Имени я его, к сожалению, не помню, потому что известен он был в основном как "Донор". Прозвище приклеилось еще на "картошке", куда нас направили сразу после сдачи вступительных экзаменов. Будучи острым на язык, язвительным по своей природе и недальновидно безрассудным (особенно во время возлияний), окружающих в то время он иначе как Донорами не называл. За что бывал обижаем и назидательно прозван Донором. Так и повелось.
В 1989-м, на первом курсе, в общаге у него была ручная крыса по имени "Крыса". Крыса и Донор были неразлучны. Однажды, на первое мая, соседи по комнате оставили Донора и Крысу одних, разъехавшись кто куда. По возвращению их ждала картина маслом: пустая бутылка и два мертвецки пьяных тела: Крысы прямо на столе, и Донора на стуле рядом.
- С праздником труда Крыса!
- Сам ты Крыса!
- Крыса, скажи тост!
- ЭЭЭЭЭ хорош проливать! Лапы не намочи! Ну: "ТОСТ!"... сказала, что дальше?
- Как же я тебя Крыса уважаю! А ты Крыса меня уважаешь?
- А то! Какие мы с тобой и-ик оба, уважаемые... животные.
На входе в общежитие сидела суровая охрана, и без пропуска (с фото и штампом кафедры) не пускали никого, даже родителей (что было очень правильно, ведь у родителей такая чувствительная психика). Жителям других общаг и сокурсникам-москвичам иной раз очень хотелось проникнуть внутрь, а Донор, сам того не ведая, стал первооткрывателем нового способа прохода без пропуска.
Как то утром он с двумя моими сокурсниками, принарядившись в парадные костюмы, пошли купить тетрадок для конспектов... или ластиков... или в пункт проката, заплатить за телевизор... который несколько месяцев назад был выброшен в окно седьмого этажа после проигрыша наших Румынам... На самом деле это не так важно, куда и зачем они пошли. Главное, что вид у них был щегольский, настроение хорошим, а в карманах только что полученная стипендия.
Около четырех часов пополудни, стук в дверь. На пороге двое из ларца, перемазанные рыжей глиной.
- отрывай свою задницу, пошли Донора занесём!
- занесем???
- не тупи, мы его от самой площади Петрова-Водкина тащим, нет сил, а тут еще лифт не работает.
Спускаюсь в вестибюль, очередная картина маслом: на кафеле лежит куча грязи, напиханная в костюм Донора. Поворачиваюсь к этим придуркам, чтобы сказать, что очень смешно... но они серьезны как никогда. И тут до меня доходит, что это и в самом деле Донор. В совершенно бессознательном состоянии, покрытый с ног до головы живописной, рыжей, уже начинающей подсыхать грязевой коркой.
- Чего застрял, потащили, замерзнет же!
Снимаю рубашку, чтобы не измазаться, втроем кладем его как ковер себе на плечи и идем к проходной:
- Пропуск!
- Извини, братишка напился, идти не может, пропуск потерял, стипендию потерял! Не глумись, пропусти. Тяжелый, сволочь!
С тех пор номер с вносом "бесчувственных" тел "нерезидентов" повторялся с завидным постоянством (и всегда с неизменным успехом), до того момента, как нами был освоен более эстетичный подъем по стене до пожарной лестницы на втором этаже.
