Опыт + ценности (+ харизматичный рассказчик) = любовь
Сторителлинг в театре продолжает набирать обороты. Возрастает потребность в диалоге, желание видеть живого искреннего человека хоть где-то, и этот жанр оказывается как нельзя кстати. Сегодня в Москве существует несколько театров, работающих исключительно в направлении сторителлинга. Чтобы понять, в чем его особенность, как оно работает, чем так цепляет и чем отличается от стендапа, мы поговорили с создателями Театра Сторителлинга режиссером Олегом Куксовским и актером Константином Кожевниковым.
Что такое сторителлинг?
Константин Кожевников: Я делюсь своим опытом, но для того, чтобы донести свою мысль, мне нужно рассказать историю. Если я просто скажу «театр – это прекрасно», это не подействует. Мне нужен герой, который может отразить эту проблему, и я запускаю историю, вставляю туда свой опыт.
Олег Куксовский: Сторителлинг является одним из самых старых искусств. Он включает в себя и актерскую, и режиссерскую, и сценарную работу. Наши предки сидели у костра, рассказывали истории, делились своим опытом и ценностями. Сегодня сторителлинг – не театральный жанр, а определенный инструмент, искусство рассказывать истории. Для меня это возможность продолжать делать то, что ты хочешь, в наших реалиях, вне зависимости от наличия денег, большого количества людей, помещения.
К. К.: В основном, мы используем сторителлинг в качестве инструмента в наших спектаклях. Личные истории в чистом виде мы рассказываем только на тренингах, а потом через персональный опыт работаем с определенным материалом, рассказываем «от себя» о чем-то конкретном. «Дело во мне» (спектакль с непрофессиональными актерами, созданный в рамках последней лаборатории сторителлинга, входит в репертуар Театра Сторителлинга – прим. ред.) – это чистый сторителлинг.
О. К.: Театр – это всегда социальный проект. Мы рассказываем истории не потому, что мы такие умные, а потому что у нас есть опыт, и мы хотим им поделиться. Зритель приходит в театр с каким-то вопросом, мы тоже задаем вопросы и вместе с аудиторией пытаемся найти на них ответ. Сторителлинг – это еще и психология. Рассказчик делится с аудиторией тем, что когда-то его задевало, а проговаривание проблемы помогает её решить.
Бывает ли сторителлинг без импровизации?
О. К.: Нет, это живой продукт. В любой момент истории ты должен быть готов к вопросу от аудитории и знать на него минимум три ответа.
Отличается ли режиссерская работа в сторителлинге и в спектакле?
О. К.: Я не думаю, что есть большая разница, режиссер должен следить за фабулой спектакля. Разве что в сторителлинге нужно самому собирать и создавать материал, по которому ты ставишь, проводить параллели с собой, временем, жизненным оптыом актеров, рассказывать историю про себя и про аудиторию.
А для актера есть различие, играет он в сторителлинге или в спектакле?
К. К.: В сторителлинге нужно рассказывать и показывать, а в спектакле – существовать. Мне легче рассказывать, чем играть. Последнее – это настоящая работа, нужно поверить, например, что партнер – это твой близкий человек, поверить его словам, действительно удивиться. В сторителлинге нужно показать, что ты удивился; здесь для меня партнером является зритель, а спектакле есть четвертая стена, я занят своей ролью, взаимодействую с партнером.
В репертуаре «Студии историй» есть спектакли как с профессиональными, так и с не профессиональными актерами. Существует ли разница в работе с ними?
О. К.: Актеры часто ограничены рамками из-за того, что они привыкли именно играть, здесь же надо рассказывать. И хотя сторителлинг включает в себя и актерское мастерство, и сценическую речь, для актёра этого жанра важнее умение работать с аудиторией, то есть умение погрузить в историю и удержать внимание. Театр – это режиссерская история, в которой актер нужен для определенной краски, он должен выполнять задачи, поставленные режиссером, ему нужно создать образ героя и правдоподобно играть его. В сторителлинге актер является и режиссером, и сценаристом, и человеком, который разговаривает с аудиторией. В моноспектакле актер все равно играет героя, а в сторителлинге разговаривает с аудиторией и в любом случае остаётся собой и главным героем своей истории.
А вообще возможно быть собой на сцене?
К. К.: Как говорил Ежи Гротовский: «да, но тщательно артикулируя», то есть, чтобы другим тоже было понятно. Бывает, что люди рассказывают личное, а история не получается, я не понимаю, зачем мне это слушать. В артхаусе, например, выворачивают кишки, большинству это не нравится. А хочется, чтобы люди и про кишки поняли. Для этого нужна подача. Даже самую личную историю рассказываю не совсем я, появляется маска, позиция, исходя из которой я рассказываю. Но в хорошей истории проявляется настоящее «я» человека, он говорит, пропуская всё через себя. Оголился – и снова пошел дальше, нельзя же все время оголяться. Вот мы и прикрываем формой, юмором. Даже сейчас, в интервью, я кого-то играю, быть собой – это очень страшно.
Костя, ты как-то сказал, что у зарубежных сторителлеров более механическая манера игры. Расскажи об этом подробнее.
К. К.: Они более ремесленные, профессиональные. Например, я понимаю, что, если Йеспера Андерсена (датский актер, дававший мастер-класс по сторителлингу в лаборатории ЦИМа в 2013 году – прим. ред.) разбудить среди ночи, он запросто может сыграть спектакль. Мы-то думали: «как клево, что можно вести интерактив во время спектакля!». Оказывается, он вообще не импровизирует, у него всё простроено, на каждый ответ зрителя у него уже готова реплика. Знаешь, когда Лоуренс Оливье приехал в Советский союз (в 1965 году во время гастролей Королевского национального театра Великобритании – прим. ред.), говорят, что Михаил Козаков признался ему: «Я три дня отхожу, когда сыграю Гамлета», а тот ему отвечает: «Неделю играл Гамлета, потом пошел гулять». Понимаешь, они по-настоящему работают, они более техничные, а эмоций не хватает. Склонность эмоционировать, слезы выжимать, импровизировать – это в нашей школе. Роберт Уилсон ставил «Сказки Пушкина» в театре Наций и очень ругался на наших актеров за то, что они дают эмоции. «Просто скажите и сделайте, вы создаете картинку».
Что отличает сторителлинг от стендапа?
О. К.: Стендап – это эстрада, в переводе с английского это так и называется «стоячий комик». А сторителлинг – это всё же история, у него другие задачи.
К. К.: Это близкие жанры. Невозможно рассказывать историю серьезно, нужен юмор. Люди смеются, потому что «это так похоже на правду» или «такой необычный взгляд». Стендап – это шутки на определенную тему. Этот жанр исследует проблему через конкретные ситуации. Сторителлинг рассказывает о ценностях, возвышает их, для этого необходим сюжет, нужно «тащить историю». А чтобы это было честно, сначала нужно окунуть героя в говно, чтобы потом понять: «так это же про любовь!».
Четыре книги для настоящих сторителлеров по версии The Village:
1. Пропп «Морфология волшебной сказки»
2. Блейк Снайдер «Спасите котика»
3. Линда Сегер «Как хороший сценарий сделать великим»
4. Уильям Индик «Психология для сценаристов. Построение конфликта в сюжете»
Текст: Анастасия Баркова
Если вам понравился материал, мы будем очень рады, если вы поделитесь им с друзьями. Подписывайтесь на «Околотеатр» в Яндекс.Дзен и социальных сетях, будем на связи:
Сайт: https://okoloteatr.ru/
Яндекс.Дзен: https://zen.yandex.ru/id/5b199677256d5c66dd841149
ВК: https://vk.com/okoloteatr
Инстаграм: https://www.instagram.com/okoloteatr/
Youtube: https://www.youtube.com/channel/UCIoq_Wvybus84hojfCWyXkw