Непопулярные специальности. Как искали работу те, кто их выбрал.
«А КЕМ ТЫ ПОТОМ БУДЕШЬ РАБОТАТЬ? — вопрос, который слышат многие по пути к диплому. Как выясняется, труднее всего на современном рынке труда применить именно классическое образование. Мы расспросили людей, чьи специальности редко упоминаются на сайтах вакансий, о том, как они совершали выбор, хорошо ли учились и кем в итоге работают.
Татьяна Антонова.
СПЕЦИАЛЬНОСТЬ: театральная критика.
До поступления в институт я редко ходила в театр. Направление выбирала сама, осознанно. В процессе учёбы наша задача заключалась в том, чтобы оттачивать свой стиль, язык, учиться формулировать мысли, правильно передавать ощущения от спектаклей. Благодаря преподавателям мне удавалось посещать лучшие спектакли в Самаре — городе, где я училась. Была возможность брать интервью у актёров в главных ролях, одно из самых ярких воспоминаний — это знакомство с потрясающей актрисой Розой Хайруллиной, тогда она играла только в САМАРТе. Мы писали рецензии и зачитывали перед всей аудиторией, это был настоящий челлендж — прочитать свой текст вслух и выслушать критику. Было круто. Я работала на фестивалях, когда несколько дней подряд идут спектакли, каждый день ходила по театрам и писала рецензии. Позже я переехала в Вологду, где работала корреспондентом новостей, была ответственна за театральные фестивали, которые проходили там, делала репортажи после спектаклей. Но эта работа не получила развития. Когда переехала в Москву, прекратила заниматься театральной критикой. Это не прибыльное дело, такую работу высоко не оплачивают. За годы в Москве я до сих пор не побывала в самых известных театрах. Полученные навыки я использую для написания рецензий и постов в своём блоге. Я умею заинтересовать человека произведением, которое он ещё не читал или не смотрел.
Эдуард Бадулин.
СПЕЦИАЛЬНОСТЬ: архитектурная реставрация и реконструкция.
Мои родители — архитекторы, и с самого детства меня окружали макеты, планшеты, чертежи, так что выбор будущей профессии был предрешён. Ещё с восьмого класса я начал ходить на подготовительные курсы. Архитектору недостаточно просто отправить результаты ЕГЭ в комиссию, ему нужно ещё сдавать экзамен по рисунку и объёмной композиции, к которому готовятся минимум полгода. После школы поступил в архитектурный университет. Реставрационного направления там не было, а была лишь просто «архитектура» — в моём городе реставрация как явление появилась уже после распада СССР, и потребности массово обучать этому людей не было, поэтому первые четыре года я учился обычному проектированию, не особо представляя себе, что будет после. Решающим фактором стало следующее: одним из предметов у нас была история искусств, которую вели преподаватели с кафедры реставрации. Я не мог не заметить, насколько эти люди были живее и интереснее многих лекторов. Они были с огнём в глазах, с ними было всегда интересно подискутировать, настоящие люди искусства. Поэтому, когда закончился бакалавриат и начались вступительные экзамены в магистратуру, многие захотели пойти учиться именно на реставраторов. На факультете было всего восемь мест, и я случайно успел занять последнее свободное.
Так как мои родители тоже учились в этом университете, я довольно много знал о предстоящей учёбе. Неожиданным оказалось то, что творческих и технических предметов было поровну, нужно было одинаково хорошо знать математику с физикой, и писать натюрморты, лепить из глины, сочинять художественные тексты и рассчитывать количество квадратных метров и нагрузку на балки.
Обучение считалось более сложным и длилось дольше, чем во многих других вузах. Учебный процесс на кафедре реставрации больше напоминал ускоренный повторный курс всего, что было раньше, но на историческом примере: мы разбирали конструктивное устройство старинных построек, делали проекты реконструкции зданий в нашем городе. Были отдельные предметы, где учили правильно строить архитектурные ордера или проектировать православные храмы. Был и углублённый курс всё той же истории искусств. Разочарованием стало то, что весь реставрационный курс был втиснут в рамки двух лет, в отличие от петербургских или московских вузов, где существует полноценная пятилетняя программа.
Я работаю по специальности, так что полученное образование использую каждый день, но 80 % всего опыта получил уже в процессе работы. Из своего города я уехал и теперь работаю в Петербурге — и как тут не любить свою работу, а вернее, процесс? Но есть ложка дёгтя — эта работа далеко не самая прибыльная. Даже в Петербурге, где, казалось бы, самая большая концентрация старого фонда в Европе, такую работу найти непросто, и больших денег на ней не заработать. Поэтому я готовлюсь со временем перейти в проектирование современных зданий. Люди с любопытством реагируют на мою профессию. Кто в Питере не любит старые домики? Есть, конечно, те, кто удивляется: «Зачем вы так переживаете за эту рухлядь?» Но таких встречается немного. Большинство при слове «реставратор» представляют себе, что я сам стою на лесах, чищу лепнину и таскаю кирпич, но это не так — этому учатся ребята в специальных учебных заведениях, и специалисты такого толка намного ценнее, чем обычные строители.
Людмила Измайлова.
СПЕЦИАЛЬНОСТЬ: классическая филология.
В старших классах у меня было ощущение полной растерянности и непонимания, куда поступать. После окончания школы я за компанию с одноклассником отнесла документы в МГИМО, год работала, готовилась к сдаче ЕГЭ по литературе, ходила на подготовительные курсы во ВГИК. Когда не поступила туда, была в ужасном состоянии, совершенно не понимала, как так вышло — вроде бы не глупая, а опять никуда не поступила, в то время как бывшие одноклассники и одноклассницы с этим успешно справились. У меня не было возможности платить за обучение, поэтому я в срочном порядке раскидала свои документы по приёмным комиссиям в вузах, где были бюджетные места. Решила, что из нелюбимого надо выбирать самое приятное, и остановилась на РГГУ. Мне понравились места вокруг. Миусский сквер, Весковский переулок и вид на внутренний двор: деревья, кирпичные корпуса, спящие коты. А дальше не я выбирала специальность, а проходные баллы выбирали меня.
Самым неожиданным оказалось наличие в расписании древнегреческого языка. Слово «классика» для меня было максимум чем-то державинско-ломоносовским, никак не Аристофан и Платон. Очень нравилось языкознание на первом курсе, курс средневековой литературы. Сейчас, на третьем курсе, больше всего радуют латынь, наконец-то появившийся немецкий и курс греческой литературы. Ещё есть полезные курсы по истории европейской литературы. Всё остальное скорее просто терпится. От предметов, которые не нравятся, не испытываю вообще ничего, кроме тоски — нет никаких амбиций, не заводит чувство преодоления себя и расширения своих возможностей. Пожалуй, самое приятное — это люди, с которыми я познакомилась во время учёбы. Почти все мы оказались на классической филологии не по желанию, а просто потому, что так вышло, и все как-то пытаемся прожить эти четыре года с минимальными потерями и с как можно большей пользой. У меня значительно расширился круг близких людей, с которыми интересно всё: и путешествовать, и сходить в театр, и, сидя на лавочке, пить вино по 275 рублей за бутылку, обсуждая всё на свете. Мы постоянно между собой шутим, что за эти четыре года учёбы просто заполняем лакуну в нашем образовании, которой нет у любого выпускника приличных европейских школ, гимназий и лицеев.
Как я использую полученные знания? Когда пропал священный трепет перед античной трагедией, стало гораздо легче воспринимать её на сцене или экране. Легче считываются сюжеты в искусстве, гораздо понятнее становятся какие-то процессы — как литературные, так и исторические. Классика хороша ещё и тем, что позволяет расширить горизонт восприятия времени. Один наш преподаватель говорит: «Это совсем новое исследование, ему примерно двести лет… Что нам двести лет, когда мы изучаем седую древность». Когда рассказываю, что учусь на «классике», обычно слышу: «Это наша русская классика, да? А что вы там делаете? Что, прямо по-древнегречески читаете? А кем ты потом работать будешь? Как спросить „как дела“ на латинском?»
Работать по специальности пока не планирую — уже год я работаю в плёночной лаборатории, это приносит гораздо больше приятных эмоций и удовлетворения. Планирую как-то развиваться в этом направлении. Время покажет.
Анатолий Урсулов.
СПЕЦИАЛЬНОСТЬ: теоретическая и экспериментальная физика ядерных реакторов.
Я оканчивал школу в 2013 году, когда многим удалось заранее узнать задания на ЕГЭ и удачно списать. Не секрет, что и мои результаты оказались лучше, чем я ожидал изначально. Набор вузов, в которые я планировал подать документы, был основан на предположении, что баллы за экзамены будут не самыми высокими, и по заранее намеченному плану я приехал в Москву подавать документы в Горный институт. Там в приёмной комиссии на меня посмотрели с большим удивлением и сказали, что с моими результатами ЕГЭ стоит подать документы в вуз «покруче» — в МФТИ или в Бауманку. Но я не послушал совета, оставил документы в Горном, потом перешёл через дорогу и подал в МИСИС. Заодно решил заехать в Губкинский, потому что он был на той же ветке метро. Ещё я планировал подать документы в МАИ, но совсем немного не успел до закрытия приёмной комиссии, поэтому решил переночевать у родственников и сделать это на следующий день. Оказалось, что у родственников есть дочь — моя троюродная сестра, о существовании которой я не подозревал. Она училась в МИФИ и весь вечер горячо убеждала мне подать документы в этот вуз. Я нехотя согласился, потому что даже не знал о его существовании и не представлял, какие там есть специальности. На следующий день всё-таки доехал до приёмной комиссии, увидел факультеты теоретической физики и физико-технический, посмотрел перечень кафедр и подумал: «Теоретическая и экспериментальная физика ядерных реакторов — звучит достаточно понтово». Вот так случайно, просто из-за крутого названия, я выбрал свою будущую специальность.
Думал, что в процессе учёбы меня ждёт что-то невероятно интересное: ядерные реакторы, атомные станции, Чернобыль, игра «Сталкер» и всё в таком духе. Первые два года были общие предметы, погружение в специальность началось с третьего курса — и оказалось невероятно тоскливым. Что собой представляет теоретическая физика? Длинные математические выкладки мелом на доске. Было невыносимо скучно, после третьего курса отсеялась половина студентов. Математическое моделирование полёта нейтронов — это тоска и мрак, особенно в архаичных компьютерных программах, которые нам приходилось использовать. Был профессор, который целый семестр преподавал нам одну и ту же задачу, не замечая этого. В общем, процесс обучения на моей кафедре оказался совсем не таким увлекательным, каким я его представлял.
Позитивная сторона учёбы - это компания, люди, с которыми я познакомился, дружу и работаю до сих пор. Мы воспринимали с юмором весь творящийся абсурд, постоянно шутили, за это я любил учёбу и с теплом вспоминаю время, проведённое в вузе. Рад, что выбрал именно эту кафедру и эту специальность. Позже я встречал много классных людей, которые в разное время учились на этой кафедре, — мне нравится чувство принадлежности к этому неформальному братству.
Так как во время учёбы я не стремился установить профессиональные контакты с кем-то из преподавательского состава, мне пришлось сильно задуматься, куда идти писать диплом и проходить практику. По совету друзей я пришёл в одну контору с фамилией человека, к которому мне следовало обратиться. По иронии судьбы в этой организации оказалось два человека с одинаковой фамилией, и я попал не к тому. С горем пополам написал диплом и когда принёс его подписывать у начальника, он мне сказал: «Я подпишу, только если ты не будешь проситься ко мне на работу».
Так я остался с дипломом и раздумьями, куда идти дальше, параллельно подрабатывая репетитором. Забавно, но во время учёбы я часто думал, что никогда не буду работать по специальности: эти реакторы, эти нейтроны — так не хочется этим заниматься. Но всё же решил попробовать, чтобы окончательно понять, что это не моё. Найти работу мне помогла такая банальная вещь, как «день карьеры», который проходит в каждом вузе. С первого курса я ходил на эти бесполезные мероприятия просто для того, чтобы попить кофе и поесть бесплатных пончиков. И вот буквально за пару месяцев до окончания вуза на таком «дне карьеры» я познакомился с профессором из Курчатовского института — главной научной организации в атомной отрасли, куда в итоге и устроился.
В Курчатовском институте оказалась очень крутая территория — лес, бегают белки. Но в то же время это тяжёлая государственная машина с огромным бюрократическим аппаратом. Проработал я там ровно месяц, когда получил первую зарплату и посмотрел на цифры. Но была и эмоциональная составляющая: я видел, как разрабатываются реально крутые технологии, которые могли бы вывести нашу страну в лидеры технического прогресса, но они никогда не будут внедрены по разным прозаичным причинам. Меня снова ждал трудный поиск работы. Вакансии в нашей отрасли не публикуют в интернете, обычно все устраиваются через знакомых. Я чуть было не устроился оператором циклотрона в онкологической больнице в Балашихе.
Сейчас занимаюсь вероятностным анализом безопасности энергоблоков. В стране есть атомные электростанции с разными типами реакторов, для которых проводится сложная оценка безопасности. Моя работа заключается в том, чтобы оценить вероятность возникновения аварии на конкретном энергоблоке. Заниматься этим я начал благодаря своему другу, который порекомендовал меня в частную компанию, из которой я позже ушёл в государственную организацию, которая занимается разработкой и проектированием атомных электростанций. Мне нравится моя работа. То, чему меня учили, — слишком узкая область знаний, и я рад, что вырос в специалиста более широкого профиля.
Образование мне определённо помогло — сформировало мою личность и те качества, которые помогают в работе, например, выкручиваться из сложных ситуаций, выстраивать логические связи и очень быстро соображать. И, конечно же, дало знание теории на уровне, достаточном для успешной профессиональной деятельности. А ещё учёба научила меня ко всему относиться с юмором. Мы с друзьями решили, что если будем запускать своё дело, то возьмём на работу только тех, кто понимает наши специфические шутки. Мы находим смешные вещи даже в самых сухих отчётах и аббревиатурах. Юмор — это защитный рефлекс от происходящего в жизни. Надеюсь, атомная отрасль в России будет развиваться. Когда я ездил на атомные станции брать данные для расчётов, поражался нереальным размерам и мощи этих сооружений — в них определённо есть свой шарм.
