Часть 5
Часть 1 Часть 2 Часть 3 Часть 4
Несмотря на плотные шторы на окнах, в комнате светло. «Утро», - понял Иван Степанович. Место Лизоньки рядом пустовало, только на подушке осталась вмятина от её головы. Накинул домашний, до колен халат, и вышел из спальни. Снизу из гостиной доносились голоса. «Всё-таки Лизонька выполнила обещание и пригласила доктора». Иван вздохнул и на слабых трясущихся ногах спустился вниз.
- А, вот и Иван Степанович. – Доктор встал навстречу и протянул свою узкую ладонь для рукопожатия.
Он едва коснулся кончиками прохладных, сухих пальцев влажной руки Ивана и тут же сомкнул их на запястье, нащупывая пульс.
- Да у вас температура. И глаза красные. Права Елизавета Арнольдовна, – задумчиво сказал доктор. - Не бережёте вы себя, Иван Степанович. Вы больны-с, сударь мой. Пойдёмте-ка в спальню, я послушаю вас.
Лизонька тут же оказалась рядом, обхватила рукой за талию и повела к лестнице. Ивану Степановичу ничего не оставалось, как подчиниться их воле. Он с облегчением лёг в кровать. Доктор прописал лекарства и настрого запретил выходить из дома три дня.
Лиза начала варить бульоны, морсы, хлопотать у постели больного. Чувствовал Иван Степанович себя действительно неважно. Ноги дрожали, сердце стучало неровно, мысли путались. В зеркале не узнал себя. Вчера, одеваясь перед выставкой, он выглядел хоть и постаревшим, но полным сил. Сегодня же сквозь поредевшие седые волосы просвечивала бледная кожа головы. Смятое серое лицо в коричневых пятнах, под потухшими глазами кожа обвисла мешками. Пижама болталась на опущенных плечах, как на вешалке.
«Только не теперь. Неужели всё?» - думал он, разглядывая себя.
Он прекрасно помнил, что почувствовал ночью за дверью присутствие Михи.
Если Лизонька и замечала перемены в муже, то виду не показывала. Иван два дня провёл дома в постели, слушаясь жену и принимая прописанные доктором микстуры. А на третий, когда Лиза пошла в лавку, Иван Степанович тут же оделся, поспешно покинул дом и взял извозчика.
Приехав в институт, сразу зашёл в кабинет директора, Льва Валерьяновича, с которым его связывала давняя дружба ещё со студенческих времён. Тот встретил Ивана удивлённо. До начала занятий еще оставалось недели две. Иван сразу задал вопрос о самородке на выставке.
- Да закрыта уже выставка. Страшно держать золотую коллекцию здесь в такое неспокойное время. – Он подумал немного. – Но самородок у нас.
- Скажи, когда и кто отдал его институту? – Иван явно волновался, что не укрылось от глаз друга.
- Изволь. – Лев Валерьянович встал и снял с полки тяжелую толстую папку. - Разве всё упомнишь? Так, самородок по предварительному анализу с сибирского прииска, весом… подарен ювелиром Бурге двадцатого седьмого июля девяносто первого года.
- Неужели старик еще жив? – Оживился Иван Степанович.
- Да нет, конечно. Принёс его сын, унаследовавший дело отца. А Карл Самуилович болел долго и скончался в том же девяносто первом году. Велел перед смертью избавиться от самородка. Сказал, что он изумительной чистоты, но… вроде как с плохой историей. Считал, что из-за него и болеть начал. Сын выполнил волю отца, не придумав ничего лучше, как подарить институту. Лежал в наших запасниках. Доподлинно неизвестно, какова его природа…
- С енисейского прииска «Гавриловский», - Иван помолчал, высчитывая, и торопливо добавил, - найден в тысяча восемьсот шестидесятом году.
- Так это ты его и нашёл, правильно понял? А чего молчал? Иди домой. Ты выглядишь очень плохо. Заболел? Я сейчас пошлю за коляской. – Лев Валерьянович захлопнул папку, подняв облачко пыли.
- Нет, я пешком. Спасибо, - Иван встал и, попрощавшись, покинул кабинет.
- Сдаёт старик, - Лев покачал головой, глядя в закрывшуюся за приятелем дверь.
Иван Степанович вышел из здания института и пошёл вдоль набережной Невы. Ветерок поднимал бугристые гладкие волны, даже на солнце выглядевшие почти чёрными. Иван поднял воротник пиджака. Его знобило. «Что я хотел?» - остановился он, глядя на воду и не понимая, куда идёт.
Какая-то мысль не давала покоя, как комар – писком раздражает, а не видишь, чтобы поймать.
- Барин, подай копеечку, - раздался за спиной хриплый, прокуренный голос.
Иван от неожиданности вздрогнул, шагов не слышал. Он резко обернулся и увидел бородатого мужика с красным испитым лицом и в грязных лохмотьях. Просительная интонация слов не соответствовала ненависти, с которой смотрел нищий.
Иван прищурился, пытаясь разглядеть его. Полез в карман пиджака за пенсне. Но пальцы нащупали камень. Иван замер, соображая, как он мог там оказаться. Вытащил и уставился на жёлтый шероховатый самородок на ладони.
- На. Возьми. Ты же за этим пришёл? – он протянул руку с самородком мужику.
Тот попятился, быстро и коротко осеняя крестом бороду сложенными в щепотку пальцами.
- Миха, постой! Куда ты? – прошептал Иван и всё протягивал ему камень.
Мужик развернулся и бегом скрылся во дворе ближайшего дома. Иван, покачиваясь и сощурив глаза, разглядывал камень в руке. Неровные грани переливались яркими всполохами на солнце.
Когда Иван вошёл в дом, он едва стоял на ногах. Лиза ахнула, увидев бледного Ивана с беспомощным, растерянным взглядом. Она заботливо подхватила его под руку и усадила на банкетку в передней.
- Ваня, да зачем, куда ушёл? Ты же слаб еще. – Лиза тревожно всматривалась в его лицо.
Вместо ответа он протянул ей камень. Так и шёл с ним, зажав ладони.
- Вот. Ты же хотела его посмотреть, - еле ворочая языком, невнятно вымолвил Иван Степанович.
- Ты бредишь, я пошлю за доктором, - и Лизонька убежала.
- И ты меня оставила, - прошептал Иван.
Он хотел положить самородок на тумбочку перед зеркалом, но не дотянулся. Серый, гладкий булыжник, каких много попадается на улицах, с глухим стуком упал на мягкий ковёр. Иван наклонился, чтобы поднять. И в его глазах всё потемнело….
***
Когда Иван очнулся, над ним нависали серые закопченные доски низкого потолка. Знакомый запах прелой шерсти, пота и несвежей еды ударил в нос.
- Проснулся? Уже солнце давно встало, а ты всё дрыхнешь. Барином стал, - укоризненно сказал кто-то рядом.
- Мама? - Иван не узнал своего голоса.
Он приподнял отяжелевшую голову, а потом сел на жёсткой постели, свесив ноги. Полногрудая женщина в широкой цветастой юбке, с подвязанным под самой грудью застиранным и топорщившимся на круглом животе передником, стояла у печи.
- Ты чё, вчера перепил? Какая я тебе мама. Она померла давно. Сестра я твоя, Глашка. Аль забыл?
- Мама, дай сахару, - сказал звонкий детский голосок. Иван только теперь заметил худенькую кудрявую девчушку с босыми грязными ногами рядом с Глашей.
- Нету. Вон, у дядьки свово проси. Он таперича богатый, - Глаша мотнула головой в сторону Ивана и загремела посудой.
«Это… Глаша? Моя младшая сестра? Я сплю? - Иван посмотрел на свои руки без морщин и коричневых пигментных пятен. - Я приезжал домой…. когда же это было? Лет тридцать назад. Значит, ей должно быть двадцать восемь или чуть больше, а по виду далеко за сорок».
- И сколько я проспал? Где все? – спросил он, оглядывая избу.
- Да, почитай со вчерашнего вечера, а уже полдень. Эк, тебя шарахнуло-то. Отвык от нашего варева. Никого не осталось. Отец спился опосля смерти матери, Колька и Антипка от тифа померли через четыре года. Гришка в тайге сгинул... Я же говорила вчерась. Запамятовал? – певуче говорила она и, не прерываясь, возилась у печи.
- А Миха?
- Тю?! Чего вспомнил. Миху пришлые бандиты убили. Всё золото забрали. Мы думали, и тебя тоже… А ты вона, живой приехал. Я тебя и не признала сперва.
Иван разглядывал тот самый дом, в котором родился и жил до побега. Знакомый до щелей и сучков на досках. И совсем неизменившийся.
Встал, сунул ноги в сапоги. Рядом на полу валялась его матерчатая котомка.
- А муж у тебя где? - роясь в ней, спросил Иван.
- Знамо где. На прииске. Тут все выбрали давно. Дён через десять вернётся. А ты куда? – Глаша выпрямилась, заметив, что Иван перебросил длинный ремень котомки через грудь.
- Мне пора. Вот тебе. Это всё, что у меня есть. – Он протянул ей перевязанный обрывком тряпки рулон кредитных билетов.
Глаза сестры вспыхнули жадным огнём. Она вытерла руки о подол передника и взяла деньги.
- Поешь, может? – смягчившись, спросила, не отрывая глаз от туго свёрнутой пачки кредиток.
Иван не ответил и направился к двери…
***
- Ваня. Ванечка! Что с тобой? – родной взволнованный голос издалека звал, тянул к себе.
«Куда? Где моё место?» - Иван не понимал, где находится, хотел спросить, но вместо этого сказал: «Лизонька, я сейчас, ты только….» Но она не слышала, всё звала откуда-то издалека.
- Ну, что, паршивец? - отчётливо прозвучал голос Михи в голове.
Продолжение следует
