Пламя в темноте вспыхнуло особенно ярко. Оно взметнулось вверх, осветило корпус танка и так осталось полыхать над ним. Солдатам, глядевшим из окопа, хотелось броситься к машине, затушить пламя. Но оно разгоралось все сильней. Казалось, даже в окопах стало жарко. А спустя минуту пехотинцы увидели, как из переднего люка танка выбрался человек и бросился в сторону окопов. Комбинезон на танкисте горел. Вот он добежал до бруствера, упал. Языки пламени плясали над человеком. Пехотинцы кинулись к танкисту, забросали шинелями. Огонь задохнулся...
Наши войска километр за километром продвигались вперед. Но враг защищался. И довольно умело. Буквально за несколько часов он успевал отойти и надежно закрепиться на новых позициях. Задача наших войск — наступать на пятки противнику, не дать ему возможности укрепить оборону, на плечах гитлеровцев вклиниться в расположение их армий. Советский танковый полк, воевавший на подступах к Кривому Рогу, успевал выполнять этот приказ. Но пехота отставала. И танкисты вынуждены были ждать ее.
Вместе с полком прорывался вперед и механик-водитель Т-34 Владимир Распутин. Он уже был обстрелянный воин. Вместе с ним воевали еще двое: младший лейтенант — командир танка и заряжающий. Они только познакомились, только проделали первые боевые километры. Всего восемь дней прошло, как они были вместе. Но их роднила война, ненависть к захватчикам. И это делало их сильными, способными выстоять под ударом врага.
В тот день пехота вновь отстала. И танковый полк, ощетинившись пушками, занял оборону. Шли дни, а царица полей все еще не могла соединиться со своим железным кулаком. Командование полка нервничало. Каждая минута дорога. Ведь враг укрепляется. А если зароется в землю, попробуй тогда выкурить его.
Наконец, подошли передовые части пехоты. Вырыли окопы. Но стоило нашим танкам вырваться на простор, как их тут же расстреливали орудия гитлеровцев. И как ни пытались наши обнаружить противотанковые огневые точки — успеха не добились. Тогда в штабе решили спровоцировать фашистов.
В девять вечера экипаж Т-34, в котором служил и Владимир Распутин, вызвали в штаб полка.
— Мы решили провести разведку, — сказали им. — Ваш танк с наступлением темноты должен выйти на нейтральную полосу. Тут он будет маневрировать взад-вперед, чтобы противнику трудней было засечь его. Остальные танки укроются в овраге, заведут моторы. Пусть гитлеровцы думают, что мы готовимся в наступление. Они наверняка откроют огонь по вашей машине. А это нам и нужно. Наблюдатели засекут их огневые точки. Командование отдает себе отчет в том, на что вас посылает. Bac может спасти только темнота. Ho иного выхода нет.
Трое переглянулись. Нет, они и не думают отказываться. Хотя и понимают всю сложность приказа. Хорошо, если ночь будет темная. А если... Ведь машина на виду как мишень. Попасть в нее будет нетрудно. Но война есть война. И несколько человек иногда идут на верную смерть, чтобы дать возможность сотням и тысячам остаться в живых, победить. На смерть ради жизни... Да, они пойдут. Они выйдут на нейтральную полосу.
Легкая поземка остудила танк. Холодный металл словно успокаивал их, разгоряченных приказом, с натянутыми нервами. Владимир сел в кресло. За спиной в башне пристроились командир и заряжающий. Если чуть повернуть голову, можно увидеть их ноги. Распутин нажал на стартер. Мотор взревел, и танк рванулся вперед.
Вот и нейтральная полоса. Пробежав вдоль полосы несколько метров, танк замер. Командир нажал на спуск. Пушка выстрелила. Затем танк попятился. Снова вперед. Снова выстрел. В узкую прорезь смотрового окна механик видел, как возле танка взметнулись разрывы снарядов. Значит, расчеты командования оправдались. Гитлеровцы открыли огонь. Теперь бы только увернуться от снарядов прямого попадания.
Распутин дергал то правый, то левый рычаг. Капельки пота выступили На лбу. Некогда было стереть их. Он опять посылал танк то вперед, то назад. И вдруг машину что-то толкнуло, повело в сторону. Он не видел, как поникли командир и заряжающий. Он увидел только блеск огня. И его тут же хлестанули в спину, в бок струи термита от разорвавшегося снаряда, струи горючего из развороченных топливных баков. Боль заставила его бросить уже не нужные рычаги, схватиться за глаза. Еще полминуты — и он задохнется в этом аду. Ощупью Распутин открыл люк, напрягая силы, выбрался наверх. Скорее отойти от танка. Там боезапас. Взорвется в любую минуту. Нестерпимо жгло спину, грудь, руки. Пламя от горящего на груди комбинезона било в подбородок. Он стянул шлем и прикрыл лицо. Кинулся к окопам. Броситься бы в снег. Потушить пламя. Ho снега почти нет. Только земля. Он хватал руками комбинезон, срывал пламя. Наконец, он увидел белый бугорок. Снег! Бросился головой. Но это был бруствер окопа. От удара танкист потерял сознание. Пламя торжествующе плясало над лежащим механиком. Тут и подбежали пехотинцы.
Нестерпимо хотелось курить. Но стоило повернуться, как все тело замирало от боли. Машина между тем увозила его все дальше и дальше от линии фронта. Там остались его погибшие товарищи. Успокаивала лишь мысль, что приказ они выполнили и танковый полк, смяв оборону врага, перешел в контрнаступление. Машина увозила Распутина в госпиталь, к жизни, к новым боям. Их он закончил в Берлине.
В. ЧЕСАЛИН (1968)
☆ ☆ ☆
