Жили когда-то на нашей улице Ульяновы. Вполне обычная среднестатистическая семья: мама, папа, сын и дочь. Дом у них был большой, пятистенный, за домом – сад, с яблонями, вишнями, грушами. Коровку держали, поросят, кур-уток-гусей. В общем, неплохо Ульяновы жили, справно.
Вот только глава семьи, дядя Толя, пил.
Что уж греха таить – мужики в деревне в те времена почти поголовно пили (и сейчас пьют!). На нашей улице было тридцать домов, из них пятнадцать – двухквартирные. Из сорока пяти семей, проживавших в этих домах, в двух не было хозяина - один траванулся денатуратом, второй по пьяни разбился на мотоцикле. В оставшихся сорока трёх семьях только три главы семейств не пили вообще – два представителя еврейской национальности, и инвалид-паралитик. Мужиков семь пили от раза к разу, как мой папа. Есть водка – выпьют, нету – искать не будут.
Остальные тридцать три лопали, почём зря – загульно, запойно, скандально. Вы только вдумайтесь: более двух третей взрослых мужиков не просто употребляли, а злоупотребляли! Так что, пьяными скандалами нас было не удивить. Каждые выходные и праздники в чьём-то доме был шум, а то и драка.
Дядя Толя пил буйно. Он и в трезвом-то виде приветливостью не отличался, ходил букой, через раз здоровался. А уж когда напивался, то и вовсе свирепел. А так как мужик он был здоровый, с ним никто не связывался, все его стороной обходили.
Для того, чтобы разозлить дядю Толю, достаточно было ему возразить. Он сразу лез в драку, раздавал направо и налево тумаки. Поэтому компанию Анатолию Демьяновичу найти было трудно, и он пил в одиночку. Устраивался где-нибудь под забором, и тянул горькую из горла.
Напившись, дядя Толя шёл домой и всю свою накопившуюся агрессию обрушивал на членов семьи. Его жена, тётя Тоня, зная силу мужниных кулаков, сразу убегала из дома через заднюю дверь, прихватив по дороге детей. А дядя Толя, найдя дом пустым, начинал колотить всё, что под руку попадётся.
Начинал с окон, кроша стёкла и вырывая с корнем рамы. Потом курочил мебель, выбрасывая осколки и обломки в палисадник. Выламывал перегородки, рвал матрасы и подушки, выбивал кулаком кирпичи из печки, снимал с петель двери…
Мы, собравшись всей улицей, стояли где-нибудь поодаль и смотрели, как из раскуроченных окон вылетают обломки и осколки, слушали грохот и треск, доносящиеся из дома. Тётя Тоня, спрятавшись за спины соседей, тихонько выла, оплакивая то новый сервант, то новую кровать. Никто из мужиков не смел вмешаться в пьяное буйство Анатолия Демьяновича, чтоб не получить на орехи. Про баб и говорить нечего.
Когда сыну Юрке исполнилось восемнадцать, он попробовал урезонить буйного отца. А родитель схватил топор и рубанул сына по голове! Юрка успел увернуться, прикрывшись рукой, вмиг лишившись двух пальцев – мизинца и безымянного. Больше парень с отцом не связывался, чтоб не остаться без головы.
Четверть века дядя Толя терроризировал свою семью буйными скандалами. Причём, не только в пьяном виде. Даже на трезвую голову он называл домочадцев спиногрызами, вы*лядками, проститутками, суками, вы**ышами, и прочими неприятными прозвищами. Мог и подзатыльник увесистый ввалить. Но никто не смел жаловаться или возражать, жена и дети молча терпели выходки агрессора…
Когда младшей дочери Ульяновых, Любашке, исполнилось семнадцать, она внезапно собралась замуж. Собралась не просто так, а «по залёту».
Любка Ульянова неприглядной девкой была. Глаза навыкате, губищи толстенные, щёки обвислые – обезьяна, да и только. С ней никто из деревенских парней не гулял. А тут случайно подвернулся кавалер, Любашка и подхватила его сразу.
Любкин избранник, Пашка Астанин, жил за двенадцать километров от нашей деревни. Парню предстояло идти в армию, он решил расслабиться, загулял на неделю. Его девушка не стала терпеть пьянство жениха и погнала его прочь. Пашка обиделся и попёрся осваивать окрестности. Тут ему Любашка и подвернулась – сговорчивая, податливая. Парень «натешился», да и ушёл в армию.
А Любка беременной осталась. Была она девкой полной, пузо до поры, до времени никто не замечал. А на шестом месяце брюшина у Любашки так попёрла, что скрывать беременность стало трудно.
Советское государство худо-бедно боролось за права беременных женщин, старалось, чтоб в обществе матерей-одиночек не было. Нерадивых отцов силой заставляли жениться на обрюхаченной девушке, подключая партком, завком, комсомольскую организацию. А у солдат вообще не спрашивали согласия, жениться силой гнали. И Пашку тоже погнали.
Приехал Павел в отпуск, быстренько женился и ушёл дослуживать полтора года. Любашка осталась со своими родителями. Так как образования у неё никакого не было, мама взяла её к себе, в пекарню, помощницей пекаря, чтоб дочь заработала декретные. Не мотаться же ей каждый день за двенадцать километров, чтобы на работу попасть?! А потом ещё двенадцать до дома…
Родила Любашка сына, Вовочку. Красивого такого мальчишку, чернявого, глазастенького. От родителей уходить не стала, мать ей помогала с младенцем возиться. Когда дядя Толя напивался, Люба с сыном к дядьке убегала, он напротив них жил. Иногда у дядюшки и ночевала, если отец долго успокоиться не мог.
Сказать, что дядя Толя был в восторге от внука, никто бы не смог. Мальчишку он если не ненавидел, то шибко не любил. Называл вы*лядком, лишним ртом, сучьим выродком. На руки никогда не брал, в колыбельке не качал, в песочнице не выгуливал. Впрочем, он и к детям-то своим не подходил никогда…
Отслужил Пашка в армии два года, домой вернулся. Вовочке к тому времени уж год и три месяца исполнилось. Любашка с сыном перешли жить к Астаниным…
Не пошло дело у Любки со свёкрами. Что уж и говорить: нежеланной она была снохой. Пашка-то – красавец, хоть куда! А Любашка и раньше красой не блистала, а беременность и вовсе её лицо изуродовала: глаза ещё больше вылупились; щёки надулись, словно два воздушных шара; губы стали похожи на два тульских пряника – и размерами, и формой.
Ещё и разодрало Любаню вширь, до необъятных размеров. Тётя Тоня завсегда дочушке пирожков с работы приносила.
Стала свекровь к Любке придираться, выговаривать за любую мелочь. Любаня терпела все придирки ради сохранения семьи. Да и привыкла она к скандалам домашним. Ещё и радовалась, что в семье Астаниных никто не дрался…
Полгода молодые прожили в доме свёкров. Любашка ежедневно терпела упрёки и унижения, но держалась стойко. Неизвестно, надолго ли хватило бы терпения Любы, если б Пашка не загулял. Встретился как-то со старой зазнобушкой, и голову потерял. Стал потихоньку бегать к знакомому крылечку, чтоб с милкой пошептаться.
Родители Пашкины всё знали, но снохе ничего не говорили. Свёкры тешились надеждой, что сын сойдётся со старой зазнобушкой. Уж больно девка была хороша – красавица, умница, стройняшка! Не то, что Любка, толстая корова…
А Любашке люди добрые, коих в деревне большинство, сразу доложили о мужниных гульках. И о том, что свёкры мечтают от неё избавиться.
Вот тут Любка психанула! Устроила свёкрам такой скандал, что вся деревенька на ушах стояла. Ещё и с мордобитием – отцовская натура взыграла. Поскандалила Любаня в доме свёкров, собрала ребятёнка, да и уехала жить к родителям.
Дядя Толя принимать дочь назад не хотел. Мол, выскочила замуж – терпи! Бедная Любашка через день отсиживалась у дядьки, чтоб с отца гнев сошёл. Как только её отец не обзывал, как только не срамотил! И вещи дочерины выкидывал из дома, и коляску детскую ломал. Внук Вовка до того деда боялся, что синел от крика, едва увидев его.
Юрка, устав от семейных скандалов, сошёлся с женщиной старше себя на двадцать лет, да и ушёл к ней жить. Тётя Тоня частенько ночевала в пекарне, Любашка – то у дяди, то у бабки. А дядя Толя свирепел с каждым днём…
В это время Павел, избавившись от нелюбимой жены, ринулся к своей зазнобушке. А она ему: хочешь быть со мной – разводись! Пашка подал на развод, Любка возражать не стала. Астаниных развели.
Не успев развестись, Пашка поволок родителей к своей зазнобушке, свататься. Те обрадовались, принарядились, да и Павел костюм «женильный» нацепил, и рубашечку светлую. Ещё и цветочков в палисаднике нарвал.
А эта зазнобушка сватов на порог не пустила. Сказала:
- Зачем ты мне нужен, разведенец и алиментщик?! У тебя скоро второй ребёнок родится, а ты по девкам шастаешь!
Так Пашка узнал, что скоро станет отцом во второй раз.
Да, Любашка была на шестом месяце беременности. Но мужу ничего не сказала, спокойно согласившись на развод.
Дядя Толя, узнав о том, что дочь опять беременна, устроил своим такой разнос, что вся улица на ушах стояла. Любашка, получив табуреткой по ногам, разозлилась – то ли отцовская натура своё брала, то ли беременность на неё так действовала. Впервые в жизни Люба вызвала милицию на пьяного отца! Впервые за 25 лет террора!
Милиция приехала быстро, буяну заломили руки за спину и увезли в город, где посадили под замок – за сопротивление представителям власти. Дядя Толя получил пятнадцать суток, и ботинками по бокам. Сильно. Придя домой, он ненадолго затих, но затаил на дочь обиду…
Пашка в это время пил с горя. Насмеялась над ним бывшая зазнобушка, опозорила, как тут не запить? А там, где пьянка, там и безобразия разные. Сначала Пашка в овраг вместе с трактором улетел, потом снёс ворота в коровник – на том же тракторе. А тут и вовсе под следствие попал: украл в тракторной мастерской запчасти дефицитные. Не один украл, с товарищем, а тот его «сдал» с потрохами. Павлу грозило три года лишения свободы.
Пашкины родители вовремя поняли, что лучше терпеть нелюбимую сноху, чем носить передачки в тюрьму или цветочки на могилку. Парня погнали к жене, мириться.
Любка, почувствовав за собой силу, закапризничала. Начала выторговывать бонусы: в дом свёкров больше не пойду, мужнины гулянки не потерплю, пусть Пашка устраивается работать на завод и просит квартиру. Пашке пришлось согласиться с условиями жены. Молодые стали жить у Ульяновых.
Дядю Толю такой расклад дела не устроил. В другое время он бы устроил масштабный погром в доме, но в те дни ещё не отправился от милицейских побоев. Бока у него болели так, что он ходил, согнувшись коромыслом. Анатолий Демьянович ворчал и копил злость.
Павел устроился работать на лесозавод и сразу же написал заявление на квартиру. Руководство завода, зная о проблемах в семье Ульяновых, пошло навстречу молодой семье – Астаниным выделили временное жилище, две комнаты в коммуналке. Эти комнаты нужно было привести в божеский вид. Пашка сразу стал делать ремонт, ему помогали родители, тётя Тоня и Юрка.
Любка в это время ходила на сносях, поэтому к ремонту не привлекалась, возилась с сыном. Дядя Толя принципиально не помогал обустраивать комнаты, так как был обижен на дочь. Ходил хмурый, обиженный, косматый, ни с кем не здоровался.
Комнаты, выделенные молодой семье, отремонтировали всего за неделю. Осталось только дождаться, когда высохнет краска на полу. По поводу окончания ремонта Ульяновы устроили небольшое застолье. Правда, без дяди Толи – он в это время на работе был. Посидели, выпили, закусили. Пашка работал в ночную смену, потом ещё докрашивал полы, да и выпил изрядно. В общем, он заснул прямо на диванчике.
Любашка с матерью проводили гостей и принялись за уборку, чтоб устранить последствия гулянки до прихода хозяина дома. Не успели прибраться, глядь – хозяин идёт. Пьяный!
Схема эвакуации в семье Ульяновых была отработана до автоматизма: тётя Тоня схватила спящего Вовку и кинулась к задней двери, по дороге прихватив ворох детской одежды – а вдруг придётся у кого-то ночевать? Любашка, сграбастав кое-что из взрослых одёжек, стала будить мужа.
Пашка спал так крепко, что не проснулся ни от пощёчин, ни от ударов кулаком по лбу. Любаня еле успела выскочить из дома в самый последний момент, получив веником по башке…
На дворе было лето, жара, в окнах домов все окошки распахнуты настеж. Любкин вопль услышала вся улица:
- Караул! Спасите! Он его убьёт!!!
Мы, соседи, повыскакивали на улицу, кинулись к дому Ульяновых. Дядя Толя методично курочил дом, начиная с чуланчика: вот вылетело окно, вот рухнула полка с посудой, вот в окно полетели обломки стола…
Тётя Тоня выла, причитая:
- До нового кресла добрался, скотина…
Любка орала дуриком:
- Он его сейчас убьёт!
А дядя Толя переходил из комнаты в комнату. Порезвившись в чуланчике, принялся за кухню: окно, стол, табуретки, буфет. Очередь дошла до зала.
Любка, вскрикнув, заковыляла в сторону медпункта, где был телефон – вызывать милицию. Тётя Тоня, всхлипнув, заныла:
- С серванта начал, образина…
Когда из дома послышались крики и ругань, некоторые мужики – те, что покрепче – кинулись в дом, спасать Пашку.
В зале у Ульяновых было три окна. Два окошка дядя Толя уже успел разбить, а вот в третье вылетел сам – вперёд спиной! Жахнувшись башкой о штакетник, он прохрипел:
- Помогите…
В тот день «Скорая» увезла сразу двух человек: Любашку в роддом, дядю Толю – в травматологию. «Услуги» милиции не потребовались…
Анатолий Демьянович пролежал в больнице до осени. Зять сломал ему челюсть, сделал трещину в подбородке. От удара о штакетник дядя Толя получил сотрясение мозга и трещину в черепушке.
Осенью я уехала учиться, домой приезжала редко. Потом устроилась на работу, навещать родителей стала ещё реже. Краем уха я слышала, что Любашка через два года родила третьего ребёнка - дочь Юлю. Многодетной семье дали благоустроенную трёхкомнатную квартиру.
Пашка время от времени чудил, и даже пытался водить домой любовниц, но разжиревшая до 170 кг Любка (при росте 175 см), выдавливала и мужа, и любовниц из квартиры, словно зубную пасту из тюбика…
Прошло лет пять. Я приехала в гости к родителям, на три дня. Мама сразу же послала меня в магазин, за вкусняшками. Я в то время беременна была, пошла потихоньку вдоль дороги. Иду, воздухом дышу, изменения на родной улице краем глаза отмечаю.
Гляжу – идёт мне навстречу дядя Толя. Да не один. Везёт коляску с внучкой, а по бокам мальчишки идут, Вовка с Илюшкой. Внуки закидывают деда вопросами:
- Деда, а это что за палка с домиком (про скворечник)?
Анатолий Демьянович отвечает:
- А это такая х…ня, в которой ё…ные птицы живут, что наши яблоки клевать!
А мальчишки опять:
- Деда, а это что у трактора (про погрузчик дровяных пачек)?
Анатолий Демьянович (уже раздражённо):
- Этой ху…той дрова подхватывают, а потом как еб…нут на землю! И я вам е…ну, если не отстанете!
Тут Юля в коляске запищала, дядя Толя стал коляску трясти. А девчонка всё сильнее заливается.
- Не ори, б…дь, - кипятится Анатолий Демьянович, - а то по еб…нику получишь!
А сам заботливо суёт малышке соску, обтерев её чистым носовым платком…
Всем добра и здоровья! Спасибо, что читаете мои истории. Если понравилось – ставьте лайк и подписывайтесь!
