Никто не знает, где я
Мой телефон отключен.
И так летят недели
Без тех, кто не приучен.
Твой голос как издевка
Счастливый, ты так занят.
А у меня веревка
Затянута и тянет...
Май подходил к концу. Муж приходил ко мне в первый раз по-моему на следующий день, как меня положили. Он принес бумагу с образцом заявления и ручку. Ручки, карандаши и прочее на первом посту были запрещены. Я написала заявление, что выхожу из декрета, и как бы работаю. Но нахожусь пока на больничном. А в декрет уходит моя свекровь. Она должна была приехать летом, а пока улаживала все вопросы с отъездом на работе. Как палец? - спросила я. Муж стоял с забинтованным пальцем на ноге. Врос ноготь, он ходил к хирургу. Сказал, что хирург ноготь снимать не стал, почистил все и сказал мазать мазями. У меня до отъезда в психушку тоже начались проблемы с вросшими ногтями. Из-за этих неправильных подстриганий большими ножницами у меня начали гноиться сразу три пальца на ногах, боль была невыносимая. Я чем-то мазала дома, перебинтовывала, но все равно каждый день из них выходил гной. С такими ногами я и поступила в психушку. Чудом они там зажили, зрелище было жуткое. Я как я уже писала начала курить. Но не сразу. Через недели две наверное, как меня перевели в палату я попросила разрешения курить у своего врача. Она разрешила. Тогда я попросила мужа привозить мне 2 пачки сигарет. Одну я отдавала на раздачу, а одну прятала, как научила меня Лера. Раздача сигарет - это такая коробка с пачками, на которых написаны фамилии, чьи они. Официально курить разрешалось в 11 утра и в 19 вечера. За 10 минут до этого времени вся курящая толпа молчаливо и с запросом в глазах собиралась у входа в отделение, где и раздавали по одной сигарете, громко озвучивая фамилии. Потом двое из санитарок или санитарка и медсестра или еще например социальный работник вели нас к пожарной лестнице и выводили в загончик на улицу. Там все курили, выбрасывали бычок в импровизированную мусорку и шли обратно. Еще можно было курить на прогулке. Первый раз я и закурила на прогулке с Лерой. У меня еще не было своих сигарет. А у нее были. Когда больных собирали на прогулку, то выдавали по 2 сигареты. Прогулка была около часа. Возле туалета и двери на первый пост стоял шкаф с одеждой и обувью. Это был общаковый шкаф. Там висели разные куртки и даже одна дубленка и стояли типа галош и сапогов. Это одевали наружники, когда было холодно, в то время, когда ходили на кухню за ведрами с едой. Эти же куртки надевала я, когда зимой кто-то приходил ко мне на свидание в окно. Эти же куртки мы летом брали с собой на прогулки вместо лежанок. Я даже посвятила этим курткам строчку в своем стихотворении:
Я сводила друзей в музей
Посмотреть на таких, как я
Алкоголиков и блядей
В странных куртках
С чужого плеча.
Я сводила в музей друзей.
Кто остался? Почти никого.
Тот, кто не был в шкуре моей
Не поймет, увы, ничего.
Я ревела белугой, молчала
И глотала таблетки свои,
А друзьям я своим обещала,
Что приду я в себя в эти дни.
Одиночество хуже разлуки,
Я застряла в календаре.
Начались издевательства, муки,
Была б ведьмой - сожгли на костре.
И на солнце зияет иголка,
Чтобы впиться в мягкую плоть.
В желтых стенах останусь надолго,
Только главное верить в любовь.
Я сводила друзей в музей,
Есть музей, нету больше друзей...
На прогулку нас выводили по той же лестнице, что и покурить, потом вели дальше и открывали замок на воротах. За воротами был квадратный загон с травой и парой скамеек. Двое из персонала садились у входа, а мы все располагались кто где на траве. Потом санитарка доставала зажигалку и разрешала подкурить. Все курили. Мы с Лерой лежали задом к санитаркам, на животе, задрав ноги. Лерка дала мне затянуться, я почувствовала знакомый вкус сигарет. Потом на следующих прогулках Лерка вытаскивала припрятанные где-то сигареты и я незаметно для персонала курила на прогулке. Летом психушка чем-то напомнила мне пионерский лагерь с этими прогулками и постоянным пересчетом нас по количеству. Прогулки мне нравились, потому что сидеть просто в помещении, особенно в такую погоду было невыносимо и еще, конечно, потому что ко мне приезжали только раз в неделю. Мне еще кололи феназепам. Как только эти уколы закончились мне разрешили прогулки с родственниками. Но мама почему-то не брала меня на прогулки. Наверное за два месяца это было два раза. Ей было то лень, то неохота, то она и так устала. Мама приходила ко мне с братом раз в неделю по четвергам. Она забирала грязные вещи (футболку со штанами) и приносила сменку. Из еды была запеченная курица в фольге и пара огурцов. И еще пару рулонов туалетной бумаги. Муж приезжал в основном по выходным и в мае это были не каждые выходные. Он не мог то оторваться от работы, то был занят с ребенком, когда был без няни. Я просила мужа привозить мне побольше апельсинов и яблок. Я чувствовала, что мой организм подорван и стрессом и кашами на воде. Чтобы не заболеть и не поймать никакую заразу я просто пожирала эти яблоки с апельсинами, которые в обычной жизни не ем. Муж, конечно, привозил мне много продуктов и нормальную туалетную бумагу, а не как мама - самую дешевую, которую надо было сложить в пять раз, чтобы подтереться. А потом в моей жизни появился еще один друг. Это была Инга. Она была старше меня на пару лет, у нее было двое детей и муж. И она была одержимая. При этом глубоко верующая в Бога, занимающаяся йогой и владеющая какими-то паранормальными способностями. Она просто вошла в нашу палату и сказала привет. Так мы и подружились. До этого мне никогда не приходилось иметь общение с бесноватыми. И я никогда в живую не видела их приступы. Только знала, что они становятся очень сильными, рычат и ругаются матом. Инга была стройной и очень красивой. Она вообще привнесла в нашу жизнь разнообразие и красоту. Мы собирались втроем - Инга, я и Лера и разговаривали обо всем, делали какие-то обряды. Лера тоже владела некоторыми способностями. Инга взялась за меня конкретно, разговаривала на каком-то непонятном языке, убирала от меня лярв, говорила, что видит в моем прошлом и будущем. Лера тоже умела делать запросы во вселенную и тоже рассказывала мне интересные вещи. Потом за помощью и обрядами к Инге начало ходить полпсихушки. А мы то делали друг другу массаж, то рисовали на себе разные знаки защиты, то сидели молча держась за руки. Некоторые сторонились Ингу, но остальные в основном хотели от нее помощи. Ингу каждый день часа на три отпускали с родителями, возвращаясь она приносила вкусные салаты, супы, хлеб. Мы садились кружочком и ели. Однажды я все-таки увидела ее приступ. Она почувствовала, что сейчас ей будет плохо и зашла в палату, а потом она начала дергаться, кричать мужским голосом и вмиг порвала на себе майку и лифчик. Да у Инги был лифчик и его у нее не отбирали. Санитарки быстро прибежали и схватили ее, следом прибежали медсестры и сделали ей укол. Потом ее увели на первый пост. Вообще со своими приступами Инга постоянно кочевала на первый пост и обратно. Но потом у нее случился очень неожиданный приступ. Она с мамой почти каждый день ходила в католический храм возле пихушки. Батюшка знал ее и причащал, вел беседы. И тут после причастия она резко заорала и ударила кулаком в пол. Удар был такой силы, что находившимся там людям показалось, что пол подпрыгнул. А Инга сломала руку. Она пришла с прогулки, ее отвели в БСМП и обратно она пришла уже с гипсом. Мы помогали ей мыться, стирать трусы и вообще делать разные дела. Кстати о выходе из декрета. После того, как я написала это заявление и его отнесли на работу, прибежала моя мама и требовала, чтобы я все отменила. Я объясняла ей, что свекровь не может просто так приехать, ей тогда надо будет увольняться и жить ей будет не на что. Но она настаивала на своем. Я ничего делать не стала. Тогда она обидевшись поговорила с врачом и врач запретила мне прогулки с мужем, якобы под его указку я пишу неизвестно что. Хорошо, что на свидание с ним не было запретов. В одно из таких свиданий он приехал вместе с сыном. Я видела его первый раз с того момента, как я легла в психушку. Я взяла его на руки и он уснул. А я просто смотрела на него и рыдала.
Продолжение следует...
