Битву удалось идентифицировать достаточно легко, хотя при просмотре я ее не сразу вспомнила. Отчасти можно сказать, что нам показали художественную правду: это действительно была первая серьезная война, выигранная Александром. Но и вымышленных художественных подробностей в достатке.
Время действия -- 340 год до н. э. Царь Филипп ушел в поход на Византий, первый раз официально оставив сына на хозяйстве и вручив государственную печать. Александру было шестнадцать лет.
Есть, правда, легенда о том, как Александр в семь лет принимал в отсутствие Филиппа персидских послов, поразив их недетскими рассуждениями и вопросами: в то время, как персы пытались забавлять мальчика рассказами о разных чудесах, юный принц интересовался личностью царя и его авторитетом как военачальника, и упорно сводил разговор на военные темы, расспрашивая их о дорогах, расстояниях, устройстве армии словно военачальник, принимающий доклад вернувшихся разведчиков.
На что рассчитывали восставшие фракийцы-меды? Видимо, на юность регента и свое выгодное территориальное расположение. Долина в среднем течении реки Стримон представляет собой естественную крепость, со всех сторон окруженную крутыми горами. Войти можно только с юга через устье Струмицы, до которого еще надо добраться, что тоже очень неудобно. Как бы там ни было, Александр не просто разбил медов -- он прорвался в их горный лабиринт, взял "столицу", выгнал все население (населению повезло, в другие времена Александру случалось при взятии городов всех поголовно в рабство продавать), заселил город македонянами и переименовал в Александрополь.
Видимо, меды опоздали вовремя капитулировать. У Александра была интересная особенность: он мог прийти в восторг и рассыпаться в милостях, если ему давали хороший бой в поле, удостоить побежденного противника даров и дружбы и вообще повести себя по принципу "побьемся - поратаемся, а после и побратаемся", что впоследствии и произошло с Пором. Так что в реале Тиссий вполне мог и помилование получить (как звали в действительности царя мятежных фракийцев, брали ли его в плен, и если брали, то что с ним сделали, история умалчивает). Но вот севшая в осаду крепость заставляла Александра буквально звереть. Филипп тоже сурово обходился с отказавшимися от капитуляции городами, но он это делал с конкретным расчетом: чтобы другим неповадно, сдавайтесь вовремя и не пострадаете. А вот у его сына, создается впечатление, был на этот счет какой-то триггер из прошлой жизни.
Именно бурная деятельность по переселениям и переименованиям и насторожила вернувшегося Филиппа, вызвав его некоторое недовольство, ибо несла в себе слишком много претензий на полновесную царскую власть. С одной стороны, царь был рад успехам сына и горд за него, а с другой -- будучи умным человеком, он не мог не провидеть грядущую проблему двух медведей в одной берлоге, вставшую во весь рост как-то очень рано и круто.
Впрочем, никакой ссоры не последовало, и как-то зажимать наследника Филипп, очень любивший сына, не стал, напротив. Как утверждает Плутарх, позднее он "даже радовался, когда македоняне называли Александра своим царем, а Филиппа полководцем". При Херонее восемнадцатилетний Александр войдет в штаб Филиппа и возглавит один из флангов македонской армии, разбив ту самую фиванскую фалангу, на примере которой учился его отец. Но это уже другая история.
