Раз в год мы с друзьями ходим в баню...
Стоп. Стоп. Стоп.
Где-то уже такое было.
Попробую по-другому.
Много лет назад, но ровно через неделю после ноябрьских праздников с проходом парадных коробок двадцать на двадцать по главной площади Владивостока, бойцов учебной роты отправили в места не столь отдаленные. Кого в Большой Камень, кого на Камчатку с видами Ключевской сопки, а кого в бухту Павловского напротив острова Путятина, где летом цветет лотос.
Ом-м-м-м...
Что тоже, впрочем, не ближний свет. Особенно, если смотреть из Москвы.
После учебки казарма Экипажа показалась вполне уютным местечком. Кровати стояли в один ярус. И было их в спальном помещении не полторы сотни, а всего десятка три-четыре. Матросы-старослужащие и кадеты не выглядели какими-то запредельными монстрами. А на завтрак вместо перловой каши, куска серого хлеба и чашки чая давали яйцо вкрутую, белый хлеб от пуза, шайбу сливочного масла и несколько кружков копченой колбасы или листиков ветчины, которые нужно было запивать чОрным натуральным кофием. С добавлением сгущенки по вкусу.
Единственным недостатком нового места службы оказалось отсутствие душа или хотя бы завалящейся чугунной ванны, в которой после боевой и политической подготовки можно было бы, отмокая под слоем пушистой пены, посмаковать из чашечки костяного фарфора тот самый кофий. И устранится сей казарменный недостаток только летом следующего года, когда электрики и трюмные принесут ТЭНы с К-314, с той самой К-314, которая протаранила американский авианосец Китти Хоук! и устроят в казарме для экипажа мини-сауну.
А до того момента горячая вода будет лишь контрабандным способом попадать из батарей центрального отопления в бак стиральной машины.
И все.
Больше никуда.
Понятно, что холодной водой каждый день морячки мыли в лучшем случае шеи, поскольку чистота этого органа подчиненных строго контролировалась отцами-командирами - один взгляд на гюйс и, если его голубизна не очень свежа, матросик отправлялся драить не только свою шею, но и гальюны. А поскольку в ХХ-ом веке человечество и полетело в космос, и нырнуло на атомных подводных лодках в глубины Океана, и овладело азами гигиены, матросам для поддержания чистоты тел между шеями и ботинками выделялся один день в неделю, когда их строем, ближе к вечеру, водили в баню.
И вот, в субботу, нас, свежеиспечённых карасей, оторвали от перманентной приборки в казарме и с песней повели сквозь ночную тьму в баню. Дорога шла большей частью вниз с сопки в сторону моря. Идти было легко. Тем более после недавней беготни по сопкам в учебке. Это потом, после автономки при возвращении в казарму на третий этаж будет одышка и учащенно бьющееся сердце. А сейчас - резкий запах пластика в коридорах санпропускников, угловатые, крашеные слоновкой стойки радиационного контроля и предвкушение горячей воды, стекающей по коже.
Баня располагалась на борту плавказармы, пришвартованной у одного из пирсов Базы. И если все остальные пароходы прятались в темноте ночи, то плавказарма сияла словно рождественская елка. Баня была нерезиновая. В ней помещалось зараз максимум десять человек. А страждущих помыться оказалось больше трех десятков. Карасей поделили на группы, первую тут же отправили на помывку, а остальных отправили в свободное плавание. Опасаясь заблудиться в трюме и там сгинуть в рабстве у аборигенов, большинство, побродив в тепле по палубам плавказармы, отправилось покурить на пирсе. Стальной пирс покачивался в такт океанским волнам, изредка добегавшим до бухты. Пахло сырой водой, водорослями и чуть-чуть мазутом. За спиной на берегу затаилась База. Впереди за боновым ограждением на фоне острова Путятин крейсировал силуэт с редкими ходовыми огнями "Новороссийска", отрабатывавшего ночные взлеты и посадки своих вертушек. Пирс казался пустым. Только зачем-то посреди пирса стоял боец с автоматом на груди и что-то охранял невидимое для нас после яркого освещения палуб плавказармы.
Я приблизился на несколько шагов к бойцу с автоматом. Глаза приспособились к темноте, и увидел лодку у пирса.
Лодка...
Рубка обтекаемой формы едва возвышалась над пирсом. Выдвижные опущены. БОльшая часть корпуса скрыта под водой. А то, что было доступно для глаз, совсем не впечатляло. Даже возникало легкое сомнение в том, что у лодки сейчас внутри пульсирует два атомных сердца и копошится сотня человеческих существ…
