8 февраля в 1945 года из концентрационного лагеря на острове Узедом, где находилась испытательная площадка ракетного полигона Пенемюнде, десять военнопленных под руководством военного лётчика М. П. Девятаева совершили побег на захваченном у немцев самолёте.
Одиссея Михаила Девятаева
Михаил Петрович Девятаев, лётчик истребительной авиации, был сбит 13 июля 1944 года. Выпрыгнул с парашютом над территорией, контролируемой немцами, попал в плен.
Разумеется, сама мысль о том, чтобы отправить лётчика в лагерь, где есть открытый доступ к самолетам, выглядит не самой здравой. Но немцы этого и не делали! Девятаеву удалось выдать себя за другого: немцы не знали, что имели дело с лётчиком. Это звучит невероятно, учитывая, что его взяли буквально около парашюта вместе с документами. Но вышло именно так.
Дело в том, что в лагере он попытался совершить побег, но подкоп обнаружили. Девятаев был приговорён к смерти и переведён в Заксенхаузен. Однако лагерное подполье сумело подменить жетоны, имевшиеся у каждого узника: ему достался жетон другого человека - недавно умершего украинского учителя Григория Никитенко. Именно под этим именем Девятаева, как не имеющего отношения к авиации, и перевели в лагерь на острове Узедом.
Лиса в курятнике: советский лётчик в ракетной цитадели Рейха
Увидев по прибытии самолеты, Девятаев сразу задумал побег.
В лагере он сблизился с другими заключенными: ему удалось найти единомышленников. К тому времени группа заключённых во главе с Иваном Кривоноговым и Владимиром Соколовым готовила побег с острова на лодке. Кривоногов был отправлен на Узедом после попытки побега, сопровождавшегося убийством конвоира, Соколов тоже пытался бежать дважды. Девятаев убедил группу отказаться от водного варианта побега в пользу воздушного.
Ситуация была сложная. Помимо собственно военнопленных, в лагере были и уголовники, отношения с которыми у Девятаева и его товарищей складывались плохие. Были и пленные, сотрудничавшие с лагерным начальством. Одного из потенциально опасных соседей - помощника бригадира - удалось убрать, инсценировав кражу, после чего его место занял один из "заговорщиков", Владимир Немченко. Это сыграло важную роль в дальнейших событиях.
Девятаев и Кривоногов попробовали сагитировать бежать с ними лояльно относящегося к заключенным немецкого солдата-зенитчика. На дворе был 45-й год, к чему дело идёт, всем было ясно, так что такая попытка вполне имела смысл. Тот отказался принять участие в побеге, однако и не выдал никого.
Во время работы Девятаев изучал приборную доску немецких самолетов "Хейнкель-111" по обломкам с местной свалки... Но заключённые от тяжёлого труда и недостатка пищи слабели с каждым днём, ухудшение здоровья единственного лётчика заставило ускорить подготовку.
Побег
8 февраля настало время претворить в жизнь всё задуманное. Все заговорщики были назначены на совместную работу благодаря новому помощнику бригадира - Немченко. Кривоногов по сигналу Девятаева убил конвоира, после чего беглецы проникли в кабину давно намеченного "хейнкеля-111", почему-то всё время стоявшего "на отшибе". Выяснилось, что с самолёта были сняты аккумуляторы. Их пришлось найти и доставить к "хейнкелю" (побег был осуществлён в обеденное время, так что аэродром был относительно свободен).
Лишь с большим трудом удалось поднять самолёт в воздух. Триммеры руля высоты стояли в "посадочном" положении, так что штурвал управления пришлось добирать физическим усилием. Уже после взлёта Девятаев смог понять, как управлять рулём высоты.
Сразу же поднялась тревога: следом за "хейнкелем" беглецов вылетел истребитель заслуженного аса Гюнтера Хобома. Но, так как он не знал курса Девятаева, то наткнуться на него он мог только случайно, поэтому погоня успеха не имела. Кроме того, всем самолётам в окрестностях было приказано перехватить и сбить одинокий "хейнкель", Но такая ориентировка была слишком неопределённой, да и великоват был риск завалить ни в чём не повинный случайный бомбардировщик.
Беглый самолёт был обнаружен полковником "Люфтваффе", заслуженным асом Вальтером Далем. Но он в это время возвращался на базу, топливо у него заканчивалось, да и боеприпасов почти не оставалось. Он выпустил вслед "хейнкелю" остатки боекомплекта - и не попал.
Выйдя за линию фронта, в ходе пересечения которой самолёт был повреждён огнём советской зенитной артиллерии, беглецы совершили посадку в расположении советских войск.
Дома: судьбы беглецов
Советские специалисты изучили угнанный самолёт - и вот тут стало ясно, почему немцы так упорно за ним гнались.
Это был вовсе не обычный бомбардировщик! Это оказался особый "борт" - с кучей секретных приборов, отслеживавших запуски ракет "Фау-1" и "Фау-2". Просто царский подарок для советских ракетчиков! А вот для немецких - наоборот: программа по совершенствованию ракет "Фау" существенно замедлилась, Девятаев стал очередным "личным врагом Гитлера".
Координаты ракетных установок были переданы руководству 61-й армии. Выяснилось, что прежде авиационные удары наносились не туда: испытательные площадки были хорошо замаскированы, и бомбардировкам авиации союзников подвергались специально построенные немцами фальшивые аэродром и постройки.
Из десяти человек, выбравшихся из плена, семеро, не бывшие офицерами, после довольно беглой проверки и лечения уже в марте попали в действующую армию. Даже Немченко, лишившийся глаза, уговорил взять его санитаром. Они все были зачислены в одну часть, которой не очень повезло в конце войны. Только один из этих семерых дожил до победы.
Офицеры же - Девятаев, Кривоногов и Емец - в действующую армию попасть не успели. То есть с побегом из плена война для них закончилась.
С Михаилом Девятаевым очень хотел пообщаться глава советской ракетной программы - Сергей Королёв: они вместе работали в Пенемюнде в сентябре 45-го. Квалифицированный взгляд лётчика, длительное время присутствовавшего на полигоне, многое для него прояснил. Многие находки там были сделаны именно благодаря Девятаеву.
После войны Михаил Девятаев вернулся в родную Казань, работал в речном порту, сначала грузчиком, потом прошёл обучение, стал капитаном-механиком речных судов.
В 1957 году году получил звание Героя Советского Союза. Формально - за героический побег, неофициально - за вклад в ракетную программу. Впрочем, все остальные участники легендарного побега тогда же получили ордена, в том числе посмертно.
Девятаев стал испытателем "ракеты", первого советского корабля на подводных крыльях, а позже водил "метеоры" до конца трудовой деятельности. Написал две книги...
"Измена Родине"?..
Казалось бы - всё ясно. Но...
В 90-е появилась теория, согласно которой Михаил Девятаев был осуждён за измену Родине и 9 лет провёл в лагерях. Мол, всплыли некий донос и некое старое уголовное дело довоенных времён, что в совокупности с пленом привело к обвинительному приговору. В Казань бывший лётчик вернулся не сразу после войны, а только в 1950-х, и именно поэтому ему пришлось спешно менять специальность - в пилоты его не брали - и превращаться в капитана-речника.
Также появилась информация, что из семи человек, оказавшихся в армии до конца войны, шестеро погибли, сражаясь в составе штрафной роты.
Если коротко, то эта информация очевидно не соответствует действительности, так как противоречит достоверно известным фактам.
Прежде всего: в части, в которой оказались Немченко, Соколов и другие солдаты из числа беглецов, штрафных рот не было. На этом можно было бы и закончить, но следует сделать оговорку.
Нормальным для тех времён было зачисление вернувшихся из плена, а также длительное время проведших на оккупированных территориях, в состав "штурмовых" частей: от обычных они отличались тем, что все, вне зависимости от прежнего звания, в них становились рядовыми бойцами. Через два месяца такой проверки военнослужащие уже отправлялись служить в соответствии со своим прежним званием. Использовались штурмовые части так же, как и все остальные, каких-то особо сложных задач, как перед "штрафниками", перед ними не ставилось.
При этом нет оснований считать, что беглецы с Узедома попали именно в штурмовые подразделения. Определённо, что одноглазого Немченко в любом случае должны были комиссовать, добиться направления в действующую армию ему было непросто. Вот что на этот счёт пишет сам Девятаев:
Как-то в конце марта в палату госпиталя, где лечились Кривоногов, Емец и я, веселой толпой ввалилось целое отделение солдат, снаряженных к походу. По их свежим лицам не сразу можно было узнать Соколова, Кутергина, Урбановича, Сердюкова, Олейника, Адамова, Немченко.
Отрапортовал Соколов:
— Товарищ командир экипажа, группа участников побега в количестве семи человек отбывает на фронт.
Вперед выступил высокий, с повязкой на глазу Немченко, представился по-военному:
— Санитар стрелковой роты. С трудом допросился, чтобы взяли.
Волнующим было прощание побратимов. Люди шли в бой...
А вот что пишет Иван Кривоногов:
После необходимой проверки рядовые нашей группы влились в соединение, которое сражалось на Одерском плацдарме. Мы, трое офицеров — я, Девятаев, Емец, — ждали подтверждения наших воинских званий и пока оставались вне действий. В те же дни получили письмо от Володи Соколова: «Ванюшка! Миша! Пишу из окопа под Одером. Свистят пули — напишу немного. Я уже старший сержант. Мой командир полка — Герой Советского Союза. Надеюсь, скоро буду и я».
Из семи человек, ушедших на передовую, остался в живых только Федор Адамов. От него я и узнал через много лет о судьбе наших товарищей. Всех их зачислили в одну роту 777-го стрелкового полка, обмундировали, вручили оружие. Адамов получил пулемет, остальные ребята — автоматы.
Двое из шести соратников Девятаева погибли при форсировании Одера, трое - в битве за Берлин, ещё один - уже во время войны с Японией, на Дальнем Востоке (к тому времени никаких штрафных частей вовсе не существовало). Гибель шестерых из семи, увы, объясняется лишь "случайностями и превратностями войны".
Сам Девятаев заведомо не мог быть осуждён за измену до сентября 45-го, когда он вместе с Королёвым работал в Пенемюнде. Обычный срок пребывания в фильтрационном лагере для возвращающихся из плена составлял 3-4 месяца. При этом в конце марта Девятаев, Кривоногов и Емец ещё находились в госпитале.
Здесь же у нас - "сложный" случай: поставим себя на место проверяющих офицеров. Побег выглядит действительно невероятно. Кроме того, по немецким же документам, Михаил Девятаев был давно мёртв, а в лагерь на Узедом отбыл Григорий Никитенко. При этом на реального Никитенко человек не похож. Вроде бы похож на Девятаева, но это ещё надо доказать...
Как бы то ни было, Кривоногов получил подтверждение офицерского звания только в ноябре 1945-го. Примерно столько же времени на это должно было уйти и у Девятаева. Возможно, чуть больше из-за сложности случая и задержки из-за работы в Пенемюнде с Королёвым - или чуть меньше из-за протекции того же Королёва.
Метки: #хэ-ежедневник , #самолёты , #вторая мировая война , #великая отечественная война , #Россия , #история России , #история СССР , #Михаил Девятаев , #подвиги , #сергей королёв
Ну, а что касается послевоенной карьеры, то вообще-то Девятаев и был речником. Закончил Казанский речной техникум в 1938-м, работал помощником капитаном баркаса на Волге. Так что всё логично: он вернулся туда, откуда ушёл на войну. Продолжил дело, которым и до того занимался.
Да, наверное, он мог попытаться стать гражданским пилотом, но надо смотреть в глаза реальности: "на гражданке" просто не нужно было такое огромное количество лётчиков, которое было подготовлено за годы войны. Основной их части в любом случае пришлось в итоге сменить вид деятельности.
Как бы то ни было, все выжившие участники побега вполне нашли себя в мирной жизни. Как писал Иван Кривоногов:
Время обгоняет книги. 8 мая 1962 года вдруг слышу объявляет московское радио: «От причала Северного порта отошло крылатое судно «Метеор». Ведет судно Герой Советского Союза капитан Михаил Петрович Девятаев».
За эти годы выросло его судоводительское умение, на его плечи возложена большая ответственность — он водит судно по изменчивому и коварному Куйбышевскому морю. Мы редко видимся теперь, к сожалению, но что поделаешь: большому кораблю — большое плавание. И я от всего сердца желаю ему удачи!
Вот, кажется, я и обо всех рассказал, с кем у меня есть хоть какая-то связь.
Все мы после войны вернулись в родные места, занялись мирным трудом, имеем семьи, воспитываем детей. Но ... мы не в силах забыть то, что ... перенесли за время войны.
Вообще следует отметить, что сразу после войны отношение к её событиям было куда более спокойным, чем сейчас. Не особо славили героев - и не так уж преследовали тех, кто показал себя не столь хорошо. Только что завершившаяся война не казалась чем-то беспрецедентным, не воспринималась, как в наше время - как "выигранный Армагеддон". Просто ещё одна война. До неё была Зимняя, ещё раньше - Испанская, локальная война с Японией на Халхин-Голе... После неё была новая война с Японией. И ниоткуда не следовало, что на этом "сезон войн" завершился.
Лишь тогда, когда стало ясно, что новая большая война в ближайшее время не очень вероятна, стали активно разыскивать неизвестных героев, отмечать Победу...
Так что тот факт, что Девятаев со товарищи прославились лишь во второй половине 50-х, как раз вполне нормален. Так же вышло с героями Брестской крепости и многими другими. До того их подвиги были лишь фактами их личных биографий.
PS: Casus Лошаков
Для сравнения: что на самом деле происходило в случае, когда из плена освобождался тот, кто действительно сотрудничал с врагом.
Николай Кузьмич Лошаков - советский лётчик, сбитый в мае 1943 года. В плену под давлением принял предложение пойти служить к немцам в надежде бежать (очевидно, имеется в виду служба в Авиации РОА). Бежал в СССР на угнанном самолёте 11 августа 1943 г.
То есть это - бесспорный "власовец", относительно которого не было никаких сомнений, и который и не отрицал этот очевидный факт. Скорее всего - уже принимавший участие в боевых действиях против советских войск (иначе бы его не выпустили настолько из поля зрения, чтобы он сумел реализовать свой план).
Итог: осуждён на три года за измену Родине. При этом отсчёт срока начался с 12 августа 43-го, то есть фактически с момента его попадания к своим, в то время как на самом деле он оказался в "Воркутлаге" только в январе 1944-го. Отпущен из лагеря по отбытии двух третей срока - 12 августа 1945-го, причём со снятием судимости. Фактически же он там провёл чуть больше полутора лет.
Уже через два месяца после освобождения Николай Лошаков становится начальником центрального аэропорта авиаотряда комбината "Воркутауголь", и его последующая трудовая карьера идёт вполне успешно.
В общем, не тянет как-то на кровавую расправу. Скорее, возникает впечатление, что его, напротив, как раз активно "отмазывали", смягчая по возможности наказание: факт побега явно произвёл на ОСО НКВД весьма благоприятное впечатление. Совершенно очевидно, что если бы - теоретически - Девятаеву инкриминировалось бы что-то подобное, то и он получил бы нечто в том же духе. Какие уж тут "девять лет"...
