После того как в 1806 году вздумавшие повоевать с французами пруссаки потерпели поражение в сражении при Заалфельде, их воинственный пыл как-то сразу поугас. Во всяком случае, в немедленный бой с Наполеоном уже никто особо не рвался. В штабах посовещались и решили отвести войска, сосредоточив их у городов Веймар и Йена, чтобы прикрыть дорогу на столицу – Берлин. Полученный приказ настолько обрадовал полуголодных и полураздетых солдат, что они беспорядочной массой, бросая ружья и даже пушки, устремились туда, откуда пришли. А многие так и вообще решили, что это не их война: в совершенно разложившейся морально армии началось массовое дезертирство.
Добравшись до Йены к 13 октября, корпус под командованием князя Гогенлоэ кое-как расположился в городе, нервно ожидая появления страшного неприятеля. И тут нескольким легкораненым солдатам из ближайшего госпиталя вздумалось совершить небольшой моцион для поправки здоровья. Прямо в больничных халатах и колпаках они потопали на окраину – дышать свежим воздухом осенних полей. Пресловутые колпаки сыграли злую шутку: стоявшему на часах прусскому новобранцу они издали показались французскими киверами, и парень поднял тревогу. Аларм возымел эффект, прямо противоположный ожидаемому. Вместо того чтобы собраться в единый кулак и приготовиться к отражению атаки, пруссаки сыпанули из Йены кто куда. С огромным трудом князю удалось собрать своих отважных воинов (по крайней мере, большую их часть), но возвращаться в город они наотрез отказались, предпочтя разжечь костры и кемарить возле них. Не ведая, что на эти огни уже любуется сам Бонапарт, который с основными силами своей армии без помех занял брошенную Йену.
- Мы атакуем их с первым лучом солнца, - распорядился император. – Думаю, оно будет ничем не хуже солнца Аустерлица!
Тем временем Гогенлоэ удалось-таки уговорить нескольких кавалеристов провести разведку оставленного города. Вернувшись, командир разъезда доложил, что французы уже там.
- Ну, это почти наверняка лишь небольшая часть войска Корсиканца, - махнул рукой князь. – Завтра мы с ними сразимся – в оборонительном бою! – поспешно добавил он, увидев, как вытянулись лица генералов.
А вот Наполеон, напротив, был уверен, что перед ним сам прусский король с главными силами своей армии. Поэтому разработал подробнейшую диспозицию предстоящего сражения. И позаботился занять господствовавшую над завтрашним полем боя высоту Ландграфенберг. На ее склонах расположили 110 пушек, снабдив их 30-тысячным пехотным прикрытием. В общей сложности 33 400 пехотинцам и 11 800 кавалеристам пруссаков предстояло биться с 40 тысячами французской пехоты и 8500 конницы. Конечно, знай об этом Гогенлоэ, он почти наверняка предпочел бы не ввязываться в драку, а как можно скорее удрать… э-э… то есть, идти на соединение с королем.
Но князь понял истинное положение дел только 14 октября, когда в шесть утра, едва рассеялся туман, на его корпус обрушились гренадеры маршала Ланна. Точнее даже, когда мимо княжеского шатра вприпрыжку стали пробегать солдаты и офицеры разбитого авангарда. Гогенлоэ спешно отдал приказ стягивать войска и отправил гонца с просьбой о помощи к генералу Рюхелю, который со своим 15-тысячным корпусом квартировал в Веймаре. После того как еще более «похудевшая» армия, наконец, вновь собралась, князь повел ее в деревню Фирценгейлиген, надеясь отсидеться там до прибытия подмоги.
Этот маневр заметил другой французский маршал – Ней, который решил преподнести пруссакам сюрприз. Не колеблясь ни секунды, он лично с тремя тысячами гренадеров выдвинулся к Фирценгейлигену, занял деревню и встретил подходивших солдат Гогенлоэ ружейным огнем. Ввиду огромного численного перевеса противника Нею пришлось бы туго, но его спасла устаревшая к тому времени линейная тактика, которой упорно продолжала придерживаться армия Пруссии.
Согласно этим наставлениям, надлежало приблизиться к противнику на возможно меньшую дистанцию, подавляя его массированной стрельбой, которая для скорости велась без прицеливания. Французы же использовали продвинутый метод рассыпного строя, словно в тире, расстреливая наступавших пруссаков из-за заборов и деревенских построек. Вскоре окрестности Фирценгейлигена усеяли сотни тел прусских и саксонских пехотинцев, отчаянные атаки которых дали нулевой результат.
Пока Ней с его маленьким отрядом героически оборонялся от едва ли не всей армии Гогенлоэ, Наполеона известили, что кавалерия Мюрата и пехотные дивизии развернулись в боевой порядок.
- Атакуем всеми силами! – сразу же отреагировал Бонапарт. – Резервы не оставлять, если нас начнут бить, они все равно не спасут.
Массированного удара французов войска Гогенлоэ не выдержали, начав паническое отступление по всей линии. Упорядоченно отходил лишь батальон саксонской гвардии – личная охрана князя, сомкнувшаяся вокруг командующего. И тут на поле боя, наконец, появился генерал Рюхель со своим корпусом. Совершенно не ведая, что на самом деле происходит, он сходу бросился на французов и… за полчаса был разгромлен наголову. Самого Рюхеля, получившего тяжелое ранение, увезли в тыл.
Бегущие пруссаки попытались укрыться в Веймаре, но назначенные в преследование кавалеристы Мюрата на плечах отступавших ворвались в город и устроили там дикую резню, работая саблями направо и налево, не щадя никого. Князь Гогенлоэ с другой частью разбитого войска решил, что уж теперь-то точно настало время соединиться с армией короля, которая должна была находиться в районе города Наумбург. Но на подходе к нему навстречу гогенлоэвцам высыпала толпа перепуганных, покрытых кровью и пылью соотечественников в изодранных мундирах.
- Вы кто такие? – поинтересовался изумленный князь.
- Мы королевская армия, - последовал удручающий ответ. – Вернее, то, что от нее осталось…
