В прошлом материале мы рассказали об отличительных чертах дневников и отметили, что историки ценят дневники за большую степень достоверности, а читатели любят искренность записей. Немудрено, что такими свойствами источника могут воспользоваться недобросовестные люди и фальсифицировать документ. Эта проблема серьёзная, сложная и важная, поэтому сегодня мы попытаемся объяснить, что такое дневники-подделки, чем они отличаются от авторизованных текстов и как обнаружить фальсификацию.
Имитируя Берию
Фальсификацию рассматривают в двух направлениях: имитация и преднамеренное искажение, — но их объединяет то, что фальсификаторы преследуют корыстные цели. Если с имитацией всё ясно, то с искажением документа не всё так очевидно, о чём мы скажем далее.
Никто не будет спорить, что имитация — это самый неприятный тип фальсификации. Под видом дневника известного человека пытаются выдать чьё-то искусное сочинение, к которому приписываемый «автор» не имеет никакого отношения. Конечно, мы не знаем, чем руководствуются издательства, когда выпускают такие фейки, но скорее всего, секретные записи Лаврентия Берии или крымские каникулы юной Фаины Раневской могут привлечь потенциальных читателей.
Погоня за наживой — не единственный мотив делать фальсификации. В середине 1920-х гг. в советском журнале печатался «дневник» фрейлины Анны Вырубовой, которая была свидетелем жизни царской семьи накануне Февральской революции 1917 года. Достаточно быстро обман был раскрыт; даже сама Вырубова открещивалась от текста. Автор мистификации до сих пор неизвестен, но считается, что это дело рук историка Павла Щёголева и писателя Алексея Толстого. Там описывалось пьянство и безволие Николая II, и это показывало предопределённость краха самодержавия в России.
Работать с такими подделками всегда неприятно, но стоит отметить подкованность авторов таких мистификаций, опирающихся зачастую на правдоподобные факты и искусно подстраивающихся под литературный стиль эпохи.
Исправляя самого себя
Если мистификации ещё можно опознать, в разы сложнее обстоит дело, когда за фальсификацию берётся сам автор дневника. Советские издания фронтовых дневников зачастую проходили литературную обработку, где автор мог придать своим воспоминаниям форму дневника. Конечно, это не умаляет значения этих публикаций, но такая беллетризация сводит на нет ценное свойство дневника — фиксирование «по горячим следам».
С искажениями в источниках историки встречаются чаще, чем с мистификациями. В некотором смысле, любая популярная публикация дневников несёт за собой искажение документа: сами авторы дневников могут изъять компрометирующие моменты из текста, что-то добавить или переписать; литературные редакторы могут исправлять ошибки малограмотных мемуаристов; редакторы и верстальщики могут игнорировать научно-справочный аппарат, отобрать для публикации избранные записи или пропустить опечатку. Но вопрос стоит немного в другом, насколько эти искажения имеют корыстные цели? Мемуарист, его наследники или публикатор зачастую убирают из дневников слишком интимные подробности, компрометирующую информацию на до сих пор живущих людей. Издатели заботятся о своих читателях и исправляют орфографические и прочие ошибки авторов для улучшения читаемости и понимаемости текста. Сложно назвать обычную редактуру актом фальсификации дневника, если она сильно не искажает суть оригинала. Такие тексты мы называем авторизованными, т.е. имеющие следы авторской или редакторской редактуры. В отличие от случаев беллетризации дневников, описанных выше, авторизованные записи всё-таки велись в момент описываемых событий, следовательно, это не воспоминания.
В 2016 году «Прожито» издали на бумаге дневник второй половины 1930-х гг. токаря Николая Белоусова, но автор был малограмотным, отчего оригинал был полон ошибок (например, литературного героя Чацкого он называл «Чарским»). Было принято решение в публикации исправить эти недочёты (о чём честно было упомянуто в предисловии), а на сайте «Прожито» выложить текст, какой он есть.
Стоит отметить, мы сознательно ничего не говорим о тех случаях, когда автор дневника изначально понимал, что его записи будут прочитаны, поэтому в тексте он оправдывается, сводит счёты с недругами и т.п. Да, здесь нарушается свойство интимности дневника, но всё-таки такие записи — не фейки. Автор мог переписывать слухи, которые могли оказаться ложными, но в тот момент для него эта информация была достоверной. О субъективной природе документов личного происхождения мы поговорим в другой раз.
Разыскивая фейки
Одна из первоочередных задач историка и источниковеда в начале исследования — выявить степень достоверности документа. Универсальных способов определения подлинности дневников нет, но стоит обращать внимание на следующих вещах:
1. Наличие рукописи
Это кажется очевидным, что если есть тетрадка с автографом автора, то мы имеем дело с подлинным документом. Но даже в архивах может храниться рукописная или машинописная копия текста и это уже наводит сомнение на подлинность. Как минимум, копия может быть авторизованной — мемуарист мог просто не переписывать спорные моменты. Но может не повезти и попасться мистификация. Например, рукописная и машинописная копии «дневника» Григория Распутина хранятся в Государственном архиве РФ, но при этом есть основания считать, что это подделка. Отсюда вытекает второй пункт:
2. История рукописи и дневника
Если документ попадает в архив, то должны быть отметки, как он там оказался (кто и когда его передал на хранение). Даже на примере «дневника» Распутина, неизвестно, как эти две копии попали в ГАРФ. Кроме того, одна из копий хранится в фонде фрейлины А. Вырубовой, дневник которой тоже подделывали.
Сложнее обстоят дела, когда дневник попал в руки публикатора вне архивного ведомства. «Дневник» Лаврентия Берии, кстати, тоже якобы попал в руки публикатору Сергею Кремлеву в виде копии, переданной в портфеле неизвестным человеком в Александровском саду. В качестве доказательства «подлинности» документа был приведён только длинный лирический рассказ о встрече с этим анонимом, но никаких фотокопий представлено не было.
Даже в руки электронного архива «Прожито» дневники попадают разными путями. Рукописи может передать автор или его наследники, поэтому историю дневника можно восстановить. Но есть случаи, когда записи отыскивают на помойках, в заброшенных домах, и в лучшем случае мы знаем имя и фамилию автора, зачастую, её авторы так и остаются анонимами. Дневник школьницы из Старой Руссы Марии Кузнецовой имеет такую же судьбу — он был найден на свалке в Санкт-Петербурге. Поскольку автор имел связи во время войны с немецкими солдатами, она попала в поле зрения НКВД (на это указывали пометы красным карандашом, сделанные в дневнике следователем), и мы смогли найти в архиве уголовное дело, откуда этот документ выпал, что доказывает аутентичность документа.
3. Анализ состояния рукописи
Для каждого времени характерны свои материалы письма. Ясно, что блокадный дневник не мог быть написан шариковой ручкой, а дневник девушки начала ХХ века — на советской школьной тетради. Удивительно, но в разные периоды мемуаристы предпочитали использовать разные тетради для своих записей. Например, в 1920-1930-е гг. хорошая бумага была в дефиците, поэтому часто для дневников использовались амбарные книги, блокноты и другие странные материалы. Школьникам и студентам были доступны тонкие тетради, поэтому в них могли вестись записи. Но стоит учитывать, что авторы могли переписывать свои записи спустя время. Например, дневник Нины Герасимовой о времени оккупации Киева написан в тетради 1950-х гг.; она либо переписала дневник спустя 10 лет, либо попросту всё придумала.
Многое о рукописи может сказать и характер письма. Описки, незначительно меняющийся почерк к концу записи говорит, что текст писали в тот же день. Если дневник написан ровным почерком или за несколько лет записи делались одними чернилами, то есть подозрения, что это переписанный текст, хотя сам факт не свидетельствует о подделке.
4. Анализ содержания дневника
Пожалуй, самый важный критерий, который работает даже если мы имеем дело с копией рукописи. Один из традиционных методов проверки содержания — это проверка фактов (фактчекинг). Но этот способ работает, когда спорный момент подтверждается современником автора.
Но что делать, если факт нельзя верифицировать? Смотреть на другие косвенные признаки. Например, на наличие смысловых или лингвистических анахронизмов. Чтобы «состарить» текст, мистификатор может использовать сложные языковые конструкции и устаревшие слова, которые якобы тогда могли говорить. «Дневник» Берии изобилует матом; это должно показывать, что он — человек из народа. Примечательно, но дневники его современников почти не содержат брани, что могло объясняться опасностью, что дневник прочитает кто-то из друзей или родных. И наоборот, «осовременивание» языка может говорить об авторизации текста.
Также авторы могут вставлять большие мемуарные вставки, точно передавать диалоги. Можно сослаться на хорошую память мемуариста, но зачастую это признак авторизованного дневника.
***
Как мы убедились, существуют случаи фальсификации дневников (приписывание авторства тексту), но не стоит считать фейками всё, что подпадает под реакцию «этого не могло быть!» Любой дневник субъективен по своей природе, но стоит остерегаться воспоминаний, которые выдаются за дневник, и сильно искажённых записей, лишённых искренности. Как раз о субъективной природе документов личного происхождения мы поговорим в следующий раз.
Советуем почитать по теме:
Козлов В.П. Обманутая, но торжествующая Клио. Подлоги письменных источников по российской истории в XX веке. М, 2001.
Читайте также:
- Почему дневники и мемуары — разные вещи?
Если вам нравятся наши материалы, подписывайтесь, ставьте лайки и комментируйте.
