Когда вы говорите, что выйдете «через один момент», сколько времени вам нужно? «Один момент», вероятно, значит совсем скоро. «На момент» — это что-то мимолетное: вспышка непонимания или эмоция, которая пролетает, как порыв ветра. «В данный момент» относится к неопределённому периоду времени: это значит «сейчас», или пока что-то не изменится. «В любой момент» — это событие, которое может произойти когда угодно. И когда вы делаете что-то «в данный момент», вы действуете независимо от времени. Вы легко понимаете, когда «момент упущен», но можете ли вы определить, как долго длился момент или когда он закончился? Оксфордский словарь английского языка содержит около десятка идиом, которые связаны со словом «момент». И каждая имеет свое значение.
На этих строках медиевисты, вероятно, закатывают глаза. Ведь на протяжении веков слово «момент» обозначало совершенно конкретный промежуток времени: ¹/₄₀ часа или около 90 секунд. Но в современном языке значение изменилось. Сегодня «момент» может обозначать как самый малый временной интервал, так и растягиваться на несколько часов, дней, недель — значений так много, что собрать их все не представляется возможным. И когда мы говорим «я воспользовался моментом», «наступил тот самый момент», «в тот момент я все понял», каждый имеет в виду что-то своё.
Все эти разновидности моментов позволяют кое-что понять о нашем восприятии времени. Момент, когда колесо начало катиться по холму. Момент, когда женщина допила свой коктейль. Момент, когда я проснулся сегодня утром. Что это за моменты? Являются ли они неразрывными или прерывистыми? Одинаковые ли они? Когда они начинаются и заканчиваются? Сколько длится момент?
Время — диковинный зверь, который всячески сопротивляется нашим попыткам поймать и изучить его. Но если мы хотим разобраться с таким простым и в то же время сложным понятием, как момент, сперва нам нужно выяснить, что такое время с лингвистической, научной, неврологической и философской точки зрения.
В Боулдере, штат Колорадо измерением времени занимаются сотрудники Национального института стандартов и технологий. Они используют огромные атомные часы на основе фонтанов цезия, чтобы определить стандартное время для Соединенных Штатов. По словам Джона П. Лоу, инженера из «Службы времени и частот», эти часы удивительно точны и могут работать множество лет. С 1967 года мы определяем время по измерению частоты колебаний в атоме цезия: секунда — это промежуток времени, за который совершается 9 192 631 770 периодов излучения при переходе атома цезия от одного энергетического состояния к другому. Этот метод работает хорошо, но остальная часть нашей временной системы становится все сложнее по мере того, как мы пытаемся согласовать космическое и атомное время.
К примеру, мы знаем, что сутки — это период, за который Земля совершает полный оборот вокруг своей оси. Но в сутках не ровно 24 часа, и из-за постепенного замедления вращения Земли они становятся все длиннее. Когда по нашей планете ходили динозавры, один оборот Земли занимал около 23 часов. Через 200 миллионов лет это будет 25 часов (и год будет длиться 335 дней).
Незначительные, казалось бы, факторы тоже влияют на наш хронометраж. Лоу говорит, что поскольку большая часть мировой суши находится в северном полушарии, сильный зимний снегопад может повлиять на скорость вращения Земли в определённые месяцы. «Похоже на фигурное катание. Когда фигурист разводит руки в стороны, он замедляется. Так и Земля немного замедляется, когда снег накапливается на возвышенностях. А когда снег тает и попадает обратно в океан, Земля снова набирает скорость, как фигурист, который прижимает руки к телу».
Учитывая все эти причины, повелители мирового времени добавляют к некоторым годам лишнюю секунду, обычно в конце июня или декабря. 31 декабря 2016 года официальные часы зарегистрировали дополнительную секунду — в конце года между 23:59:59 и 00:00:00 появилось время 23:59:60. (Новогодние гуляки, вероятно, пропустили эти дополнительные 9,192,631,770 периодов излучения цезия.) С 1972 года это происходило 27 раз.
По словам Лоу, всё это свидетельствует о несовершенстве любых наших попыток измерить длительность момента. При всей стабильности цезия точное количество периодов излучения, выбранное нами для измерения «секунды», является случайным. «Мы можем сделать секунду такой: раз-и, два-и, три-и», — говорит он, тараторя цифры со скоростью пулемета. «Мы легко можем увеличить длительность секунды». Теперь он растягивает слова, будто пережевывая ириску: «Сто двадцать один». Пауза. «Сто двадцать два».
Официальное, научное время, мало влияет на продолжительность момента, потому что время принадлежит не атому или вселенной, а нам.
Эксперты по времени работают над тем, чтобы наши часы имели какой-то объективный смысл. Так и наш мозг пытается создать рациональное, хоть и субъективное ощущение временной реальности. В мозгу нет единого центра, где происходит обработка времени, и информация поступает из множества разных источников, в разное время и на разных скоростях.
Нейробиолог Дэвид Иглман считает, что работа мозга немного напоминает программу для обработки видео: ему приходится выполнять огромное количество незаметных для нас операций, чтобы сформировать наше видение реальности. «Мозг должен собирать воедино различную информацию, полученную в разное время», — говорит Иглмен. «В итоге получается, что мы живем в прошлом, и то, что, казалось бы, происходит в один миг, на самом деле может быть комбинацией нескольких событий». К примеру, импульсы от ваших ног передаются через нервы и спинной мозг, поэтому им требуется больше времени, чтобы достичь мозга, чем импульсам от лица. Но мозг не воспринимает эту разницу или игнорирует её.
Мозг не просто коллекционирует различные стимулы. «Есть столько аспектов времени, — говорит Иглман. — Мы умеем определять, как долго продолжалось некое событие, что произошло раньше, или как быстро мерцает эта лампочка. Каждый из этих аспектов восприятия контролируется отдельной функцией нашего мозга. Но нам кажется, что время просто течёт, и мы его понимаем. И для всех этих разнообразных явлений мы используем лишь одно слово — время».
По мнению нейробиологов, все эти мозговые механизмы означают, что мы живем немного в прошлом. То, что наш мозг воспринимает как текущий момент, примерно на 500 миллисекунд отстаёт от реального «настоящего». Это связано с тем, что мозг изо всех сил пытается соблюдать целостность происходящих событий (его эффективность, возможно, зависит от количества выпитого кофе). Даже когда вы наблюдаете за чем-то, что происходит прямо в данный момент, вы видите это в ретроспективе. Мы всегда смотрим в прошлое.
Попробуйте щёлкнуть пальцами. Может показаться, что щелчок занял всего один миг. Но на самом деле это похоже на прямой эфир с небольшой задержкой. Вы отдали команду пошевелить пальцами, органы зрения считали, как средний палец скользит по большому, вы почувствовали, как палец ударяет по краю вашей ладони, барабанные перепонки завибрировали от звуковых волн в воздухе — пока ваш мозг обрабатывал все эти импульсы, щелчок давно уже закончился. Кажется, что все эти события происходят одновременно, хотя это не так. И мозг изменяет ваше восприятие, объединяя момент, когда событие произошло, с моментом, когда все импульсы собрались воедино. «Мир восприятия всегда отстает от реального мира», — говорит Иглман.
Это отставание к тому же усложняется такими вещами, как ожидание или причинно-следственная связь. Ведь на любой осознанный момент влияет то, что происходит до и после него. «Мы думаем, что время не размыто, а состоит из четких фрагментов, — говорит Иглман. — Но если вы учитываете информацию, которая предшествует событию и следует за ним, это означает, что «данный момент» не является конкретным моментом времени. На самом деле он растягивается на полсекунды, а то и дольше».
Так что моменты не только происходят совсем не тогда, когда нам кажется — их начало и конец определить ещё сложнее, чем мы думали. Иглман пишет в своей книге «Инкогнито: Тайная жизнь мозга», что время — это ментальная конструкция, а не «точный барометр для измерения событий». Даже если в научном смысле время — это что-то вроде реки, по которой мы движемся (хотя из-за относительности эта река довольно странная), наш мозг, похоже, тоже активно занимается его формированием. Поэтому находить конкретные моменты на временной шкале довольно проблематично.
И здесь мы снова возвращаемся к природе «момента». Похоже, это скорее лингвистическое явление, а не физическое или перцептивное. Язык обладает пластичностью — и это отлично, ведь литература без неё не могла бы существовать — но иногда та препятствует чёткой конкретизации понятий (будь то время или что-то ещё). В связи с этим лингвисты используют такие категории, как «события» и «состояния».
События — это вещи, которые могут произойти. Они динамичны, часто отображают изменения и обычно имеют активного агента. Одни события представляют собой единичные моменты, а другие — последовательность моментов, и разница между ними демонстрирует реальную сложность, казалось бы, простых идей. Фраза «Джейн закончила строить дом», похоже, описывает момент, когда действие было завершено. Но когда именно это случилось? Когда Джейн уложила последнюю черепицу? Или когда она набросала эскиз будущего крыла здания? Когда здание на самом деле достроено? «Закончить» — весьма расплывчатое понятие.
Как говорит Дэниел Альтшулер, профессор лингвистики в колледже Хэмпшира, штат Массачусетс, состояния — это «вещи, которые не меняются». Некоторые из них более или менее постоянны. Состояние «один плюс один равно два» длится вечно. Со временем оно не изменяется. Хотя, возможно, оно когда-то началось — к примеру, в момент возникновения Вселенной. Другие состояния, очевидно, временны, у них есть начало и конец — например, быть пьяным, или молодым, или счастливым. «Если я скажу, что вчера пребывал в состоянии тревоги, — говорит Альтшулер, — интуиция говорит нам, что существовал первый момент, когда я начал испытывать тревожность, и последний момент, когда я перестал беспокоиться. Но можно пойти ещё дальше и спросить: что это был за момент и как его определить? Распознать его будет непросто».
Точность — это нечто неуловимое и недостижимое. В трактате «Физика» Аристотель размышляет об этом в контексте движения и изменения. Как узнать, в какой момент началось движение? По его рассуждениям, например, изменение состояния тела — от покоя к движению — не может произойти мгновенно. Вместо этого оно должно произойти в течение некоторого промежутка времени.
Но определить минимальный отрезок времени невозможно. Каждый временной интервал состоит из ещё меньших интервалов, подобно тому, как существует бесконечное количество значений между 1,1 и 1,2. По Аристотелю, время устроено подобным образом. Временная последовательность является бесконечно делимой — между любыми двумя точками существует ещё одна точка. Следуя его рассуждениям, моменты — это просто интервалы, которые становятся все короче и короче, и наконец исчезают, не имея ни начала, ни конца.
При всей своей аналитической мощи, физика, нейробиология, лингвистика и философия не могут прийти к согласию относительно понимания времени — или того механизма, частью которого является момент. Секунда в физическом смысле может совпадать с моментом в контексте нашего восприятия, но они не идентичны, они отличаются друг от друга и их не описать с помощью одних и тех же слов или понятий.
Неопределённость языка может быть как полезной, так и вредной, и в некоторых случаях она препятствует пониманию. Все эти «моменты», во всех возможных смыслах, одновременно происходят во многих мирах: в мире атома и в мире часовых стрелок, в мире сознательного и бессознательного, в мире символов и знаков. Длительность момента — неопределяемая величина и неразрешимая проблема. Но, может быть, стоит уделить пару моментов, чтобы подумать об этом.
Оригинал: Atlas Obscura
Автор: Наташа Фрост
Дата: 6 февраля 2018
Перевод: Тамара Беркович
