Самым распространенным побуждением к благотворительности оставалась забота о спасении, христианская совесть. В.П. Рябушинский, известный промышленник и банкир, писал в своих воспоминаниях, что русскому хозяину-фабриканту, вышедшему из крестьянской среды, «и в голову не приходило считать себя за свое богатство в чем-то виноватым перед людьми. Другое дело Бог: перед Ним было сознание вины в том, что из посланных средств недостаточно уделяется бедным».
Самый древний, самый распространенный и любимый на Руси вид пожертвования — это милостыня, которая особенно в дни поста всегда сопутствовала молитве и покаянию. Кроме того, милостыня — и повод попросить помолиться за себя. И хотя форма подаяния могла модернизироваться, по сути она все равно оставалась такой «поминальной молитвой». Например, в Москве в XIX веке были очень популярны пожертвования в местные попечительства о бедных с формулировкой: «Для раздачи бедным невестам и бедным жителям к праздникам Рождества и Пасхи». Такие пожертвования в десятки и даже сотни тысяч рублей (для сравнения: в 1893 году 10 тыс. рублей составляли годовое жалование банковских директоров и министров, 12 тыс. — городского головы; в 1903 году на 4,5 тыс. можно было построить приют на 100 стариков) делали, как правило, люди пожилые, и очень часто — уже в духовных завещаниях. В условиях часто оговаривалось, кого именно нужно поминать при раздаче денег и даже — когда это делать. Купец 2-й гильдии и владелец рогожной фабрики Федор Беляев завещал 37 тыс. на пособия бедным невестам (с присвоением капиталу его имени) с условием «выдавать пособия ежегодно 16 мая в день ангела покойного» (т.е. его, раба Божия Федора).
Беспокоились люди (особенно бездетные) и о том, чтобы было кому помянуть их умерших близких. И большего сочувствия ожидали от тех, кто и сам находится в скорбях и болезнях. Часто жертвовали на строительство церквей при больницах или богадельнях с условием поминовения родных, как известный благотворитель ИД. Баев, пожертвовавший на церковь Алексеевской больницы «с условием вечного поминовения рабы Божией Анны», покойной жены. А например, крупная домовладелица Александра Истомина так увековечила память супруга. В 1910 году она пожертвовала 10 тыс. на постройку детского приюта со следующим условием: «Один из двух этажей нового здания приюта должен носить имя покойного супруга жертвовательницы — Алексея Михайловича Истомина, для чего должно внутри этого этажа приделать мраморную доску с соответствующей надписью. В столовой должна быть икона святого Алексия Божиего человека, перед которой ежегодно в день ангела покойного супруга жертвовательницы, 17 марта, должна совершаться панихида по усопшем». Приют был построен в тот же год с соблюдением всех условий.
Конечно, всегда богатые люди любили жертвовать на храмы. При этом они не просто приносили деньги в церковь, но и принимали самое непосредственное участие в жизни прихода. В последней четверти XIX века московские предприниматели были старостами более половины московских приходских храмов и ряда кафедральных соборов. В обязанности старосты входило ведение всех дел храма, включая поддержку исправности здания, всей его утвари, обновление и пополнение ризницы и т.д. Так, на рубеже XIX-XX веков старостой Архангельского собора в Кремле был знаменитый владелец булочных и кондитерских Д.И. Филиппов; старостой Успенского собора в Кремле — представитель династии Морозовых, директор «Товарищества Тверской мануфактуры бумажных изделий» М.А. Морозов; старостой храма Христа Спасителя — глава чаеторговой фирмы П.П. Боткин; Покровского собора на Красной площади — крупный оптовый торговец кожей А.А. Мошкин и т.д. и т.д.
Особое отношение было среди людей всех сословий к монастырям. «Чадо! Люби мнишеский чин, и страннии пришельцы всегда бы в дому твоем питалися; и в монастыри с милостынею и с кормлею приходи…» — наставлял еще в XVI веке «Домострой». Любовь к монастырям, монашествующим и надежда на их молитвы сохранились и в XIX веке. Торговец шелком Федор Самойлов (1817-1895), крупный благотворитель (на церкви, монастыри, богадельни, приюты и др. он пожертвовал около 250 тыс.), завещал дом с землей и 100 тыс. на устройство и содержание Странноприимного дома для монахинь, приходящих в Москву за сбором подаяния, и дому завещал присвоить свое имя. Поражает предусмотрительность купца: в завещании он подумал о том, как нужно использовать дом, «если будет воспрещено посылать монахинь в Москву…». Опасения оправдались: в 1911 году Странноприимный дом им. Ф.Н. Самойлова был закрыт в связи с постановлением Святейшего Синода, но продолжал при этом служить для целей благотворительности: в 1911-1914 годах там размещался Самойловский лазарет Московского биржевого и купеческого обществ. Вот он, хозяйственный купеческий ум!
Прекрасные порывы и выстраданные убеждения
Бывали случаи, когда решение пожертвовать крупную сумму приходило под влиянием сильного впечатления — например, от чьего-то вдохновляющего примера или пламенной речи. Как это произошло с богачом XVII века премьер-майором Григорием Походяшиным.
В Москве был голод, и съестные припасы сделались неслыханно дорогими. Писатель и просветитель Николай Новиков в одном из общественных собраний очень красноречиво описал бедствия неимущих. Это так сильно подействовало на Походяшина, что он тут же сказал Новикову, что отдает на помощь бедным все свое огромное состояние. На эти деньги была открыта безденежная раздача хлеба неимущим в Москве. Умирал добровольно разорившийся Походяшин на чердаке, в положении, близком к нищете.
Большим вдохновителем на дела милосердия был Николай Александрович Алексеев (1852-1893), предприниматель и городской голова, который пользовался большим уважением среди горожан. За краткий срок своей службы он разрешил насущные вопросы, годами лежавшие в канцелярии думы. Один из них, остававшийся открытым в течение 15 лет, касался призрения душевнобольных. На одном из заседаний губернского Земского собрания Алексеев нарисовал жуткую картину их жизни: «Если бы вы взглянули на этих страдальцев, лишенных ума, из которых многие сидят на цепях в ожидании нашей помощи, вы не стали бы рассуждать о каких-то проектируемых переписях, а прямо приступили бы к делу».
Он буквально вынудил земцев принять решение, не сходя с места, и в течение нескольких дней была открыта временная психиатрическая больница. Одновременно он обратился с призывом собрать деньги на новую лечебницу. Сбор средств Алексеев, как отмечают современники, всегда начинал с себя: вместе с женой он внес на психиатрическую больницу 350 тыс. рублей. Уважение к этому человеку и его пример сыграли свою роль: за один только 1889 год деньги пожертвовали более 60 предпринимателей, многие со стандартной формулировкой: «На призрение душевнобольных по почину городского головы Н.А. Алексеева».
Не всегда, правда, достаточно было только вдохновляющей речи Алексеева. Известный предприниматель С.И. Четвериков (родной брат упоминавшегося выше Дмитрия Четверикова и содиректор семейной фирмы; он удочерил неизлечимо больную племянницу Наташу Четверикову после смерти ее родителей) рассказывает в своих воспоминаниях об одном нашумевшем случае с купцом Т. (Иван Сергеевич Титов (1840-1901); купец 1-й гильдии, потомственный почетный гражданин, владелец торговли сукном в Верхних торговых рядах на Красной площади (шесть лавок); крупный благотворитель (жертвовал на строительство церквей, стипендии в училищах, пособия бедным невестам и т.д.), который «кроме своего исключительного богатства был известен и своей исключительной скупостью»:
«На каком-то собрании, на котором присутствовали все видные представители купечества и между ними Т., Николай Александрович подошел к нему и сказал: «Как вы меня обидели, Иван Сергеевич!» -«Чем это?» — спросил Т. «Да как же, — ответил Алексеев, — вы человек столь богатый, на такое святое дело подписали всего 10 тыс., а я вот что было задумал: если бы Иван Сергеевич подписал мне 50 тыс., то я решил ему поклониться в ножки». — «Ну, знаете, Николай Александрович, — сказал Т., — чтобы посмотреть, как московский городской голова тебе кланяется в ноги, за это, пожалуй, действительно, 50 тыс. не жаль». Алексеев немедля стал на колена, сказав: «Пока не вручите чек на 40 тыс. (известно было, что Т. всегда носил при себе чековую книжку) — не встану». Сконфуженный Т. старался его поднять, уверяя, что исполнит его просьбу, но Алексеев повторял: «Пока не вручите чека — не встану». Пока побежали за чернильницей и пером, Алексеев продолжал стоять на коленях. Когда наконец чек был вручен, он, встав и стирая с колен пыль, сказал: «Ведь вот какой казус вышел, ведь я было решил и за 25 тыс. на колена-то встать!» При общем веселом настроении собрания сконфуженный Т. поспешил ретироваться».
В небольшой срок на новую больницу (впоследствии ей было присвоено имя Н.А. Алексеева) было собрано около полутора миллионов рублей. По роковому стечению обстоятельств Алексеев погиб от руки психически больного человека, выстрелившего в него без всякой причины во время приема в городской думе.
Конечно, многими жертвователями двигало непосредственное впечатление от человеческих страданий, отзывчивость к происходящим в России как можно больше территории, принадлежавшей хаосу, несчастью и неустроеннности. Все они делали сами: сами находили проектировщика, сами строили, оборудовали. И велись благотворительные дела по-хозяйски, экономно, бережливо — все расходы шли через бухгалтерию фирмы и тщательно проверялись.
Мотивы к благотворению бывали разными, но единым было убеждение в том, что благотворить — естественно и необходимо. В ходу была поговорка, переделанная из французского noblesse oblige («знатность обязывает») Павлом Павловичем Рябушинским: «Богатство обязывает». Павел Третьяков, встретив непонимание дочерей, ожидавших от него большей финансовой поддержки, объяснил свою позицию в письме к одной из них: «Прожить наследство можно всякое, как бы оно велико ни было… Моя идея была с самых юных лет наживать для того, чтобы нажитое для общества вернулось бы также обществу (народу) в каких-либо полезных учреждениях; мысль эта не покидала меня никогда во всю жизнь».
Было бы несправедливо видеть благородные эти убеждения только в самых богатых и самых известных. В России было огромное количество «полезных учреждений» (только в Москве в 1900 году — около девятисот богаделен, приютов, больниц для бедных…) не только потому, что было много богачей. В районные, приходские, больничные, школьные попечительства входили и люди состоятельные, и среднего достатка, платившие небольшие ежегодные взносы: рубль, три рубля, пять. И что такое рубль? Столько могла внести в год даже старушка, просящая милостыню на паперти. Так — с миру по нитке — и собирались довольно значительные средства. На ту же Алексеевскую больницу поступило огромное количество очень скромных пожертвований никому не известных людей. Что каждого их них подтолкнуло к этому?
Об этом история умалчивает.
Благотворительную помощь, жертву (Лепту) можно перечислять:
1. Для Смоленского храма ст. Шумилинской:
Юридический счет: МЕСТНАЯ РЕЛИГИОЗНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ПРАВОСЛАВНЫЙ ПРИХОД ХРАМА СМОЛЕНСКОЙ ИКОНЫ БОЖИЕЙ МАТЕРИ СТ.ШУМИЛИНСКОЙ ВЕРХНЕДОНСКОГО РАЙОНА РОСТОВСКОЙ ОБЛАСТИ ШАХТИНСКОЙ ЕПАРХИИРУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ (МОСКОВСКИЙ ПАТРИАРХАТ)
ИНН 6105910047
КПП 610501001
ОГРН/ОГРНИП 1136100006030
Счёт 40703.810.3.52090090191
БИК 046015602
Банк ЮГО-ЗАПАДНЫЙ БАНК ПАО СБЕРБАНК
Корр. счёт 30101.810.6.00000000602 ) ;
2. Помощь служащему священнослужителю Смоленского храма (вдовцу, отцу троих детей) можно оказать на
карту Сбербанка России: 639002529072382576
(Владелец Александр Владимирович Т.)(жертва семье священника);
3. PayPal.Me/severgos ;
4. Киви (Visa QIWI Wallet 4693957192383466) ;
5.Яндекс (money.yandex.ru/to/410014895626556).
Чтобы за служить милость Божию — надо всячески миловать других.
http://smolensky.cerkov.ru/dokumenty/
