Начало Великой Отечественной войны 22 июня 1941 года совпало с годом наибольшего развития колхозного строя в селе Александровка. В колхозах уже было много тракторов и другой сельхозтехники. Колхозники начали жить зажиточно. В 1941 году ожидался богатый урожай зерновых и масличных культур. Внезапное нападение фашистской Германии на нашу Родину прервало мирный труд граждан. По зову нашей партии с первых же дней все организации, учреждения, торговая сеть, колхозное хозяйство перестроились на режим работы военного времени. С первых дней Александровский райвоенкомат приступил к мобилизации военнообязанных в ряды Советской армии. День и ночь шли в военкомат шли с котомками на плечах вчерашние колхозники с сопровождающими их семьями. День и ночь стоял плач в военкомате. После короткой переклички военнообязанных сажали на военные повозки и отправляли в сторону Азова или Староминской.
Вот выстроили очередную партию военнообязанных, среди них был бригадир 1-ой бригады колхоза им. Фрунзе Пелецкий Андрей Никифорович. Он крикнул: "Не плачьте, дорогие, через месяц с победой вернёмся домой". Вера в скорое окончание войны, в нашу победу не покидала наших солдат.
Провожали мобилизованных далеко за село. Мужчины с гармошкой и песней, женщины с плачем провожали сельчане своих родных на смертный бой с фашистами.
С первых дней войны торговая сеть перешла на карточную систему. В колхозах приходилось теперь работать старикам, женщинам и детям за себя и за ушедших на фронт.
Под руководством РК партии и райисполкома Александровский район быстро перешёл на военные рельсы и успешно справился с уборкой урожая и сдачей хлеба государству в 1941 году.
В этом же году в Александровке был создан батальон народного ополчения (т.н. "истребительный батальон"). В него были призваны юнцы 16-17 лет, а также невоеннообязанные старики. "Ястребки" следили за соблюдением светомаскировки, несли охрану мостов, мельниц от возможных диверсий. Всегда готовы были вступить в бой с немецкими десантами.
Люди ежедневно интересовались событиями на фронте. Слушали радио, читали газеты. Райком партии ежедневно отправлял в бригады своих агитаторов.
Вести с фронта приходили неутешительные. Уже слышались далёкие орудийные раскаты со стороны г.Таганрога. В село всё больше приезжало беженцев с Украины и Белоруссии.
(Ред. - в это время в Александровке в числе беженцев временно оказался писатель Наум Моисеевич Коржавин. Вот что он пишет в своей книге "В соблазнах кровавой эпохи":
" На перроне нас встретил председатель Александровского райисполкома Ростовской области, который приехал во главе большого обоза колхозных телег. Фамилии его я не помню, помню, что она была украинской, украинским же на мой слух был и язык, на котором говорили местные жители, которые, впрочем, как вообще на Кубани (административно эта местность относится к Ростовской области, но по складу тяготеет к Кубани, хотя и не казачья), все считали себя русскими. Были среди возниц и немцы — в районе был один или два немецких колхоза. По-видимому, состояли в них потомки тех самых немцев-колонистов, о которых в «Августе четырнадцатого» упоминал А. И. Солженицын. Так что ехали мы до места, до Александровки этой (официально — Александровки-Азовской), в крестьянских телегах 60 км степью, в сторону от моря — неудивительно, что я его там не видел.
Как я потом узнал, Александровский район Ростовской области относился к Кубани не только по складу — хозяйственно он тоже был связан вовсе не с «ростовским» Азовом, а со станцией Староминская Краснодарского края (то есть, Кубани), расположенной всего в 35 км южнее Александровки. Ближайший морской порт был тоже не Азов, а Ейск (Краснодарского края). В Староминскую и возили хлеб из Александровки в «закрома государства». Области и даже республики могли быть разными, но «государственные закрома», где б они ни находились, принадлежали одному хозяину…
Привезли нас в Александровку уже ночью. Один из возниц отвез нас к себе, где мы были радушно, с традиционным гостеприимством, приняты и накормлены хозяйкой. Слушали нас с любопытством и сочувствием. Мы занимали воображение аборигенов тем, что уже как бы видели войну, хотя бы бомбежки. Для них же тогда (в начале июля 1941-го) война была еще экзотикой. Они были глубоким тылом и не представляли, что перестанут им быть. Мы в первые дни тоже не представляли.
Поначалу отношения с хозяевами были очень сердечными и хорошими. Нам была выделена небольшая горница с какими-то постелями, нас даже подкармливали. Но через несколько дней они внезапно испортились. Ругани не было. Просто однажды вечером в комнату, отведенную нам, постучался хозяин и, не говоря худого слова, вынес буквально из-под нас почти всю стоявшую в ней мебель. Конечно, «нарушения прав» в этом не было. Мебель была его собственной, вполне могло быть, что в нашу комнату она была поставлена в азарте первоначального гостеприимства, а теперь понадобилась. Но по всему чувствовалось, что это действие производится «не корысти ради, а токмо волей пославшей его жены» и знаменует собой охлаждение отношений. Конечно, мы могли, сами не ведая того, допустить какую-либо бестактность. Ведь опыт общения матери с крестьянами был ограничен опытом дачницы, а это специфическое, взаимовыгодное общение. Если что и не нравится, не так уж трудно перетерпеть неделю-другую — дело временное и оплаченное. Но о дачниках в этих местах представления не имели, а, главное, мы не были дачниками. Короче, я допускаю с нашей стороны какую-либо оплошность — тем более, моя мать легким человеком не была (я, правда, не помню, чтобы это успело там проявиться).
Поводов могло быть сколько угодно — ведь мы пользовались всем хозяйским. И чай вскипятить, и приготовить пищу — колхоз выдавал продукты — можно было только на хозяйских кизяках. А ведь они, как и все в деревне, достаются недешево. Не то чтобы с нас требовали за них что-то, но, возможно, в нашем поведении прочитывалось недостаточное понимание этого обстоятельства (отец мой понимал такие вещи хорошо) — не знаю. Мы отнюдь не были наглецами, но причиной скольких конфликтов, скольких неприятий людьми друг друга бывают недоразумения. Но тут, я думаю, причиной были не наши личные недоразумения или бестактности, а обстоятельства более общие.
Появление эвакуированных всегда наталкивается на некоторое отчуждение. Даже когда сталкиваются и не столь далекие группы населения, как тогдашние прикубанские крестьяне и тогдашние, частью еще просто местечковые украинские евреи. Баржи отправлялись из Киева, но киевлянами были отнюдь не все, кто на них взобрался — для многих Киев был только промежуточным пунктом на пути их бегства. Для некоторых оно началось еще в Польше. Они лучше всех знали, от чего бежали, но отнюдь не лучше, куда прибежали. Впрочем, если говорить о деревне, то и остальные в массе представляли ее не лучше. Короче, без недоразумений было не обойтись.
Работали мы в одном из колхозов райцентра, больше негде было. В этих местах уже шли полным ходом уборка и обмолот хлебов, и нас к нему привлекли в качестве… колхозников. Работали все честно, но мало кто был сравним в силе и сноровке с настоящими колхозниками. Но были и такие. На полевом стане кормили замечательно вкусным и сытным мясным борщом с белым пшеничным хлебом.
Меня удивляло, что в райцентре было несколько колхозов. Ведь все же это была одна, хоть и большая деревня. Где мне знать, что «коллективизация» самих колхозов — процесс поэтапный, продвигающийся вперед по мере падения заинтересованности у коллективизируемых. Но это мысли сегодняшние, а тогда я еще полагал коллективизацию благом и глядел вокруг, мало что понимая в жизни окружающих. И даже не знал, что не понимаю. Село было не только в моей общей философии, а и в отсутствии взаимопонимания и даже общего языка. У моего отца такой романтической философии не было, но однажды он мне всерьез, правда с некоторым удивлением, передал ответ одного пожилого колхозника на сакраментальный вопрос: стало ли ему легче или тяжелей при колхозах. Тот сказал, что, безусловно, легче. Раньше он, правда, зарабатывал больше, но и работал тяжелей и в голове приходилось многое держать. А теперь — отработал сколько положено в поле, и гуляй. Отец был несколько обескуражен таким ответом, но иронии не почувствовал. Не знаю, почувствовал ли бы тогда ее я. Через год бы почувствовал наверняка. Привык к такому употреблению языка.
Насколько я помню, на работе и по поводу работы никаких конфликтов не возникало, нас не ругали и не подгоняли, отношения складывались вполне человеческие и гуманные. Портились они не в результате личных конфликтов или недоразумений, а, так сказать, в общем порядке. Я вовсе не хочу сказать, что виновны в этом, если тут вообще уместно понятие вины, только местные.
Прежде всего, мы никак не вкоренялись в эту жизнь. Мало кто смотрел вперед, но назад смотрели все. Назад, где были оставлены дома, родные, профессии. Надо было получать и отправлять письма, искать по всей стране родных, посылать запросы насчет использования по специальности и ждать ответа на них. По этой причине приходилось шляться на почту, расположенную в центре и открытую только в рабочее время, из-за чего пропускали работу. Здесь, в центре села, у всех на виду, происходили радостные и громкие встречи «выковырянных» друг с другом. Им было о чем поговорить. Люди это были разные, отнюдь не всегда близкие, но находящиеся в одинаковом положении. Они никому ничего плохого не делали, но всех раздражали чуждостью. Не столько еврейской, сколько вообще городской. Но сознание, что понаехавшие — евреи, увеличивало ощущение чуждости и раздражение. Конечно, были среди встречавшихся в центре и бездельники (отец называл их праздношатающимися), кто только то и делал, что шатался — видимо, выехал с большими деньгами. Но большинство из тех, кого можно было там встретить, пропускало работу (часто даже не весь день) только вынужденно, чтобы сходить на почту и по делам. Но их видели наравне с лодырями и (кроме тех, кто их знал) не отличали.
Усилилось все это с мобилизацией. Когда мы там появились, в этих местах мобилизации еще не было, но недели через две забрали всех мужчин призывного возраста, эвакуированных, естественно, тоже. Но массовая психология иррациональна. «Наших туда забрали, а эти оттуда сюда на готовое прибыли» — для нее довод вполне убедительный. Наших-то и впрямь забрали, а ихних — не так заметно (не так болит). Следовательно, и не так забрали. Так было всегда и везде, так же, как всегда и везде были люди, массовой психологии не подверженные.
Но на этом «всем готовом» жить никто особенно не стремился. Получать и дальше зарплату продуктами, разделить судьбу миллионов колхозников (к тому же начиная с нуля) никого не соблазняло, даже меня, несмотря на всю мою идейность.
...
Но об этом — чуть позже. Перед тем, как навсегда покинуть Александровку, мне хочется вспомнить о ней все-таки несколько больше, чем я вспомнил до сих пор. Конечно, наше пребывание в ней было кратковременным и промежуточным, и поначалу я вообще хотел пропустить этот эпизод, совсем не писать об этом зигзаге моих «каникул». И, действительно, впечатления мои о нем почти детские, смутные, вне настоящих жизненных критериев. Их очень скоро затмили иные впечатления, более острые и отчетливые, а главное, более взрослые. Я почти никогда не вспоминал об этом большом и сравнительно богатом тогда селе, может быть, потому, что таким, как я там был, я себя вспоминать не люблю. Считал, что помню только не виданные мной до той поры (и потом тоже) фрукты — жердели (или жардели). Они похожи на маленькие абрикосы, на какую-то помесь абрикоса со сливой, и очень мне нравились. Тогда как раз был их сезон, ими пропахло все, ими начиняли очень вкусные пироги и вареники. И я считал, что больше ничего не помню. Ведь практически и впрямь в Александровке внутри меня не произошло, точнее, не завершилось — ничего. Особенно по сравнению с тем, что было до и после нее.
Но оказалось, что я помню немного больше. Когда человеку неполных шестнадцать, у него не бывает пустых периодов. Тем более когда жизнь крутит перед ним такие кинофильмы. Там я впервые столкнулся с реальной жизнью, с тем, что она не сахар, что у нее есть лимиты. Оказалось, что для того чтобы работать в редакции (я посетил и местную газету, где познакомился с ответсекретарем, ростовским парнем, писавшим вполне грамотные и современные стихи), мало быть таким, каким я себя считал, а надо еще, чтобы были свободные штатные единицы. Это вносило известные коррективы в мои представления о том, что молодым везде у нас дорога, стоит только захотеть. Этими словами я никого и ничего не хочу «разоблачить» — это нормальная жизненная проблема, порой драма, она всегда и везде есть и будет. Но нам-то гарантировали — «от каждого по способностям»! Вряд ли я тогда думал об этом, но все же явно ощутил некоторую брешь в гарантированном гармоничном мире, созданном идеологией, и сквозь эту брешь отрезвляющий холодок объективной реальности — «объектывного трагызма жизни», как говаривал мой покойный друг Кайсын Кулиев. «Жизни» — значит отнюдь не только советской жизни. Но это — язык более поздних лет. Мышления в таких категориях я тогда еще вообще не представлял."
Всё трудоспособное население было мобилизовано на сооружение оборонительных рубежей в г.Азове, а зимой кололи лёд по всему Таганрогскому заливу, чтобы через него не прошли на восточный берег немецкие войска. В больницу стали поступать раненые из г.Таганрога. В селе располагались части 5-го донского кавалерийского корпуса. В этот корпус привёл своих добровольцев-александровцев И.А.Таран (ред. - здесь автор, возможно, ошибается в наименовании подразделение, которое квартировало в Александровке. По крайней мере, портал "Памяти народа говорит, что Иван Архипович Таран служил в 43 гв. каз. кп 12 гв. каз. кд 4 УкрФ ( 43 гв. каз. кп, 12 гв. каз. кд, 4 УкрФ, 12 гв. кд. " 15 июля 1941 года Ростовский обком ВКП (б) принял постановление о создании Ростовской кавалерийской дивизии народного ополчения. В постановлении предлагалось немедленно приступить к комплектованию казачьих сотен из добровольцев 50 районов области. " - Арутюнов, Г. Звезда славы 5-го гвардейского Донского казачьего корпуса /Г. Арутюнов //Приазовье. – 2011. – 4 мая (№ 17). – С. 10-11. Как минимум, в 1941 году он еще не был 5-м Донским кав.корпусом. " После вынужденного отхода дивизия до ноября 1942 года сражалась на Туапсинском направлении. 20 ноября 1942 года 12-я дивизия вместе с 11-й гвардейской и 63-й кавалерийской вошла в только что образованный 5-й Донской кавалерийский корпус. ... 1 марта 1943 года всем частям дивизий корпуса присвоена новая нумерация, так 257-й полк, в котором служило большинство азовчан, стал 43-м Гвардейским кавалерийским полком. Но и в других частях дивизии и корпуса служили азовчане"
Осенью 1941 г. в с.Александровка приехал маршал Советского Союза С.М.Будённый, который в это время инспектировал кавалерийские части.
В военкомат поступали сотни заявлений добровольцев с просьбой отправить их на фронт. Такие заявления поступили от директора Александровской средней школы Петренко Ивана Емельяновича и ученика этой школы Чугуй Николая Ивановича, от Зайцевой Клары Николаевны и многих других.
В это же время райком партии секретно организует партизанский отряд. Отряд был назван именем Ростовского обкома ВКП(б), командиром отряда был назначен председатель райисполкома Фоменко Иван Автономович, комиссаром - секретарь райкома партии Псаломщиков Владимир Иванович, начальником разведки - Малый Александр Иванович, разведчиком Галушко Федор Макарович и т.д. Зимой 1941/1942 года Александровский партизанский отряд в составе 60 человек несколько раз производил вылазки на г.Таганрог, где нарушал связь, производил разведку и т.д. Партизанами были уничтожен ДОТ противника. В одной из таких операций погиб партизан, председатель колхоза им.Ворошилова Коломиец. За боевые действия партизанского отряда его командир тов.Фоменко и комиссар тов.Псаломщиков были награждены орденами Боевого красного знамени.
После тяжёлых, кровопролитных боёв 24 июля 1942 года наши войска оставили Ростов-на-Дону и уже 1-2 августа 1942 года немцы оккупировали с.Александровка. Кавалерийские части из села были зараннее выведены на рубеж Каниловка-Кущевка, поэтому в с.Александровка боя не было. На территории Александровского сельсовета жестокий бой произошёл в селе Сов-Дар, где казачьи части генерала Кириченко уничтожили большое количество немцев (до 200 человек).
В книге "Роль конницы в битве за Кавказ" подробно рассказано про этот бой: "31.7.42 года части немецкой 4гсд, подтянув свежие силы, вброд и по наведенному мосту форсировали р.Ея и обошли фланги 116кд, но контратакой казачьих эскадронов были отброшены к реке. Командир 116кд даже организовал рейд казаков по немецким тылам, и дивизия продержала данный рубеж обороны до 4 августа. Вот как проходил этот бой. В 3.00 31.7 без артподготовки перешел в наступление из района Совдар на западную и северо-западную окраины Канеловская. По наведенному мосту и вброд до двух рот противника форсировали р.Ея в районе Платонов и до двух взводов – в районе Совдар, прикрываясь темнотой, обошли фланги 4 эскадрона 257кп, который после непродолжительного боя, под давлением превосходящих сил, начал отход на южную окраину Канеловская. Одновременно правый фланг 3 эскадрона и левофланговый эскадрон 259кп загнули свои фланги, ведя бой с наступающим противником. Создалась угроза разрезать 257 и 259 кавполки и выйти им во фланг и тыл, при дальнейшем успехе противника попасть в окружение. Высланные командиры штаба 257кп лейтенант Петриленко, капитан Бондаренко, встретив отходящий 4 эскадрон, повернули его обратно, воодушевили казаков и совместно с 1 эскадроном 259кп и 3 эскадроном 257кп перешли в контратаку. Завязался кровопролитный рукопашный бой, длившийся около двух часов. Не выдержав решительной контратаки, противник стал отходить, но путь отхода был отрезан, перешедшими в контратаку 3 эскадроном 257кп и 1 эскадроном 259кп. Одновременно с переходом в контратаку подразделений, по приказу командира полка, артиллерия вела активный артогонь по переправам и по скоплению пехоты в районе Платонов, Совдар. Тем самым воспрепятствовала форсированию реки остальным силам противника. 1 и 2 эскадрон в момент контратаки вели демонстративное наступление на противника с форсированием реки. К 7.00 прорвавшийся противник был полностью уничтожен, оборона полка была восстановлена. В этом бою особенно отличился взвод лейтенанта Шеломицкого, а сам Шеломицкий геройски погиб. Потери немцев: убитыми до 200 солдат и офицеров, взяты пленные. Наши потери: убито 5 чел., ранено 9 чел. Конского состава убито – 18, ранено – 9 лошадей. Потерпев поражение в ночном наступлении, противник в течение 31.7 активности не проявлял, вел усиленную разведку нашей обороны и периодический артобстрел переднего края обороны. (ЦАМО, ф.3548, оп.1, д.1, л.2, 3)".
Войдя в село, передовые части немцев разбрелись по селу, требуя от крестьян "курку, яйки, млеко". "На азовском побережье противник 31.7 перешел в наступление и к 17.00 занял Александровка ... 49 горно-стрелковая дивизия с 298 пехотной дивизией (ред. - 17й армии Вермахта) захватил восточную часть Круглое, Полтавский 1 и в районе Александровка создал предмостное укрепление, мост был захвачен в невредимости." (Захарин. И. В. Великая Отечественная война - день за днем - август 1942)
Притихло село, с ненавистью следили александровцы за каждым движением фашистов. Всячески помогали укрываться раненым бойцам Красной армии и беженцам. Но были и предатели, которые с радостью встретили немцев. Это некая Романцова, Терещенко, Лукьяненко Афанасий, Рассомахин и другие. Эти предатели стали с первых дней помогать фашистам. Так, например, Романцова выдала часть явок партизан, которые она знала. Поэтому немцам удалось легко захватить партизан, которые их посещали с целью разведки обстановки в селе. Так были выданы и арестованы немцами сёстры Николенковы, прокурор Шайкин, медсестра Бейсова, редактор Новиков, Пак, Запорожец и другие. Все они после страшных пыток были расстреляны.
На столбах появились немецкие объявления, в которых перечислялись все нарушения, за которые немцами было назначено одно наказание - расстрел.
Вскоре в село вошли эсесовцы - около 200 человек. Они расположились в здании средней школы. Эсесовцы часто проводили облавы в лесу. В одну из таких облав был убит Штанько - партизан Азовского партизанского отряда. Они же арестовывали евреев и расстреливали их за селом. По неполным данным, фашисты расстреляли около 70 человек - стариков, женщин, детей еврейской национальности.
В книге Т.А Федотовой о периоде ВОВ 1941-1945 на стр. 82-83 (книга есть и в Александровской поселенческой библиотеке): "Основным официальным источником информации по этому вопросу является докладная записка начальника областного НКВД Покотило, представленная им 2 сентября 1943 года в Чрезвычайную государственную комиссию по злодеяниям немецко-фашистских захватчиков. В ней указывалось, что в Азовском районе оккупантами было расстреляно 150 человек. ... А вот что сообщалось в записке о зверствах оккупантов в Александровском районе: "... арестованный нами бывший полицейский Штепа Александр Николаевич показал: "В полиции я работал 5 месяцев, то есть с августа месяца до последнего дня изгнания немцев с данной территории. В первый день меня заставили делать уборку, т.е. подготавливать помещение для содержания арестованных, затем после этого мы получили приказ от начальника полиции Левченко Ивана Константиновича идти по колхозам арестовывать коммунистов, активистов, евреев и всех советских руководящих работников. Под охраной у меня находилось в последнее время 28 человек, из них 18 человек евреев, остальные русские, подозреваемые в партизанском движении. Примерно в сентябре месяце стала происходить, как нам сказали, сортировка арестованных, т.е. евреев отдельно, партизан отдельно. Я в это время был дома. Когда пришёл на следующий день в полицию, то меня заинтересовало: куда же делись евреи и спросил начальника полиции Левченко. Он ответил, что пришёл приказ гестапо перевести евреев в другое помещение. Меня послали их охранять. Так продолжалось два дня, а на третий приехали на подводе полицейские Коломеец, Деркач, Науменко. Я с ними получил распоряжение от начальника полиции Левченко забрать 9 человек евреев из помещения и вывезти в степь за ветряную мельницу, где заранее была приготовлена яма. Мы стали раздевать всех арестованных до нательного белья, после этого заставляли их лезть в яму. Они сопротивлялись. Тогда мы столкнули их насильно, сначала детей 3 человека, затем женщин и 2 мужчин. Расстреляли всех. Сначала 3-х девочек, приблизительно 11-12 лет, затем бросили в яму 4-х женщин и расстреляли, потом мужчин. Трупы закопали, одежду сдали Левченко. На другой день после расстрела первой группы часов в 6 вечера также подъехала подвода. Мы стали усаживать на неё других. Расстреливали там же и те же, и ещё начальник полиции Левченко. Правда, арестованных не раздевали, покидали в яму и расстреляли. Из 18 человек я лично сам убил 5 женщин, в 1 группе убил 2-х (ГАРО, ф.3613, оп.1, д.3, л.35)."
Селом руководил немецкий военный комендант и ещё один комендант села Бургарт Готлиб Готлибович, бывший учитель немецкого языка в средней школе, затем изменивший Родине и перешедший на сторону немцев. Фашисты ввели свои порядки, назначили много разных старост. Был даже собачий староста, который взымал налоги с тех, кто держал собак. Ввели порядок, при котором каждый, кто режет скот - половину должен был сдать немцам.
Вскоре в село стали возвращаться эвакуированные люди и скот. Оказывается, немцы перерезали все дороги на Кавказ и скот пришлось возвратить домой.
Советские люди даже в этих условиях старались сохранить колхозное имущество, скот, инвентарь, а также семенной хлеб.
Недолго хозяйничали фашисты на селе. Потерпев поражение под Сталинградом и на Кавказе, в начале февраля 1943 года, они поспешили убраться из Александровки. Три дня в селе не было никаких войск и лишь вечером 6 февраля Александровцы с большой радостью встретили свой партизанский отряд и части Красной армии. Поэтому 7 февраля считается днём освобождения села от немецко-фашистских захватчиков.
Отступая, фашисты взорвали двигатели на мельницах и маслобойнях, постреляли всех колхозных лошадей. Колхозное имущество было растянуто. Однако с приходом Советской армии жизнь в селе стала налаживаться. Многие колхозники сохранили от фашистов коров, лошадей, скот, а также колхозное имущество и инвентарь. С первых же дней всё это было собрано и колхозы своевременно приступили к весеннему севу. В это тяжелое время государство оказало помощь колхозам тяглом. Особенно много поступило в колхозы монгольских лошадей и верблюдов.
После освобождения села многие предатели бежали с немцами. Некоторые из них были арестованы и осуждены. А предатель Дедусенко из с.Елизаветовка, который выдал связных партизан, был повешен.
Период оккупации - это самый тяжёлый период истории нашего села. Но даже тогда народ села чувствовал, что наша армия борется и что немцу скоро придёт конец. За период оккупации наш самолёт ПО-2 три раза прилетал в село бомбить немцев. Так в одну из бомбёжек было убито двое немцев и один пленный.
Как светлый праздник сельчане встретили весть о победе над фашистской Германией. По всем бригадам, в организациях и учреждениях состоялись митинги, посвящённые дню победы.
Вскоре в село стали возвращаться демобилизованные воины, жизнь в селе стала понемногу налаживаться. В то время в Александровском районе было 22 колхоза. В самом селе 6 колхозов (к-з Фрунзе, к-з Сталина, к-з 2й пятилетки, к-з Калинина, к-з Ворошилова, к-з Молотова ). В х.Н.Козинка был к-з им.П.Осипенко, на территории Христичанского сельсовета было 3 колхоза: к-з им.Кагановича, Красный набат и Путь хлебороба.
Райком партии и райисполком делали всё, чтобы колхозы быстро восстановили разрушенное войной хозяйство и стали больше давать государству хлеба, мяса и молока, а также другой сельхозпродукции.
За период войны в ряды Советской армии было призвано более 2 тысяч граждан Александровского сельсовета. 732 из них погибли смертью храбрых, сражаясь за Родину (в с.Александровка погибло 470 человек, х.Христичево 77 человек, х.Н.Козинка 31 чел., х.Красная заря 12 чел., х.Карла Маркса 14 чел., х.Красная поляна 31 чел., х.Цыганки 10 чел., Лесхоз 5 чел. Возвратилось много инвалидов и тяжелораненых.
Самоотверженно и храбро сражались наши земляки на фронтах Великой Отечественной войны. Более 100 человек были награждены боевыми орденами, два наших земляка - Клименко Николай Сергеевич и Бойко Дмитрий Дмитриевич - удостоены высокого звания Героев Советского Союза.
Среди награждённых - полковник Петренко Григорий Герасимович, награждённый 6 боевыми орденами, сержант Шкуратов Владимир Семёнович, награждённый 5 орденами Красной звезды и орденом Славы 3 ст., ст.сержант Белецкий Пётр Иванович имеет 15 боевых наград - орденов и медалей. Капитан Муравья Петр Иванович имеет 3 боевых ордена, ст.лейтенант Белецкий Александр Федорович - з боевых ордена, майор Гунько Петр Андреевич, Мищенко Николай Иссидорович, Христич Николай Александрович и многие другие имели по 2-3 боевых ордена. Наше село дало Родине более 40 офицеров в период ВОВ.
Не зная отдыха, трудились в колхозах, организациях и учреждениях женщины, старики и дети. Родина высоко оценила заслуги наших земляков-тружеников. Более 150 человек были награждены медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-45 гг." Сразу же после освобождения района от фашистской оккупации были произведены перезахоронения наших партизан, погибших от рук палачей, в парке села на братском кладбище. Там же были восстановлены могилки, разрушенные фашистами, и был установлен временный деревянный памятник.
От редактора:
Со времени написания книги (1976 г.) прошло уже более 40 лет, с тех пор местными историками и краеведами было написано много книг и статей по Великой Отечественной войне на территории Ростовской области. В частности, достаточно подробно о действиях Александровского партизанского отряда написано в книге Т.А. Федотовой о периоде ВОВ 1941-1945 (вып.4 "Очерков истории Азова" 2006-го года) и в книге Александровских краеведов Э.К.Христич, С.Н.Казиковой "Село у Чумбурки" 2007 г.). О восстановлении хозяйства после освобождения Александровки можно почитать у Т.А.Федотовой, а также в статье Татьяны Стаценко "В АЛЕКСАНДРОВКЕ, В 1943-М...". О расстреле евреев фашистами в августе-сентябре 1942 года упоминается в обоих книгах (у Т.А.Федотовой даже приводится часть протокола допроса бывшего полицая Штепы, участвовавшего в расстрелах - данный документ был обнаружен сотрудниками Азовского музея-заповедника в материалах комиссии по подсчету жертв и разрушений, произведенных фашистами в Ростовской области в период войны).
В настоящее время азовская журналистка, уроженка с.Александровка Татьяна Стаценко ведёт расследование этого эпизода - она уже опубликовала в газете "Приазовье" целый ряд статей на эту тему - А В АВГУСТЕ ПРИШЛИ НЕМЦЫ…., БАБУШКИНО НАСЛЕДСТВО, АЛЕКСАНДРОВКА. 1942-Й…, Это забыть нельзя: воспоминания о войне Нины Яковлевны Павленко. Остаётся надеяться, что Татьяне и всем, кто ей помогает, хватит сил закончить расследование и мы узнаем имена расстрелянных фашистами людей, что удастся почтиь их память мемориалом.
Если вам понравился этот материал - подпишитесь на канал "Места моей истории" и поставьте лайк этой публикации (!!!). До новых статей!
[Опубликовано в цифровом виде впервые по хранящейся в Александровской поселенческой библиотеке машинописи: Н.А.Мельник. Село Александровка: Страницы истории. - Александровка, 1976 г. Редакция и добавление материалов из других источников - 2019 г., Курочкин Е.В.]
Часть 1 .. Часть 2 .. Часть 3 .. Часть 4 .. Часть 5 .. Часть 6 .. Часть 7 .. Часть 8 .. Часть 9 .. Часть 10 .. Часть 11 ... Часть 12
----------------------------------------—
Результаты всех исследований выкладываются в этом сообществе, а также на канале "Места моей истории" (дзен и телеграм). Поучаствовать в исследовании можно,переведя любую сумму на мою Юмани.Карту (там есть разные способы перевода): https://yoomoney.ru/to/410012113704025