Зоиному прилавку.
– Что это? – пальчик показал на билеты.
– Лотерея. Два миллиона, – быстро пояснила Зоя Анатольевна.
– Боря! Боря, здесь лотерея! Купи, мы выиграем, это же твой День Рождения, тебе повезет!
Для Бориса даже два миллиона уже были мелочью, манной крупицей, что упадет – не найдешь, но азарт никто не отменял.
Мужчина махнул рукой.
–Сколько?
–Сто рублей.
–Дайте. Когда розыгрыш?
–Там все написано, – Зоя позволила Борису самому вытянуть билетик.
– Боренька, ты молодец! Боря, я люблю тебя! – Ира еще дома выпила полбутылки шампанского, и теперь девушке было весело.
Снег припушил ее кудрявые, чуть растрепанные волосы, генеральскими погонами лег на плечи, присел на ресницы, что взлетали, как два крылышка бабочки, прекрасной, воздушной, но обладающей такой короткой жизнью, что быть красивее всех было ей позволительно…
Ира выхватила из рук супруга билет и поцеловала его.
– На удачу! – пояснила она.
Вся жизнь Иры была «на удачу». Школа с двойками, да ну и пусть, повезет, прорвемся! Колледж, который она так и не закончила, потому как было слишком много других важных и интересных дел, не беда, другие и так живут!… У Ирины никогда не было денег, вернее, они исчезали, как только попадали к ней в руки. Устав от дурочки-дочери, мать устроила ее уборщицей в парфюмерный магазин.
– И ничего! – одернула женщина плачущую Ирину. – Деньги не пахнут. Поработай вот, узнаешь, как достаются эти бумажки, что ты готова истратить на всякую мишуру.
– Но мама! Ты совсем не ценишь меня! – размазывала по лицу косметику Ира. – Это унизительно – мыть полы!
– Потом найдем тебе что–то другое. А пока – уборщицей. Всё, дискуссия окончена…
Сначала Ирка очень расстраивалась. Вокруг было столько дорогущих духов, другие женщины их «примеряли» на себя, что-то обсуждали, спрашивали мнения своих мужей, а она, Ира, только лазила у них под ногами с грязной тряпкой.
Но, как известно, жить можно везде. Ира приспособилась – утром она была Золушкой, драила полы, сметала пыль с полок, улыбалась охранникам, те улыбались ей, а вечером, переодевшись и подкрасив губы пробником с витрины, Ирка, улучив момент, шла к самым дорогим парфюмам, следила взглядом за охраной, и быстро пшикала их на себя, оставляя в воздухе вуаль тяжелую, пряную – аромат дорогой, пышной жизни…
Для Иры деньги пахли духами, именно этими, в золотом флаконе с зелеными полосами по бокам... Баснословная цена на миллилитры определила для девчонки их ценность…
…Борис познакомился с Ирой в том же парфюмерном магазине. Вечером, как обычно, Ирка выкатилась из подсобки во всем «заграничном», поддельном, но очень эффектном.
Боря сразу раскусил ее, он видел, как девчонка пользуется пробниками, как испуганно оглядывается…
Она воровала у Борьки духи, воровала из его магазина. И это отчего-то было забавно…
…И вот теперь Ира всегда пахла «деньгами», теми самыми, что из золотого флакона. Пожалел ли Борис о своем выборе? Если и да, то никому об этом не рассказывал…
…Вечерело, Зоя аккуратно сложила товар в контейнеры. Билетов продала сегодня много, это хорошо, обещали премию…
Лотерейные бумажки нырнули в контейнер самыми последними. Зоя положила их уже не глядя, отвернулась, пряча лицо от сильного, ледяного порыва ветра, что трепал флаги у метро и гудел, облизывая притихшие дома.
Все оставшиеся билеты спрятались под крышку, все, кроме одного. Тот, взметнувшись стрекозой, метнулся куда-то в сторону, завертелся волчком и исчез…
…– Ну, и где еще билет?! – хозяин строго смотрел на Зою Анатольевну. Та устала, простояв на холоде целый день, очень хотелось есть, но нужно сдать товар…
– Я не знаю, – растерянно развела она руками. – Были все здесь…
– Ты взяла? Неужели сотку пожалела на свою удачу!? – покачал головой хозяин.
– Нет, я себе честно купила. Вот, вот мой билет! – Зоя вынула бумажку из кармана. – Я заплатила!
Она выкупила билетик, не веря, что выигрыш достанется ей. Просто уж очень хотелось, чтобы проданного стало больше… Или нет, лукавит! Кому ж не хочется денег! Купили бы новый телевизор, слетали бы на море…
– Ну, значит, заплатишь еще раз! Ты проворонила товар, возмещай его цену!
Зоя вздохнула, опять перерыла контейнер с газетами и журналами, потом достала из кошелька сто рублей.
– Вот. Я могу идти? Петр Васильевич, я очень устала, замерзла, я пойду!
– Иди… Завтра к семи жду!
– Ага…
____________
…Шла по тихой улице уставшая Зоя, плясала в ресторане забывшая обо всем Ирина, смотрел на своих гостей тяжелым, хмурым взглядом пьяный Борис, Аленка, встретив сестру, что прилетела из Омска, пила с ней на кухне чай, Костик, свернувшись комочком, спал у себя в комнатенке, а улетевший билет, побродив по городу, нашел нового хозяина и лег к нему на колено, затрепетал, потом, пойманный, замер, ожидая своей участи…
Лотерейный выигрыш не пах ничем, он был чист, безлик, не пропитан потом, тяжелым больничным запахом, страхом или приторным рыночным мылом. Поэтому был таким желанным для всех…
