В XV веке венецианец Иософат Барбаро создал концессию чтобы найти клад, слухи о котором ходили даже в Египте.
Родовитый венецианец Иосафат Барбаро сделал успешную карьеру и ныне известен как дипломат и писатель. Он оставил две книги о своей бурной жизни, в одной из которых, кстати, дается первое описание Москвы глазами западноевропейца. Но в начале пути, ему довелось целых 16 лет прожить в итальянской колонии Тана, находившейся на территории золотоордынского Азака (ныне – город Азов). Барбаро занимался торговлей, изучал татарский язык и обычаи. В Азаке он обратил внимание на курганы, которые считал аланскими погребениями. И вот однажды до него дошел слух, что в одном из них зарыт клад, который уже пытались отыскать, но безуспешно. Вот что он пишет об этом:
«В те времена, когда консулом в Тане был мессер Пьетро Ландо, приехал из Каира один человек по имени Гульбедин. Он рассказал, что в бытность свою в Каире слышал от какой-то женщины-татарки, что в одном из подобных курганов, называемом Контебе, аланы спрятали большое сокровище. Эта самая женщина даже сообщила ему некоторые признаки как холма, так и местности. Гульбедин принялся раскапывать курган; он проделал несколько колодцев, то в одном месте, то в другом. Так он продолжал копать в течение двух лет, после чего умер. Люди пришли к заключению, что он только по неспособности не сумел отыскать тот клад».
Предприимчивый венецианец решил повторить попытку, а для этого создал целую концессию. В 1437 году в канун дня св. Екатерины (празднуется 7 декабря), в доме Бартоломео Россо, гражданина Венеции, собралось семеро купцов: Франко Корнарио, Катарин Контарини, Дзуан Барбариго, Дзуан да Валле Моизе Бон, Бартоломео Россо и сам Иосафат Барбаро. Они обсудили идею о поиске клада, продумали план раскопок и подписали соглашение, скрепив его клятвой.
Откладывать дело не стали и наняв 120 человек, уже через восемь дней после подписания соглашения, отправились на раскопки. К кургану они добирались на санях по замерзшему Дону. Находился он в шестидесяти милях от Таны. Итальянцы резво приступили к раскопкам, но вскоре убедились, что земля слишком промерзла. Через два дня они решили вернуться в Тану «с намерением и твердой решимостью вернуться к делу весной».
В конце марта венецианцы приступили к раскопкам. В этот раз с ними было 150 рабочих. Метод раскопок был тот же, что у Шлимана – они решили разрезать холм пополам и «За двадцать два дня…сделали ход длиной приблизительно в шестьдесят футов, шириной в восемь и высотой в десять футов».
Барбаро пишет, что всех охватил азарт кладоискательства – «в надежде отыскать сокровище, мы пустились таскать носилки усерднее, чем те люди, которым мы платили, и как раз я стал мастером по носилкам».
Он с удивлением отмечает, что им пришлось столкнуться со слоем угля, слоем шелухи от проса и слоем чешуи морского окуня. Это вызвало всеобщее недоумение. Иософат Барбаро, отметив, что сам бы этому не поверил, если бы не видел собственными глазами, пришел к следующему заключению: «Я полагаю, что человек, приказавший устроить такую могилу, — его имя было Индиабу, — и желавший выполнить все многочисленные церемонии, которые соблюдались в те времена, должен был заранее подумать о том, чтобы собрать и сложить на место все эти вещи».
Первый раскоп не принес ожидаемых результатов, поэтому было решено прокопать еще два рва. В одном из них на глубине пяти футов появились первые находки – несколько глиняных сосудов наполненных золой, углем и костями осетровых рыб. Далее добычей кладоискателей стало пять-шесть глазурованных глиняных бусин «величиной с померанец», и «половина маленькой ручки от серебряного котелка; сверху на ней была змеиная головка».
На этом эпопея с раскопками завершилась – работы пришлось прекратить из-за сильного восточного ветра. И было это «в понедельник после пасхи».
Завершая рассказ, венецианец не без иронии пишет: «До сих пор это место называлось «Гульбединовыми ямами», а после наших раскопок оно стало называться — и именуется так до нынешнего дня — «Франкской ямой», потому что проделанная нами в течение немногих дней работа была настолько велика, что казалось — здесь за это короткое время действовало не меньше тысячи человек».
