Все ждали помощи
Вопрос, почему российское начальство не торопится «распечатывать кубышку», в которой хранится сто пятьдесят миллиардов долларов, припасенных на черный день, задают даже верные славильщики власти.
Экономисты объясняют, что нынешний кризис совсем не похож на проблемы, с которыми сталкивалась российская экономика в 1998 и в 2008 годах, и призывают дать людям денег. Аналитики пересчитывают деньги в карманах американских и европейских «самоизолированных», сравнивают их с российскими «мерами поддержки» и призывают дать людям денег. Предприниматели рассказывают о грядущем коллапсе бизнеса и уже случившемся коллапсе потребительского рынка и призывают дать людям денег. Банкиры предупреждают, что отсрочка кредита не есть его отмена, напоминают о возможности банковского кризиса, если обанкротившиеся предприниматели не смогут платить по счетам, и призывают дать людям денег. Глава Счетной палаты оценивает потенциальное число безработных в 8 миллионов и призывает дать людям денег, чтобы выпущенные с карантина граждане поддержали живым рублем умирающий бизнес. Граждане тоже согласны, что наличные деньги им бы не помешали, — почти половина заявляет «о падении доходов из-за пандемии»; четверть не «видит выхода из ситуации и заявила, что не знает, что делать»; три четверти уверены, что найти любую новую работу в текущих условиях будет сложно.
Деньги будут, говорит начальство. Но не сразу. И не всем. И, главное, денег не будет много.
Объем средств, выделяемых на минимизацию последствий пандемии в России, может достичь 2,8% ВВП, говорит министр финансов. Может быть, и больше, если к живым деньгам приплюсовать разные фискальные отсрочки и поблажки. Но на фоне 10–20% ВВП, которыми готовы пожертвовать правительства других стран, размер российской помощи людям не выглядит убедительно. Тем более что Фонд национального благосостояния (ФНБ) собирался именно для такой ситуации. И в этом фонде денег даже больше, чем 10 % ВВП. Почему бы их не потратить?
Но начальство не хочет тратить средства из ФНБ. Категорически не хочет. И имеет к этому основания. По крайней мере, убедительные для него самого.
Железная логика
Неверно думать, что, принимая решения о расходовании средств в кризисной ситуации, власти руководствуются мнением экспертов, объективными данными или, не дай бог, экономическими теориями. Начальники (особенно не ограниченные законами и экспертизами) тоже люди, которые в первую очередь руководствуются собственным опытом и знаниями, а также собственным видением прошлого и будущего. И построить модель начальственной логики в этой ситуации не очень трудно.
Во-первых, власти считает ФНБ не «кубышкой», которая может помочь компенсировать последствия кризиса, а инструментом управления лояльностью.
Сам факт существования $150 миллиардов «живыми деньгами» заставляет владельцев крупных состояний, контролирующих российскую экономику, соблюдать строгую дисциплину.
Если кто-то из них хочет обратить эти миллиарды в свою пользу — будь добр, веди себя как прикажут. Не захочешь — пеняй на себя, а у нас денег хватит. Никакая угроза «системообразующего бизнеса» насчет падения производства или массовых увольнений в этой ситуации не страшна начальству, пока у него есть «живые деньги». Хочешь — увольняй, хочешь — закрывайся, а у нас средств хватит, чтобы запустить твой бизнес заново, но уже без тебя. А если израсходовал ты средства ФНБ — кого ты теперь напугаешь?
Потерь же и угроз «несистемообразущего бизнеса» власти не боятся тем более. Все разговоры о потерянных рабочих местах в малом бизнесе для начальственных ушей не более чем лесной шум. Надо помнить, что решения о расходовании государственных средств в стране принимают люди, буквально купающиеся в деньгах, и представить себе ситуацию, когда у кого-то этих денег нет, они просто не могут. Кроме того, чиновник убежден, что малый бизнес, даже разоренный дотла, снова появится на улицах, как только на улицах появятся люди, — он будет попроще, похуже, с другими владельцами, но появится. А бизнес, обслуживающий саму власть, не пострадает вообще никак.
Кроме того, нежелание тратить фонд, скопленный за счет нефтяных доходов, подкрепляется обвальным падением этих самых доходов. С 1 мая экспортная пошлина на нефть снижается в 7,6 раза, с $52 долларов за тонну Urals до $6,8. Девальвация рубля на 25% не компенсирует бюджету все выпадающие сырьевые доходы, потери Минфин оценивает в интервале 3–4 трлн рублей, если цена нефти, выраженная в национальной валюте, составляет около 2000 рублей за баррель.
Можно, конечно, девальвировать рубль, и это наверняка сделают, как только в страну пойдет хоть какая-то валюта. Сейчас же, на самом деле, даже вывести на рынок средства ФНБ, чтобы превратить их в рубли, не так-то просто — рублей сейчас не хватает, и тут можно сгоряча укрепить национальную валюту и повысить доходы граждан, вместо того чтобы ослабить рубль и понизить зарплаты в долларовом выражении, как было задумано.
Падение доходов населения и коллапс потребительского рынка — именно то, что, по мнению начальника, в этой ситуации и нужно, —
в противном случае граждане уже выносили бы магазины и пункты обмена валюты, если бы не карантин. Потребительский рынок в нашей стране — это в первую очередь импорт, а импорт — это спрос на валюту, которой сегодня недостаточно, и когда она появится — непонятно. Дать деньги людям в руки сейчас — это дать им возможность потратить их на предметы, совершенно, с точки зрения начальства, ненужные, а для состояния резервов Центробанка — даже вредные.
Да пусть хоть все сядут на пособие по безработице — главное, чтобы граждане не успели перевести остатки рублей в доллары и опустошить прилавки, пока начальство не придумает механизма латания дыр в бюджете за счет «новой нефти» — то есть за счет людей.
