Фридрих Ницше в философском романе "Так говорил Заратустра" ("Also sprach Zarathustra") очень точно подметил:
А вы, друзья мои, говорите, что о вкусах не спорят? Но вся жизнь и есть спор о вкусах!
Вкус - это одновременно и вес, и чаша весов, и тот, кто взвешивает; и горе живущим, которые хотят прожить без спора обо всём, что касается взвешивания!
В XIX веке сошлись в яростном диспуте два музыкальных лагеря: вагнерианцы и брамсианцы. Как видно из названий, одни выступали за революционный новаторский путь Рихарда Вагнера, другие сделали своим кумиром хранителя классических традиций - Иоганнеса Брамса. По сути, и то и другое, являются разными сторонами одной и той же монеты - немецкого романтизма. И если Вагнер предпринимал активные действия по пропаганде своей "музыки будущего", то Брамсу было глубоко наплевать на все страсти кипевшие вокруг его имени. Между молотом Вагнера и наковальней Брамса волей судеб оказался ярчайший представитель австрийской и немецкой вокальной лирики Гуго Вольф.
Ещё подростком Вольф пытался показать свои сочинения Вагнеру, но тот даже не стал смотреть ноты, а "по-королевски" небрежно его похвалил.
Из-за противоречивости своего характера Вольф не сумел получить нормального музыкального образования. После двух лет обучения в Венской консерватории начинающий композитор был изгнан из неё за "нарушения дисциплины". Живя на случайные заработки, и даже голодая, молодой человек усердно изучает партитуры классических композиторов, проводя многие часы в библиотеках.
В 1879 году Вольф пытается заручиться поддержкой Брамса. Брамс внимательно ознакомился с творчеством Вольфа, отметил несомненный талант автора, но от рекомендаций воздержался, сделав замечание о недостаточности полифонической техники. Это нанесло самолюбию Вольфа тяжелейший удар.
В роли музыкального критика Вольф со всей страстью встал в ряды вагнерианцев, и с той же страстью начал выступать с нападками на сторонников Брамса, тем самым заработав враждебное отношение со стороны широких и влиятельных музыкальных кругов Вены. Апофеозом этого противостояния стал скандальный провал закрытой репетиции Венского филармонического оркестра симфонической поэмы Вольфа "Пентесилея " в 1885 году. Оркестранты и дирижёр Ганс Рихтер, проводивший репетицию, были сыты по горло резкими выпадами Вольфа в их адрес на страницах жёлтой газеты "Салонный листок". Репетиция была прервана, едва начавшись. Ганс Рихтер обратился к оркестру со следующими словами:
Господа, мы не будем играть до конца эту пьесу - мне хотелось лишь посмотреть на человека, который позволяет себе так писать про маэстро Брамса ...
Этот эпизод впоследствии нашёл отражение в эпическом романе Ромена Роллана "Жан-Кристоф". Главный герой - композитор Крафт - неожиданно получает заманчивое предложение от дирижёра придворного оркестра своего города. Маэстро просит партитуру его симфонии с целью исполнения. На самом деле это коварная ловушка. Молодого композитора жестоко наказывают за высмеивание в городской газете музыкальных вкусов местного бомонда, в числе которого был и придворный дирижёр. Воодушевлённый Крафт бежит на репетицию, где слышит как оркестр откровенно издевается над его произведением, фальшивя и играя невпопад, а дирижёр руководит этим безобразием.
"Пентесилея" единственное крупномасштабное произведение для оркестра у Вольфа. В основе программного замысла лежали сюжетные перипетии одноимённой трагедии Генриха фон Клейста. Несмотря на некоторую вторичность музыкального языка (отголоски "Лоэнгрина" во второй части и "Кольца Нибелунга" в третьей), поэма до краёв заполнена субъективной накалённостью эмоционального строя. Послушаем первый эпизод, озаглавленный "Вторжение амазонок под Трою". Это музыкальная картина одновременно рисует войска грозных амазонок и символическое предсказание роковой судьбы их царицы.
Зимой 1888 года самобытный талант Вольфа внезапно раскрывается с небывалой щедростью. Широкие горизонты открылись перед ним в области вокальной музыки. Впоследствии Вольфа назовут "Вагнером песни". На протяжении короткого срока композитор создал более ста композиций. Случалось так, что в один день он сочинял по два, а то и по три произведения. Так работать мог только человек, с самозабвением окунувшийся в творчество. В этом была вся жизнь Вольфа, иначе он себя уже не мог мыслить. Когда вдохновение пропадало, он горько сетовал:
Сколь тяжела участь художника, если он не в состоянии сказать что-либо новое! Тысячи раз лучше для него лежать в могиле ...
Его слова окажутся пророческими. Творчество Вольфа было подобно горящему стогу сена - неожиданно ярко вспыхнув, оно также внезапно иссякло. Беспросветное отчаяние охватило композитора:
Я давно уже мертвец ... Я живу, как глухое и тупое животное ... Если я не смогу более творить музыку, тогда не надо заботиться обо мне - следует выбросить меня на помойку ...
Невыносимое молчание длилось почти 5 лет. В марте 1895 года Вольф вновь ожил. Завершив "Итальянскую сюиту песен", он приступает к воплощению мечты всей своей жизни - созданию большой оперы "Мануэль Венегас" по сюжету испанского писателя Педро Антонио де Аларкона.
Работу Вольфа над оперой сравнивают с паровой машиной. Страстное желание создать что-то новое вновь и вновь натыкалось на внутреннее несовершенство и отсутствие прежнего творческого запала: много шума, ярости, страсти, а коэффициент полезного действия очень низкий. Опера осталась незаконченной. Разум композитора помрачился. В сентябре 1897 года его отвозят в психиатрическую больницу. Через несколько месяцев рассудок к нему вернулся, однако о возможности сочинять музыку уже не могло быть и речи. Смысл жизни у 38-летнего композитора исчезает навсегда. В октябре 1898 в порыве нового приступа безумия Вольф пытается покончить с собой. Последние четыре года жизни он провёл в одной из венских лечебниц, сражённый прогрессирующим параличом, закономерно наступившим после паралича творческого.
Смерть примиряет всех спорщиков о вкусах. Именно она является и весом, и весами, и той, кто взвешивает. Могилы Иоганнеса Брамса и Гуго Вольфа находятся почти рядом на Центральном кладбище Вены. Несмотря на противоположные творческие методы Брамса и Вольфа, у них есть и точки соприкосновения. Оба композитора были чрезвычайно требовательны к отбору стихотворений. В конце концов, две традиции немецкого вокального жанра (Шуберта и Шумана) не являются резко обособленными. В сочинениях Брамса встречается декламация, а у Вольфа - песенные моменты. Вольф в своих песнях более поэт, а Брамс - музыкант.
Слушаем великолепную по драматическому накалу песню "Alles endet was enstehet" на слова Микеланджело, начинающуюся с мрачных диссонирующих аккордов:
Всё кончается, что возникло
И по традиции несмешная байка:
- Почему так, - задавался вопросом Игорь Фёдорович Стравинский, - всякий раз, когда я слышу музыку, которая мне не нравится, это всегда оказывается Вилла-Лобос
Дорогие читатели и авторы, чтобы не затеряться в Океане Нот - сохраните себе постоянно пополняющийся каталог статей, нарративов и видео.