Форт королевы Луизы был небольшой крепостью, окруженной сухим рвом. Он имел все, что было необходимо для защиты от неприятеля: равелины, эскарпы, контрэскарпы и прочие достижения фортификационной науки, которые позволяли городу отражать атаки неприятеля на протяжении долгого времени. В задачи форта входило прикрытие железной и шоссейной дорог на Пиллау.
8 апреля 1945 года рота прошла по минному полю, и, прорвалась к форту. Пулеметный расчет Дорошенко занял позицию, которая была удобна со всех сторон: с двух сторон расположились небольшие дубовые рощицы, впереди был ров, который был заполнен водой от стаявшего снега, дождей, они шли довольно часто.
В этот же день произошла блокировка форта Передовые батальоны 1336-го и 1344-го стрелковых полков блокировали форт, осталось взять его. Первыми послали штрафников. Их батальон практически сразу же погиб практически весь. После них пошли разведчики, но и они погибли. Пулеметный расчет Ивана прикрывал штурм, но было понятно, что без мощной артподготовки больших потерь не миновать.
Иван по приказу командира по бревнам, перекинутым через ров, перебросил свой расчет во внутреннее пространство форта и закрепился. Его второй номер быстро расположил коробку с лентой, зарядил пулемет. Иван скомандовал: «огонь!», и в это время что-то толкнуло его в правое плечо так, что он откинувшись направо назад, упал. Попытавшись встать, он почувствовал жгучую боль в правом плече, которая мгновенно распространилась по всему телу. Правая рука повисла плетью. Перевалившись на левый бок, командир расчета продолжал командовать. Дальномерщик подполз к командиру, попытался перевязать его, но рана была огромной, развороченное плечо выглядело ужасно: сквозь разорванную шинель выглядывали осколки костей, кровь заливала шинель.
Он закричал:
-Санитар! Товарищ командир, тебе надо в медсанбат!
Иван, у которого кружилась голова, тошнота подступала к горлу, приказал: «Привяжи мою руку покрепче к телу и продолжай свое дело!»
Подползший санитар быстро и умело привязал раненную руку бойца к туловищу, сказав: «Разрывная, сержант. Плохо дело. Скорее всего, оттяпают тебе руку, если доползешь до медсанбата».
Иван плохо понимал, что происходит вокруг него. Он полз в сторону рва, чтобы оказаться за ним и попасть к санитарам, которые отвели бы его к медикам. Добравшись до рва, он понял, что перебраться на другую сторону будет непросто. Он уселся верхом на бревно, брошенное через ров, и принялся медленно двигаться на другую сторону. Голова кружилась, он старался не смотреть вниз: не хватало еще свалиться в ров и утонуть! На самом конце бревна его подхватили крепкие руки, и Иван уже ускользающим сознанием ощутил удар по правому сапогу в области икры.
…Придя в себя, он открыл глаза. Он был без шинели, рука была привязана бинтами к туловищу, боль не давала пощады ни на минуту.
- Что, солдат, оклемался? Скоро отправят тебя в госпиталь. Повезло тебе – руку сохранили. Год назад даже не стали бы и думать: кость раздроблена, сустава почти не осталось. «Если заживет, будешь с рукой», - говорил пожилой санитар. – будет чем девку обнять, сына потетёшкать… Скажи спасибо товарищу Сталину. Говорят, он приказ издал, чтобы доктора поменьше отрезали руки и ноги, а лечили. А нога ничего, только в мягкое осколок попал. Пока будешь руку лечить, и нога заживет. А война для тебя уже кончилась, солдат. Без тебя добьем фрица.
Было больно, хотелось пить, кружилась голова, слова санитара то слышались ясно и четко, то словно откуда-то издалека.
«Я люблю тебя, папочка! Ты ведь боец, не сдавался никогда. Держись, пожалуйста!» Откуда эти слова? Я – боец?
...9 мая 1945 года в госпитале был праздник – Победа! Смех, песни, слезы, которые даже не пытались скрывать видавшие виды фронтовики. Гармошка, появившаяся невесть откуда, задорно и даже как-то с надрывом не переставала играть веселые мелодии, под которые плясали все: с костылями и без них, с гипсом, с повязками, были вынесены лежачие, которые, казалось, забыли о боли, о ранах. Это были люди, знающие цену этой победы, цену настоящую, высокую, страшную. И они были победителями – и пожилой санитар, не воевавший на поле боя, но сражавшийся за жизни тех, кого привозили с этих полей, и молоденький лейтенант, не успевший заносить форму, которую осколок превратил в дырявые, залитые кровью лохмотья, и двадцатилетний Иван, уже чувствовавший себя бывалым бойцом…
-Солдат, иди-ка к нам, - позвали Ивана, который уже ходил, прихрамывая, весь загипсованный от плеч до пояса. – давай-ка отметим нашу победу! Вот, бери стакан. – старший сержант уже в форме, а не в госпитальном халате протянул Ивану стакан со спиртом.- Бери, имеешь право! Ну, не робей!
Иван не знал, как поступить. Сказать, что еще никогда в жизни не пил спирт, было вроде бы не солидно. А выпить – было страшновато, совсем недавно он встал с постели, слабость еще накатывала временами так, что кружилась голова.
- Да я уже выпил, - соврал Иван, боюсь, что упаду, только вчера разрешили встать с койки.
- Ну ладно, солдат, ты молодец, с таким ранением, говорят, еле спасли тебе руку. А фриц тебе еще вдогонку осколок в сапог подарил, смеялись уже подвыпившие бойцы. –Слушай, давай сфотографируемся на память, вот тут ходит один с аппаратом. Эй, фотограф, ну-ка сними победителей!
Они встали рядом с Иваном, высокие, красивые, уже здоровые, в подогнанных гимнастерках с лычками на погонах.
Иван чувствовал, что он причастен к какому-то величайшему событию, но в то же время он не мог предположить, что он, мальчишка из далекого кубанского села, сын крестьянина – победитель! От этого слегка кружилась голова. А может, от того, что долго лежал, не вставая, порой в забытьи, с высокой температурой, с высохшими от жара губами, которые кто-то заботливо смачивал водой.
