Из цикла «Романовы. Взлёт или проклятие династии?»
Продолжение... Его тоже величали Пётр Алексеевич Романов. Он, как и его прославленный взбалмошный дед – император Пётр Первый, тоже любил вино и девочек в свои неполные пятнадцать лет. А ещё он обожал охоту и восхищался Москвой.
Вот и сейчас, когда лихорадка отступила, и в душно натопленных покоях Лефортовского дворца, отнятого у опального Светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова, воцарился свет, юный император повеселел. Лёжа на мокрых и пожелтевших от пота кружевных простынях, он вдруг отчётливо вспомнил, как таким же ясным морозным днем почти два года назад Златоглавая гостеприимно встретила его оглушительным праздничным колокольным звоном, хлебом-солью, крестным ходом и толпами восторженных москвичей.
Это была взаимная любовь с первого взгляда! В отличие от вечно сырого и мрачного Петербурга, с его бесконечными просьбами надоедливых вельмож, с постоянными поучениями зануды Остермана, беспечная нарядная Москва была полна солнца и веселья.
Здесь его впервые в жизни ласково назвали «Петрушенька». Так обратилась к нему бабушка Евдокия Лопухина, мягко погладив его локоны при свидании в боголепном Новодевичьем монастыре.
Здесь он наконец-то ощутил себя счастливым рядом с другом Ванечкой Долгоруким, далёким предком основателя Москвы. Они вместе пировали, озорничали с юными девами, и конечно, охотились! И как охотились! Здесь знали толк в охоте еще со времён его прадеда Алексея Михайловича Романова. И даже великий дед не смог порушить здесь этой традиции, уничтожить богатые царские охотничьи угодья.
Пётр наконец-то вдохнул полной грудью той самой свободной жизни, к которой стремился и которую нашёл в старой столице. С улыбкой на посиневших запёкшихся устах встретил он новый приступ лихорадки.
Тем временем во дворец всё прибывали и прибывали вельможи – могущественные члены Верховного Тайного совета, власть которых, даже без их ведома уже простиралась до далёких берегов Американского континента. Они с нескрываемым ужасом ждали скорой кончины императора и уже давно были заняты интригами в жёстокой борьбе за власть. Хитрый вице-канцлер Андрей Иванович Остерман и жадные князья Долгоруковы не на жизнь, а на смерть схватились в последней битве за Россию.
А что же Москва? Со Святого праздника Крещения пребывала она в печали по здоровью полюбившегося юного императора. Москвичи жались к уже не закрывающимся воротам Лефортовского дворца в надежде узнать хорошие вести о его выздоровлении. Караульные гвардейцы, с осознанием чрезвычайной важности своей миссии, иногда «по секрету» сообщали, что Петру Алексеевичу будто бы лучше. А вскоре становились мрачнее тучи и молча лишь отгоняли толпу от ворот. И приунывшие москвичи тут же понимали, что дело худо, и родственная им душа, такая же широкая и необузданная, в сей миг может покинуть больное тело императора.
Но счастье! Пётр пришёл в себя и даже попросил вина. Ему действительно стало легче! Он вновь рад этого морозному солнечному дню!
- Света, больше света! – требовал Пётр.
Слуги несли и несли свечи, десятки, сотни свечей!
- Душно, - в дыхательном спазме вдруг признался Пётр и выдохнул последние слова. – Запрягайте сани, хочу ехать... к сестре…
И он отчётливо увидел свою любимую Наташеньку.
Ласковую и чистую душой сестричку – Великую Княжну Наталью Алексеевну Романову, не так давно покинувшую его в соседних покоях и нашедшую свой последний приют на погосте московского Вознесенского монастыря...
Пётр Второй скончался во втором часу ночи с 18 на 19 января по старому стилю, на постели в Лефортовском дворце. Ему было 14 лет и три месяца от рождения.
Действительно, до умирающего в одиночестве от оспы мальчика никому не было дела. У постели больного императора юного Петра Второго развернулась настоящая драма. Царедворцы из Верховного тайного совета разделились на четыре враждующих партии:
- царевны Елизаветы Петровны,
- царицы-бабки Евдокии Лопухиной, первой жены Петра I,
- невесты императора – княжны Екатерины Алексеевны Долгорукой,
- и партию герцога Карла Фридриха Голштинского-Готовского - зятя Петра I и Екатерины I, вернее в пользу его сына Петра Фёдоровича от Великой княгини Анны Петровны, второй дочери Петра I .
И уже, казалось, что никому нет дела до умирающего мальчика, как неожиданно Петру стало легче – «оспа высыпала»! Долгоруковы воспряли духом, повеселел и Остерман.
Интересны показания свидетеля тех событий. Датский посланник Ганс-Георг Вестфален дает нам подробное описание обстоятельств смерти императора: «На другой день, 27 января, полагали, что юный монарх настолько вне опасности, что караул вошел во дворец с музыкой и барабанным боем. Разгласили тогда, что вся сыпь вышла наружу, и что в некоторых местах оспины начинают уже созревать; однако ошиблись, потому что в ночь с 27 на 28 снова показалось множество оспин в горле и даже в носу, что мешало ему дышать; вскоре последовал сильный жар, и 28-го поняли, что его жизнь в опасности».
И снова худо!
«Утром 29-го не оставалось, по-видимому, никакой надежды на выздоровление; к 3 часам пополудни болезнь еще значительнее усилилась, так что члены Совета и 3 генерал-фельдмаршала князь Голицын, князь Долгорукой и князь Трубецкой были вынуждены беспрестанно входить в спальную его величества; послали тоже за архиепископом новгородским (Феофаном Прокоповичем – прим. автора) для совершения над его величеством таинства елеосвящения».
Придворные в панике мечутся по дворцовым покоям. Вот уже посланы гонцы к родственникам – император при смерти! Велено всем съезжаться во дворец на Яузе.
Долгоруковы уединились на совет, время не терпит! Надо выбирать наследника, а что его выбирать – здесь он, во дворце – невеста императора!
«Тогда князь Василий Лукич (Долгоруков– прим. автора), севши у камина на стул, взяв лист бумаги да чернильницу, начал быстро писать духовную, но скоро перестал и сказал: “Моей руки письмо худо, кто бы лучше написал?”… Тут князь Иван Алексеевич (Долгоруков – прим. автора), вынув из кармана черный лист бумаги, начал говорить: “Вот посмотрите письмо государевой и моей руки: письмо руки моей слово в слово как государево письмо, я умею под руку государеву подписываться, потому что я с государем в шутку писывал, “и написал “Петр”. Все нашли, что похоже, и решили, чтоб Иван подписал под духовною, если государь за тяжкою его болезнию, сам подписать духовной будет не в состоянии».
Под уговоры родни Иван Долгоруков действительно отважился подделать почерк императора на завещании. В своё время он развлекал Петра копированием его почерка. Для обоюдной забавы они отсылали во дворец писаные рукой фаворита «распоряжения императора» с приказом прислать денег, и деньги привозили. Сфабрикованная «последняя воля императора Петра II» предусматривала передачу власти его невесте. Трудность заключалась в том, что подпись должен был заверить духовник царя, а также доверенное лицо, которым являлся Остерман. Андрей Иванович в течение всей болезни не отходил от постели больного, не давая Долгоруковым ни единого шанса остаться наедине с императором.
Император Пётр Второй так и не подписал эту стряпню.
Между тем выведывали от старой царицы, бабки юного монарха Евдокии Феодоровны Лопухиной, первой жены императора Петра Первого. (С 23 сентября 1698 года монахиня под именем Елена. По воцарении Петра Второго на престол она вызвана Меншиковым в Москву по просьбе внука и пребывала сначала в Новодевичьем, а потом в Вознесенском монастыре – прим. автора), пожелает ли она взять на себя правление, в случае смерти юного монарха, ее внука? Она отказалась, ссылаясь на частые немощи и слабость ума и памяти: и то, и другое — говорила она — не могли не ослабеть значительно под гнетом невыразимых страданий, которые заставила ее претерпевать в течение 30 лет злоба врагов, особенно же в царствование Екатерины Алексеевны.
Однако около 10 часов вечера она отправилась во дворец своего внука и оставалась в покое, смежном с комнатой больного: там, молясь на коленях перед распятием, ожидала она исхода печальной сцены его кончины; он уже не мог говорить и в четверть первого по полуночи отдал Богу душу».
«Тогда 3 фельдмаршала и весь Верховный Совет, - продолжает Вестфален, - пошли за ней и подвели её к постели усопшего; заметив, что он умер, она громко вскрикнула и упала в обморок. Были вынуждены тотчас же пустить ей кровь, и стоило величайшего труда привести ее в чувство.
Верховный Совет и 3 фельдмаршала оставили её там на попечении медиков и хирургов и перешли в другой покой для рассуждения о выборе нового государя на место умершего. Один только барон Остерман, ссылаясь на то, что он иностранец, не хотел принимать участие в этих рассуждениях, однако же, обещал согласиться с тем, на чем они порешат между собою относительно престолонаследия, и советовал им быть единогласными и единодушными».
«Три архиерея, совершившие елеосвящение над умиравшим государем, члены Верховного тайного совета и многие из сенаторов и генералитета находились во дворце во время кончины Петра», - констатирует Соловьев.
В «Манефесте от Верховного тайного совета» от 4 февраля 1730 года сообщалось: «Понеже по Воле Всемогущего Бога, Всепресветлейший Державный Великий Государь, Петр Второй Император и Самодержец Всероссийский, болезнуя оспою Генваря от 7 дня, от врямянного в вечное блаженство того же Генваря 18 числа, в 1-м часу по полуночи отыде».
А над остывающим телом императора всё более яростно разгорались споры о престолонаследии...
Подробности в книге Владлена Дорофеева "Проклятие Кукуя. Тайны и были Немецкой слободы и её обитателей" перейдя по ссылке: https://ridero.ru/books/widget/proklyatie_kukuya/
Продолжение следует... Автор Владлен Дорофеев
Другие публикации автора:
Фотоматериал использован из фотоархива автора и свободного доступа Яндекс и является иллюстрацией мыслей автора.
Спасибо за внимание!
