Я полагаю, что лишь немногие способны выдержать агонию и невероятные пытки, порождаемые этим ужасным наказанием, тянущимся годами… Медленное и ежедневное внедрение в тайны мозга неизмеримо хуже любой пытки над телом.
Чарльз Диккенс после посещения находящихся в одиночном заключении в Восточном государственном исправительном учреждении Филадельфии. 1842 г.
Любая форма одиночного заключения свыше 15 дней приравнивается к пытке.
Юань Э. Мендес, доклад ООН, 5 августа 2011 год
Рассвет
Брайан Нельсон (свыше 23 лет в камере-одиночке): Не уверен, что вы способны представить себе, что это такое — сидеть здесь.
Поскольку точные записи о времени, проведённом в одиночной камере, отсутствуют, либо не точны, заключённые с трудом представляют сколько времени они находились в изоляции.
Ксавьер Пануко (свыше 5 лет в одиночке): Иногда я до сих пор чувствую этот запах: смрад кирпичей, плесени и сырости бетонной камеры.
Якоб Барретт (свыше 20 лет в одиночке): Здесь пахнет, как в раздевалке мужского туалета в захудалом YMCA. Люди здесь пердят, отрыгивают, потеют, размазывают дерьмо по стенам и окнам, унитазы засоряются, полные дерьма и мочи.
Шон Смит (свыше 15 лет в одиночке): У меня бывали галлюцинации. Бывало, что я несколько раз пытался убить себя. Размазывал кровь по решёткам и потолку. Иногда я просто резал себя, что глянуть на собственную кровь.
Дэнни Джонсон (24 года в одиночке): Всё самое ужасное, что произошло в моей жизни, случилось именно здесь.
Стивен Зыфра (8 лет в одиночке): Люди едва ли представляют себе каково это жить здесь. Мои 8 лет здесь и их 8 лет на воле — это разные вещи. Все эти 8 лет я живу одним и тем же днём.
1.Американский ГУЛАГ
В Америке существуют две разновидности одиночного заключения. Одно из них подавляет чувства заключенного. Другое — пресыщает. В Supermax — высокотехнологичной тюрьме, предназначенной для заточения людей в одиночестве — заключённые лишены возможности общаться с другими людьми. Запертые в металлической комнате площадью с парковочное место, единственное что они могут почувствовать и прикоснуться — это бетон. На протяжении всего дня они слышат нескончаемый гул флюоресцентных ламп, которые никогда не выключаются. Иногда, если повезёт, то в камере даже есть окно.
Альтернатива — изолятор в тюрьме повышенной безопасности. Здесь можно услышать крики и тирады других осуждённых, разносящихся эхом по всему ярусу с утра до вечера. Каждый из её обитателей слышит и чувствует, когда другие заключённые размазывают по стенам собственные фекалии, когда их рвёт, когда они испражняются и истекают кровью. Слезоточивый газ, распыленный против одного нарушителя, выедает глаза всем его соседям. Иногда здесь настолько холодно, что приходиться спать в куртке и в обуви или так жарко, что приходиться оборачивать тело мокрыми тряпками. На протяжении всего дня гремят двери, потрескивают рации, звенят ключи. Если заключённые когда-то покинут стены тюрьмы, эти звуки будут преследовать их всю оставшуюся жизнь.
В эпоху массовых заключений камера-одиночка — содержание человека от 22 до 24 часов в день в изоляции — это первое к чему прибегают в Америке. Это тюрьма тюремной системы и как любая крупная организация, она изобилует жестокостью, расизмом и конституционными нарушениями. Несмотря на то, что этот метод должен препятствовать насилию, он лишь порождает его. Несмотря на то, что этот метод призван быть сдерживающим фактором — число рецидивов лишь растёт. Однако некоторые власти до сих пор полагают, что сие дитя средневековья приводит к искуплению преступника по средствам медитации и покаяния. Исследователи полагают, что одиночество наносит необратимый вред человеческой психике и телу, однако не могут доказать эту гипотезу, так как то, что мы делаем с заключёнными ежедневно незаконно даже по отношению к лабораторным животным.
Осуждённого могут бросить в изолятор по любой прихоти работника тюрьмы и практически из-за чего угодно: нападение, азартные игры, матерщина, неубранная камера, пение, жалобы, даже (вероятно) за попытку покончить с собой. Также его могут отправить туда за активизм или за непопулярные взгляды — словно он политзаключенный. «Я сказал им: "Я ничего не делал". Они ответили: "Ты бы сделал, если мог"», — утверждает чернокожий революционер Ожоре Лутало, который отбывал наказание в Нью-Джерси за ограбление банка и был отправлен в одиночную камеру на 22 года. В одиночке заключённые находятся под пристальным наблюдением и любое нарушение способно увеличить их срок пребывания здесь. Конечно, он может подать жалобу, если его права нарушили; однако один арестант мне рассказал, что подавал сотни таких. Но эти жалобы таинственным образом теряются, а заключённых ожидает возмездие от охраны.
Камеры-одиночки стали Американским ГУЛАГом — «местом, куда выбрасывают мусор, о котором хотят забыть», как заявил мне один арестант. По данным Бюро статистики юстиции, количество заключённых в одиночной камере ежедневно составляет около 90 000 человек. И не существует никакой единой национальной базы, в которой была бы информация о том, кто они такие, как долго они там содержались и почему. Эти заключённые болеют в пять раз чаще по сравнению с обычными гражданами. Исследование, проведенное City Of New York, показало, что в изоляторы в три раза чаще садят чернокожих и в два раза чаще латиносов.
При администрации президента Обамы, который назвал изоляторы «плевком в сторону всего человечества», федеральное правительство и около половины штатов наложили ограничение на использование одиночных камер. Эта инициатива получила двухпартийную поддержку в меньшей степени по сострадательным причинам, а по большей части по экономическим: содержание одиночных камер обходится в два раза дороже, чем тюрем с повышенной безопасностью. Но реформы должны осуществляться отдельно от сотен других юрисдикций по всей стране — федеральному, штату и округу — и решение проблемы затягивается. Особенно в штатах с мощными профсоюзами, такими как Нью-Йорк и Иллинойс, сотрудники исправительных учреждений часто критикуют и препятствуют осуществлению реформ. Их способность отправлять заключённых в камеры одиночного заключения позволяет ощущать себя в безопасности, хотя исследования показали, что это не так.
Для этой статьи GQ опросил 48 нынешних и бывших заключенных, а также сотрудников исправительных учреждений, адвокатов, исследователей и активистов. Некоторые из арестантов обвиняются в тяжких преступлениях; многие из них этого не делали. Их правонарушения варьируются от убийства и кражи со взломом до угона и вымогательств, хранения и распространения наркотиков. «Я по делу попал в тюрьму, но это не значит, что меня нужно пытать», — говорит один из заключённых. Это тот случай, когда каждый день буквально один и тот же.
Это коллективный портрет жизни в одиночной камере не отражает условия или политику какого-либо отдельного учреждения.
6:00
Гленн Тёрнер (24 года в одиночке): Мой завтрак кот наплакал: половина миски хлопьев, сок или молоко и пакетик сахара.
Клинт Террел (4 года в одиночке): Ты всегда голоден. Я уже думаю о следующем приёме пищи, когда ем то, что дали. Не успеют они принести обед, я тут же слопаю его.
Каминанте Асуль (свыше 15 лет в одиночке): У вас не так уж и много времени на еду. Иногда они издеваются над вами: бросают еду на пол и забирают поднос.
Асуль и Виктория Браун, которые недавно получили условно-досрочное освобождение, попросили изменить их имена, так как боятся репрессий со стороны сотрудников исправительных учреждений.
7: 30
Пануко: Стоит тебе услышать, как они открывают дверь камеры, и ты мчишься к ней.
Деннис Хоуп (22 года в одиночке): Мои ладони и ступни потеют. Я начинаю ходить кругами. Теперь я понимаю, что ощущает собака, которая ждет не дождётся, когда её выведут на улицу.
Роберт Салим Холбрук (10 лет в одиночке): Если вы не стоите у двери, когда охранники приходят за вами, то вы пролетели с прогулкой во дворе.
Пануко: У меня немного едет крыша. Мое зрение ухудшилось, так как я привык видеть перед собой лишь на расстоянии двух или трёх метров
Джордж Эрнандес (свыше 10 лет в одиночке): Наручники надевают через окошко, через которое подают еду.
Джеральд Шультц (18 лет в одиночке): Мы должны показать им рот, дёсна, язык и губы. Провести пальцами по волосам, показать уши, поднять руки, пошевелить пальцами и поднять наши яйца. Если ты не обрезан, то должен приоткрыть крайнюю плоть.
Хоуп: Некоторые из заключенных обязаны носить кандалы и бумажные маски.
Даниэла Медина (4 месяца в одиночке): Вы словно в «Молчании ягнят».
По данным Американского союза защиты гражданских свобод, число женщин, содержащихся в камерах одиночного заключения составляет 1%, однако они самый уязвимый слой населения: 60% из них пережили сексуальное насилие со стороны работников тюрьмы
Холбрук: По радио поступает команда открыть дверь. Я выхожу, и оба охранника, следуя по бокам, выводят меня во двор.
Хоуп: Стены во дворе около 9 метров высотой, без крыши, однако наверху есть решётки.
Федерико Флорес (16 лет в одиночке): Всё, что мы видим — это лишь маленький квадрат неба над головой. Остается надеется, что хоть самолёт пролетит.
Дэнни Мурилло (7 лет в одиночке): Раньше они называли двор «Средневековьем».
Цезарь Франциско Вилла (15 лет в одиночке): Всё, чем мы занимаемся, так это ходим кругами по девятиметровому двору.
Пануко: У парней в Гуантанамо были хотя бы футбольные мячи. У них было спортивное снаряжение. У нас нет ничего.
Виктория Браун (5 лет в одиночке): Они обязаны ежедневно предоставлять час на прогулку. Но в лучшем случае это происходит раз в неделю. Всё зависит от начальника смены и погоды. Стоит упасть капле — всё отменяется.
Джонсон: На сегодня моя прогулка закончена.
8:45
Федерико Флорес: Когда я только попал сюда, то другие заключённые дали мне совет: «Найди себе хобби. Если нравится читать — читай. Нравится рисовать — рисуй». Я много чего прочитал, паршивые книги в основном. Я стал более привередлив. Я старею. Я должен распоряжаться своим временем мудро.
Террелл: Я прочитал «Юлия Цезаря», «Ромео и Джульетту», «Гамлета». Прочитал «Илиаду» и частично «Божественную комедию» и «Энеиду». Вам приходится по 50 раз перечитывать одну и ту же страницу, чтобы вникнуть в неё, но вам же всё равно больше нечем заняться.
Крис Медина-Кирхнер (6 месяцев в одиночке): У нас есть доступ к книгам по саморазвитию. Серия «Куриный суп для души» — одна из самых популярных.
Нельсон: Я помню наизусть содержимое тюбика с пастой Colgate.
Барретт: Во Флориде люди готовы заплатить даже ради того, чтобы почитать вонючий каталог по продаже книг.
Холбрук: Мне искренне жаль людей, который не умеют читать и сидят в одиночке. Им нечем вообще заняться.
По данным Национального центра статистики образования, 14 % всех заключенных не умеют читать.
Райан Райзинг: (4 года в камере одиночке): Нужно заниматься собой. Иначе вы лопнете от злости. Мы сворачивали матрацы и использовали их в качестве боксёрской груши.
Тёрнер: В некоторых тюрьмах разрешают смотреть телевизор и слушать радио, в некоторых — нет
Согласно опросу 2014 года, проведенного в рамках программы Liman для юридических школ Йельского университета, 80 % и федеральных юрисдикций заявили, что у них разрешено использовать радиоприемники; 57 % — телевизоры.
Шульц: Местным без телевизора и радио чаще срывает крышу: калечат себя, пытаются покончить с собой.
Рэй Люк Левассер (13 лет в одиночке): Суть в том, что ТВ успокаивает вас. Ваш туалет может быть забит, и вы три дня будете орать им, чтобы они починили его. Но если сломается телек? Охрана сразу приходит с новым.
2. Социальная смерть
Нам прекрасно известно о пагубном влиянии изоляции на человека. Первую американскую тюрьму с одиночными камерами закрыли в 1822 году, спустя 18 месяцев её работы после того, как губернатор посетил её и увидел, что все 26 заключенных превратились в психопатов. Камеры-одиночки получили широкое распространение с 1970-х, когда власти решили их использовать для борьбы с бунтарями в тюрьме, которые отстаивали свои права: требовали достойную медицинскую помощь, справедливую политику условно-досрочного освобождения и протестовали против низкой заработной платы.
Власти начали использовать новые тюрьмы, чьи здания сами по себе представляли инструмент подавления восстаний. Принципы контроля, изоляции, наблюдения и подчинения воплощались в архитектуре. Освещение и дизайн камеры чётко рассчитали, чтобы не нарушать стандарт Восьмой Поправки. Как отмечает Шарон Шалев в книге «Supermax: управление рисками в тюрьмах с одиночным заключением», сама конституционность здания была под вопросом. В 1987 году Аризона открыла высокотехнологичную тюрьму сплошь из одиночных камер. Эффект оказываемый такими тюрьмами не особо отличается от методов 1822 года, за исключением того, что для этого начали использовать современные технологии: «Даже несколько дней одиночного заключения превращают арестанта в клиническую картину ступора и делирия»,— заявляет исследователь Стюард Грассиан.
Заключённый, запертый в одиночке, словно перестает существовать для близких и ему кажется, что вся жизнь проходит мимо него. Пионер в этой области Крейг Хейги из Университета Калифорнии называет такой феномен «социальной смертью»: «Заключённый скорбит по тому, кем он мог стать», — объясняет он. Один арестант описал процесс следующим образом: «Это словно быть на чьих-то похоронах, кого-то, кто был бы дорог, но ты не можешь плакать».
В литературных источниках, выходящих десятилетиями, отражена душевная боль одиночества — тяжёлая депрессия, паранойя, галлюцинации, увечья. Уровень самоубийств в одиночках в 10 раз выше, чем в камерах обычного содержания. Лишь немногие люди могут испытать то, что ощущают заключённые: раковые больные люди и жители сельских общин, которые заражены СПИДом. «Одиночное заключение буквально сводит с ума», — заявил Энтони Кеннеди на Конгрессе в марте 2015 года.
Травмы полученные при одиночном заключении не ограничиваются только психикой. Например, нам известно, что изоляция коррелирует с развитием высокого кровяного давления и иммунной дисфункции. Длительная неподвижность в клетке на 23 квадратных метра повышает вероятность развития болезни Паркинсона, высокого артериального давления, остеоартрита, диабета, сердечной недостаточности, инсульта и хронических заболеваний лёгких. Мы также знаем, что одиночное заключение негативно отражается на социальных и сенсорных стимулах, нарушает деятельность мозга, пространственную ориентацию и эмоциональный контроль.
Я поинтересовался у психиатра при государственной тюрьме Пеликан Бей, как он помогает заключенным, чьи страдания при прибывании в одиночке ежедневно усугубляются. Со своей седой бородой он производит приятное впечатление. Однако, когда я предположил, что одиночное заключение приводит к развитию психических заболеваний, психиатр ответил: «Полная чушь». Некоторые заключённые, уверял он, предпочитают уединенное существование: «Камеры-одиночки успокаивают. У вас есть свой уголок. Меньше шансов попасть в неприятности». Вчера, по его словам, он спросил «парней» о качестве их условий. «Я сказал ребятам:"Мне интересно услышать ваше искреннее мнение: ощущаете ли вы какой-либо дискомфорт здесь? Нормально ли вы едите, спите, тренируетесь? Оказывают ли вам достойную медицинскую помощь?"[Они ответили:] «Ко мне отлично относятся! О, я всем доволен! «Я попросил ребят быть честными», — повторил он.
Во время моего визита в Пеликан-Бей я увидел «хоромы» одного из заключённых. Дело происходило в полупустом ярусе одиночного заключения для неуравновешанных, где стены сделаны и оргстекла с отверстиями. Плакаты предупреждают женщин-охранников, что некоторые заключённые могут начать мастурбировать. Мужчина с тёмными волосами — на носу очки, около 25 лет, латиноамериканец — выглядел нетерпеливым или раздраженным. Он жестикулировал одной рукой, объясняя что-то кому-то в пустой камере. За стеклом я не слышал ни слова. Это было за пределами одиночества. Словно вы наблюдаете через иллюминатор за тем, как капсула уносится в глубины космоса.
Нельсон: Я начал разговаривать сам с собой уже в первую неделю. Мне казалось, что я что-то вижу краем глаза. Я быстро поворачивал голову, словно увидел что-то в своей камере. Галлюцинациями не принято хвастаться, немногие признаются, что их видели. Вы просто видите кого-то ещё в своей камере. Вы слышите голоса на лестнице или через отверстия.
Тёрнер: Во-первых, я помешан на чистоте и одержим мыслями об отравлении. Я знаю, что у них есть осведомители среди заключённых и прослушивающие устройства. С этим я могу разобраться. Но они могут попытаться отравить меня. Вряд ли это будет еда. Скорее всего яд поместят в мои простыни, наволочку, сиденье унитаза, дверь и так далее. Поэтому я стараюсь чаще убираться, чтобы свести на нет их попытки.
Хосе Флорес (11 лет в одиночной камере): В одиночке у вас легко может развиться обсессивно-компульсивное расстройство. У меня волдыри от постоянного полоскания полотенец и стирки. Но это нормально.
Лутало: Во-первых, заключенный начинает пренебрегать личной гигиеной. У него едет крыша. Вы начинаете замечать отчуждённость в его глазах: они меняются. Вы пытаетесь поговорить с ним, советуете ему прогуляться. Нельзя обращаться к психологу, а то они подсадят вас на препараты. И как только у них это удастся, вы проиграли [цокает]. Вам крышка.
Холбрук: Как будто идёте группой солдат по выжженной пустыни. Внезавпно один из вас теряет сознания от жажды. Однако группа продолжает двигается дальше, потому что ей нужно выживать.
Пануко: О помощи не принято просить, поэтому никто из нас этого не делает. Понимаете, мачо-культура, все такое. Если кто-то увидит, что у вас депрессия, то подумают, что вы потенциальный стукач. Никто не хочет жаловаться на то, как плохо в одиночке. И есть парни, которые никогда этого не делают. Они говорят: «Это не так уж плохо». Механизм выживания. Вы должны верить в собственную ложь.
Сара Джо Пендер (свыше 5 лет в одиночке): Спустя девять месяцев изоляции я начала принимать психиатрические препараты. Затем я поменяла лекарство из-за побочных эффектов. Через 15 месяцев у меня был психотический перерыв, так его назвал психиатр. Уже два года как не сижу в одиночке, но я все ещё раб маленьких зелёных таблеток. У меня больше нет личности.
Федерико Флорес: «Одиночка» меняет вас. Вы начинаете разговаривать с самим собой, как в мыльных операх. Я знал нескольких прекрасных людей. Сперва они начали общаться с самими собой. А потом бьются об стены и швыряют дерьмом. И тогда ты понимаешь, что должен контролировать себя.
Пануко: У моего друга были небольшие проблемы с головой. Он не хотел лечиться, так как считал, что все подумают, что он слабак. Мы знали, что с ним что-то не так, поэтому часто посещали его. Однажды его переклинило. Он не выходил на прогулку. Он не ел. Был случай, когда он просто вымазал дерьмом абсолютно всё: клетку и себя. Они собирались отправить его в психиатрическую палату. Больше я о нём ничего не слышал.
Лутало: Фекалии — это норма. Некоторые душевнобольные заключенные гадили в душе. Некоторые гадили на поднос с ужином и возвращали его охране.
Грэгори Когер (свыше 7 лет в одиночке): Раньше вам выдавали эти маленькие ручки, называемые защитными перьями, крошечный чернильный картридж внутри прозрачной пластиковой трубки. Если соединить трубки вместе, то получится шланг. Я слышал о парнях, которые сооружали длиннющий шланг и направляли его в камеру соседа, а внутрь него помещали мочу или кал. Тоже самое они проворачивали с вертухаями.
Тодд Аскер (28 лет в одиночке): Персонал выдавал нам лишь половину от пайка, которые мы должны были получать*, поэтому мы наполняли упаковки от молока дерьмом и бросали их всякий раз, когда выходили в душ. Примерно через две недели они начали давать нам полный паёк.
*Значками отмечены случаи, которые не подтверждены.
Нельсон: Есть правило, что в одиночку нельзя садить людей, у которых когда-то диагностировали психическое заболевание. Что может случиться? Был один парень, который попал в изолятор, потому что курил марихуану, когда находился на испытательном сроке; он отрезал себе одно из яичек, а также несколько пальцев. Другой парень забрался на цементную койку и нырнул головой в унитаз. И так делал, пока не разбил себе череп.
Тёрнер: Однажды я стоял у двери моей камеры, пытаясь поговорить с молодым пацаном, но вместо того, чтобы ответить на мой вопрос, он перерезал себе горло.
Уильям Касиано (18 месяцев в одиночке): Один старик перерезал себе запястья, наполнил кровью чашу из пенопласта и швырнул её в дверь, а затем лёг и умер. Я наблюдал за всем этим через щель в двери моей камеры.
Левассер: Охранник в [федеральной тюрьме] ADX сказал мне, что знал заключённого, которого привязывали к койке, потому что он пытался съесть самого себя.
Лутало: Они норовят сломать тебя. Вам придётся пройти через многое. Вы должны подавить все свои эмоции. Вы копите ненависть к своему противнику.
Ричард Уэмбе Джонсон (19 лет в одиночке):
Меня привели в офис лейтенанта и сказали, что моя сестра на громкой связи. Я подозревал, что что-то не так; они редко дают доступ к телефону. Когда сестра рассказала мне о том, что мой брат погиб, двое охранников пристально смотрели на меня. Я знал, что они ищут эту подсказку в моих глазах о полной капитуляции. Они спросили меня, хочу ли я поговорить или встретиться со священником. Я сказал «нет» и попросил вернуть меня в камеру. С тех пор я не показываю своих страданий.
Хоуп: Больше всего на свете я боюсь сойти с ума. Я уже достаточно насмотрелся на людей, выпавших из реальности. Иногда мне кажется, что меня здесь просто пытаются свести с ума. В этом уловка: если вы сойдёте с ума, никто не поверит тем вещам, которые тут творятся. Однако если вы останетесь здоровыми, то они это используют как доказательство того, что одиночки не сводят с ума.
Леон Бенсон (11 лет в одиночке): Иногда я испытывал настолько сильную ярость, что меня вырубало.
Тёрнер: Что я делаю, чтобы не поехать крышей? Не знаю даже. Просто продолжаю жить.
10:45
Хоуп: Обед обычно представляет из себя «похлёбку», в которой плавает лапша. В консервированных овощах часто попадаются насекомые или сверчки. Порции настолько малы, что если вам хватило на пять укусов, то считай повезло.
Касано: В фасоли нам часто попадаются камни или галька. Нам выдают остывший чай или сок, который на днях нам советовали не пить, потому что в его охладители нашли тараканов.*
Райзинг: Как только вы возвращаетесь туда — ваш рацион меняется. Все порции крошечные: сыр, фрукты, пирожные, соки.* Я конкретно сбросил вес.
Барретт: Я получаю лишь половину от положенной порции.* Мне выдают Nutraloaf — булочку с этим грязным кормом, я не знаю, какого хуя.
Nutraloaf настолько вредная пища, что фактически запрещена в трёх штатах. Рецепт во флоридской тюрьме, где сидит Баррет, следующий: сочетание моркови, шпината, сушёных бобов, растительного масла, томатной пасты, воды, сухой крупы и сухой овсянки. Всё это выпекать 30-40 минут при температуре 162 градусов.
Райзинг: Вы можете обменять поход в душ на ещё один поднос с едой.
Холбрук: После обеда, в зависимости от настроения, я либо читаю, либо лежу на кровати и около часа пялюсь в потолок.
Андре Скотт (месяц в одиночке): В обычных тюрьмах у вас есть возможность поступить в колледж, получить среднее образование. В одиночке вы лишены всего этого.
По результатам опроса программы Liman тридцать пять респондентов сообщили, что им предлагали образовательную программу длительностью от одного до трёх часов в неделю. В неё входит курсы самопомощи, работа над поведением, управление гневом, образование, осведомлённости о бандах, религии и психическом здоровье. Это вовсе не означает, что заключённые имеют доступ к этой программе. Показатели фактического использования программ были низкими, причем восемь из девяти ответивших сообщили об участии в 25% или менее.
Шульц: Никаких школ, программ самопомощи, разрешения на работу и самой работы. Однажды на слушании им хватило наглости меня спросить: «Чем я занимался в одиночке, чтобы заработать себе билет на свободу?».
Реджинальд Дуэйн Беттс (год в одиночке): Я много думал о своём будущем, которое я не могу ни предсказать, ни представить, но, по крайней мере, я надеялся, что буду подготовлен к нему. Иногда это действительно простые вещи: могу ли я сделать 100 отжиманий в день? А 200? Одиночка управляла скукой, она управляла мелочами, и предлагала свой способ забыть об этом.
13:00
Касиано: Мы пишем «малявы» или заметки.
Террелл: Мы вытаскиваем резинку из наших боксеров. Привязываем к куску мыла или к пакету с арахисовым маслом и выбрасываем за дверь, а затем ваш сосед делает то же самое из двери, и две резинки спутываются вместе, и он тянет её в свою камеру. Стучим по полу, чтобы дать знак, что сообщение у нас. Так можно передавать кофе, записки, мыло, оружие, что угодно.
Карлос «Мистер Здоровяк» Грийер (5 лет в одиночке): Я общаюсь через вентиляционную шахту [с другим заключённым], чья камера возле моей. Нам приходится стоять на раковинах для этого.
Левассер: Если сливать воду в туалете и кричать в неё, то она действует как мегафон, и арестант в другой камере может услышать вас через унитаз.
Бенсон: В этой обстановке у многих заключенных развивается словесный понос. Попытка заглушить одиночество и страх. Например, когда суеверный человек свистит или читает псалмы, когда идёт через кладбище.
Касано: Когда обитатели чем-то расстроены или пытаются привлечь внимание офицеров, они делают то, что называется «дробилка». Все собираются у дверей, вопят и долбят по ним.
Когер: Допустим, мы с тобой сидим в соседних камерах. И чего-то ты мне не нравишься. И тогда я начинаю сутками барабанить по стене в твою камеру. Ты пытаешься поговорить с кем-то, а я буду «глушить» . Из-за этого шума тебе никак не пообщаться.
Холбрук: Шум в одиночестве — это вместилище энергии людей, буквально похороненных заживо.
14:00
Холбрук: Если хочешь помыть волосы, то шампунь должен быть в волосах прежде, чем придут охранники.
Каналес: Температуру воды невозможно контролировать.
Медина-Киршнер: У нас есть пятиминутка на душ из ледяной воды*. Люди часто возвращаются с мылом в волосах и глазах.
Тай Эванс (3 года в одиночке): Однажды мне довелось мыться в наручниках. Ими я и скрёб свою голову.
