Итак, как сообщала сводка Совинформбюро от 22 марта 1945 года, особо ожесточенные бои завязались на подступах к Хайлигенбайлю (современный Мамоново), являвшемуся центром всей обороны 4-й армии вермахта, оказавшейся в котле юго-западе от Кёнигсберга. Потеря этого города означала бы полный разгром всей группировки, войска которой ускоренными темпами пытались эвакуировать на Фришскую косу через порт Розенберг (Краснофлотское) на берегу залива. Поэтому подошедшим к Хайлигенбайлю нашим частям пришлось преодолевать широкие минные поля и сплошные линии траншей, прежде чем к вечеру, наконец, удалось ворваться в город с юга, после ожесточенного боя овладев казармами и группой домов на южном берегу реки. Затем советские бойцы по грудь в ледяной воде переправились через реку и заняли несколько зданий на ее северном берегу.
На восточные окраины Хайлигенбайля советские бойцы вышли еще 20 марта. Но штурмовать город с ходу не стали, прежде всего, из-за недостатка в живой силе и технике.
«В полку к этому времени оставалось 98 активных штыков, - вспоминал командир 123-го стрелкового полка 62-й стрелковой дивизии Василий Славнов. - Один станковый пулемет, два орудия и несколько минометов составляли наш штурмовой отряд».
В качестве усиления полк получил гаубичный дивизион и две самоходные артиллерийские установки, что, конечно, было явно недостаточно. Поэтому решили пойти на хитрость: в конце 20-минутной артподготовки на позиции немцев густо посыпались дымовые снаряды. Эффект превзошел все ожидания, в густых клубах противники даже не разглядели друг друга. Советские бойцы ворвались в первые дома Хайлигенбайля, но закрепиться там не успели – немцы поднялись в контратаку, и пришлось отходить. До полудня полк вообще перешел к обороне, но за это время удалось засечь большинство вражеских огневых точек и наметить пути выдвижения орудий на прямую наводку. Повторную атаку наши предприняли в ночь на 21 марта.
«Гитлеровцы приняли бой, не отошли, - писал в своих мемуарах Славнов. - В окнах и проломах домов заухали фаустпатроны, на лестничных клетках, в подвалах и коридорах рвались гранаты, не смолкала трескотня автоматов. Изуродованные здания по многу раз переходили из рук в руки».
К утру штурмующим все-таки удалось захватить два дома, но яростные схватки продолжались весь следующий день и следующую ночь – врукопашную ходили даже артиллеристы. Помогла установившаяся 23 марта ясная погода: немедленно над Хайлигенбайлем появились советские бомбардировщики и штурмовики, обрушившие на город мощные удары. Так продолжалось вплоть до наступления темноты.
Чтобы не дать гитлеровцам опомниться от авианалета, наши решили вновь пойти на штурм, разбившись на группы по 8-10 человек. В здания, забросав предварительно окна гранатами, врывались с двух сторон, вышибая двери загодя приготовленными бревнами или просто плечами. В кромешной тьме своих можно было узнать лишь по голосам и характерному треску автоматов. Штурмовиков поддерживали самоходки, подавлявшие немецкие пулеметные гнезда, по-снайперски расстреливавшие оконные проемы подвалов и чердаков, откуда били фаустники.
К утру этот квартал был взят. Передохнув, советские бойцы на следующую ночь приступили к штурму второго квартала.
«Сопротивление врага заметно ослабло, - свидетельствовал комполка Славнов. - Но каждый дом все равно приходилось брать приступом. К исходу дня на южном берегу речки оставалось всего три здания, еще занятых немцами. Сопротивлялись они отчаянно, по всему чувствовалось, что там засели матерые фашисты. Ночью 25 марта мы взяли и эти, последние дома. Штурм был настолько стремительным, что враг не успел взорвать мост через реку, соединявший обе части города».
К сожалению, даже несмотря на массированное применение артиллерии и авиации, при взятии города серьезных потерь избежать не удалось. Одним из самых сложных участков стала проходившая через Хайлигенбайль железная дорога «Кёнигсберг – Берлин». Немцы поставили на ней груженые лесом вагоны, под которыми засели пулеметчики. В кюветах идущего параллельно «железке» автобана на прямую наводку поставили 88-миллиметровые зенитные пушки.
«Страшной убойной силы, никакая броня не держала - вспоминал член экипажа одного из советских самоходных орудий СУ-76 Юрий Поляков. - До нас ходили в атаку тяжелые самоходки, 122-миллиметровые. В два захода выжгли их. Приехал Василевский - мол, почему не двигаетесь. Начальство наше сообщает - танков нет, выжгли. Он на наши самоходки показывает - а это что? Командира полка ко мне! Ну, а что подполковник может сделать? Приказал - мол, ребята, надо. Кто вернется живой - награжу. Пошли. Выскочили - сколько стволов ударило сразу, я не знаю, первая машина взорвалась, а мы вернулись обратно. Тут приказ повторить атаку. Мы опять полезли. Короче говоря, я только помню вспышку перед глазами - взрыв, видно в топливный бак попало. Зад-то открытый у самоходки, меня или выкинуло, или сам выпрыгнул - так и не помню. Телогрейка загорелась на мне. Хорошо, сообразил, в свою сторону побежал. Там траншеи были. Солдаты меня уронили и начали макать в грязь, погасили. Потом посмотрели - некому уже наступать-то было. Подтянули артиллерию, сровняли с землей там все, что можно. А нас-то сожгли уже. Вот так-то и получилось».
О том, что и немцам приходилось туго, свидетельствует хотя бы появление в их рядах множества дезертиров и даже перебежчиков – невиданное доселе в вермахте явление. Один из тех, кто героической смерти за фюрера предпочел советский плен, рассказывал на допросе:
- В ночь на 22 марта наш отдельный батальон 24-й танковой дивизии был введен в первую линию обороны и наутро подвергся атаке русских, в результате чего большая часть солдат была убита и ранена, а остальные разбежались.
В попытке пресечь нежелательные эксцессы, усиленно заработала полевая жандармерия, организовавшая подвижные патрули и сборные пункты для солдат, отставших от своих подразделений. Все, кто не имел командировочного предписания, немедленно передавались военно-полевым судам с формулировкой «Самовольное оставление части, трусость» с гарантированным исходом - расстрел. Озлобленные таким обращением армейцы пользовались любым удобным случаем, чтобы отомстить.
Так, командир одной из пехотных рот, получив донесение о том, что тылы его подразделения прочесывают в поисках дезертиров, приказал своим бойцам доставить жандармов к нему – если потребуется, с применением силы. Вскоре на командном пункте в сопровождении автоматчиков появились представитель военно-полевого трибунала и четыре унтер-офицера. Судья заявил, что имеет неограниченные полномочия для быстрой расправы с трусами.
- В моем подразделении служат только герои, - возразил ротный.
- Значит, все в порядке, - пошел на попятный судья и сделал своим помощникам знак уходить.
- Вы, все пятеро, останетесь здесь, - остановил жандармов офицер. – У меня на счету каждый человек, поэтому возьмете по фауст-патрону и займете каждый свой одиночный окоп. Давайте наслаждаться войной, мир будет ужасен!
Впрочем, все эти кардинальные меры помочь немцам уже не могли - 25 марта Хайлигенбайль был взят советскими войсками. В честь участников штурма города в Москве был произведен салют 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий. Кроме того, сразу 16 красноармейцев, особо отличившихся в этих боях, были удостоены звания Героя Советского Союза.