Найти тему
Шпионские страсти

Почему дочь Рудольфа Абеля отказывалась прийти на программу с бывшими коллегами отца? Первая часть.

С историей Рудольфа Абеля (Вильяма Фишера) мы столкнулись вплотную в 1995 году, когда делали документальный фильм "Мертвый сезон в кадре и за кадром". Известно, что вступительное слово к фильму Саввы Кулиша "Мертвый сезон" произносит Рудольф Абель. Это было по тем временам (напомним, речь идет о 1968 годе) беспрецедентным событием - впервые на экране появился живой советский разведчик-нелегал. До выхода фильма существование советской нелегальной разведки в мирное время было окружено молчанием. И провал Абеля в США в 1957 году, и суд над ним, и последующий обмен в 1962 году на сбитого над СССР американского пилота Пауэрса живо обсуждались в западной прессе, но в СССР об этих событиях не было опубликовано ни строчки. В 1995-м были живы еще почти все члены съемочной группы, поэтому нам удалось поговорить и с Саввой Кулишом, и с Донатасом Банионисом, и с Роланом Быковым. Конечно, в первую очередь наши разговоры касались Конона Молодого - прототипа советского разведчика Ладейникова, но Ролан Быков рассказал нам и о своей единственной встрече с Абелем. Он запомнил, как спросил что-то у Абеля про пистолет и получил в ответ: "Милый мой, Вы не путайте - я не диверсант, я разведчик. Я пистолета в жизни в руках не держал". Прошло несколько лет и мы готовили для Первого канала (тогдашнего ОРТ) программу посвященную обмену Абеля на Пауэрса. Мы пригласили в студию ветеранов КГБ, готовивших обмен и участвовавших в нем, получили из США интервью семидесятых годов, в котором Пауэрс (он погиб в 1977 году) вспоминал о самой процедуре обмена на мосту Глиникер и позвонили дочери Абеля Эвелине. Мы были уверены, что она с удовольствием примет наше предложение - ведь передача была, по сути, о ее отце. Но Эвелина Вильямовна уточнила кого из бывших коллег ее отца мы зовем в студию и наотрез отказалась. Честно говоря, для нас это был удар. Понятно, что формальная история обмена, безусловно, заслуживала самого пристального внимания, но взгляд из семьи был важнейшей частью программы. Что ей и ее матери говорили о Вильяме Генриховиче, когда он находился в американской тюрьме, в какой форме им сообщили об обмене, как они ехали в Берлин на встречу, верил ли ее отец в возможность подобного исхода ведь это был, по сути, первый обмен Холодной войны. Мы уговаривали Эвелину Вильямовну несколько дней, никогда ни до ни после мы не были столь красноречивы. К счастью, нам помог старый друг семьи Фишеров и она, наконец, согласилась. Но эти несколько дней уговоров дали нам интересный материал. Дочь была смертельно обижена на некоторых бывших руководителей Первого Главного управления КГБ. По ее мнению, они сделали все, чтобы Вильям Фишер не вернулся к полноценной работе в центральном аппарате разведки. "Они превратили отца в музейный экспонат", - в сердцах сказала она. Действительно, после возвращения из США Фишера принял председатель КГБ Владимир Семичастный. По его совету разведчик написал Хрущеву письмо, в котором лично поблагодарил первого секретаря ЦК за помощь в освобождении: «Особенно тронул меня тот факт, что среди огромного разнообразия ваших партийных и правительственных забот Вы нашли время подумать и обо мне». Но когда отгремели фанфары, работы "по специальности" для Фишера не нашлось. Да, он встречался со слушателями так называемой 101 школы (ныне Академия Внешней разведки), вспоминал "тревожную молодость", помогал в работе над фильмом "Мертвый сезон", но как вспоминал один из его коллег: "после возвращения в Москву ему было предоставлено кресло в углу одного из кабинетов нелегального управления ПГУ, ему отказали даже в собственном столе". "Они до конца жизни подозревали его", - обронила в разговоре Эвелина Вильямовна. Надо сказать, что подобная судьба постигла не одного Абеля (Фишера). Ким Филби после бегства в Москву жестоко страдал от того, что его громадный опыт не был востребован советской разведкой. Конон Молодый умер совсем молодым, всего через шесть лет после обмена и тоже, как вспоминают его бывшие коллеги, вынужден был писать мемуары, консультировать киношников, а не работать с действующими нелегалами. "Ну а где гарантия, что его в тюрьме не перевербовали",- сказал нам в частном разговоре один из генералов КГБ в отставке. Разумеется, когда в студии мы спросили бывших руководителей нелегальной разведки, были ли у них подозрения в отношении Абеля (Фишера) нам ответили, что Вильям Генрихович прошел по возвращении стандартную процедуру проверки и ничего подозрительного выявлено не было. Этот ответ вызвал горькую усмешку дочери Фишера. И тогда мы решили разобраться, что именно могло повлиять на настороженное отношение руководства советской разведки к провалившимся нелегалами вообще и к Вильяму Фишеру в частности.

Продолжение следует.