Над литовским местечком Ракишки неожиданно появился самолет. Странный какой-то: проделал над деревянными домишками круг, второй, третий...
— Что бы это могло обозначать?
— удивлялись местечковые жители.
За последние несколько месяцев, с момента прихода Красной Армии, местечко Ракишки, как и вся Литва, повидало немало удивительного, но чтобы самолет кружил именно над Ракишками, подобно гигантскому орлу?!.
Самолет куда-то скрылся, а люди все еще стояли, устремив глаза в небо. Кто-то обратился к старику Смушкевичу:
— Послушайте, а не ваш ли это сын?.. Тот самый... Из Москвы...
— Вот еще!
— нахмурился старик.
— Делать ему больше нечего... Так он, по-вашему, все и бросит и прилетит ни с того, ни с сего кружить над Ракишками...
Но вот показался автомобиль. Машина остановилась неподалеку от ветхого домика Смушкевича, из нее вышел советский летчик, а следом за ним — женщина.
Женщина обратилась к летчику:
— Яков, вон тот старик, наверно, твой отец... Копия!..
Отец мог только вымолвить:
— Сын мой... Это...
— Да, отец, это я! А где мать?
Мать в это время была на другой улице, у знакомых. В последнее время она часто сюда приходила слушать по радио Москву: а вдруг ей удастся услышать голос сына... И вот ей сообщили:
— Можете не только услышать, но и увидеть своего сына у себя в доме..
— Шутки шутите!
— недоверчиво улыбнулась мать.
— Взгляните в окошко!
— ответили ей.
На улице было черным-черно от людей. Все бежали по направлению к домику портного Смушкевича.
Мать обнимала сына, плакала и шептала, будто боясь вспугнуть свое счастье:
— Яша... Яшенька... Детка моя..: Это не сон?.. Помнишь: двадцать пять лет тому назад... Помнишь?..
Двадцать пять лет тому назад, в начале осени 1915 года, Смушкевичи, как и тысячи других семей из Ракишек и окрестных городов и местечек, бежали с насиженных мест. Бесталанное и тупое командование царской армии терпело на фронтах поражение за поражением и вымещало всю свою злобу на бедноте прифронтовых селений.
Люди, забрав с собой нищенский скарб, тащились по дорогам, не зная, куда и зачем.
Смушкевичи очутились на станции Няндома, Вологодской губернии. Здесь отцу пришлось сменить утюг и ножницы на кнут и вожжи: он стал заниматься извозом, а тринадцатилетний Яша пошел работать в пекарню. Работать приходилось день и ночь, а кормиться все равно было нечем. Тогда мальчик отправился в большой город — в Вологду.
Шел 1916 год. Война была в самом разгаре. Работы на берегу реки было достаточно, и Смушкевич стал грузчиком. Было ему лет четырнадцать, но выглядел он, как семнадцатилетний: высокий, широкоплечий, крепкого сложения — весь в отца. К тому же он оказался хорошим парнем, любил помогать всем, кто постарше да послабее. Грузчики хорошо знали паренька-беженца, не без труда еще изъяснявшегося по-русски! И все называли его просто и сердечно, как своего:
— Яшка.
Великая Октябрьская социалистическая революция еще крепче связала молодого Смушкевича с товарищами по работе. Жизнь день ото дня становилась труднее и суровее.
Сюда, в Вологду, слетались стаи хищников: всякого рода тайные и явные белогвардейцы, иностранные дипломаты... А рабочие выделяли отряд за отрядом на подавление контрреволюции, на помощь молодой советской власти, для борьбы на многочисленных фронтах.
С одним из таких отрядов в 1918 году ушел добровольцем на фронт грузчик Яков Смушкевич. В эти же дни он вступил в большевистскую партию.
Смушкевичу было шестнадцать лет.
Весь период гражданской войны Яков Смушкевич прослужил в пехоте, а потом был назначен политруком летной части истребительной авиации.
Свой первый полет Смушкевич совершил в Пуховичи — маленькое белорусское местечко. По соседству с местечком была расположена летная часть, в которой он служил. Часть шефствовала над Пуховичским городским советом. Самолет совершал агитрейс с целью вовлечения рабочих в недавно организованное «Общество друзей Воздушного Флота».
При посадке самолет клюнул носом, задрал хвост и разбился в куски. Из-под обломков выбрались два человека: пилот и политрук Яков Смушкевич, — оба целы и невредимы. Митинг прошел с успехом, но обратно в летную часть обоим пришлось скромно возвращаться по железной дороге.
Без малого десять лет, до конца 1931 года, Смушкевич прослужил в Военно-Воздушном Флоте в качестве политработника. Начал с должности политрука и дошел до поста военного комиссара и начальника политотдела авиабригады. В течение этих десяти лет он учился летать у тех, кого сам обучал политграмоте. Готовился к званию летчика-наблюдателя, затем научился самостоятельно пилотировать машину. Одновременно он основательно и всесторонне изучил материальную часть самолета. Смушкевич не вылезал из мастерских, заодно с рабочими и техниками возился при ремонте и всячески помогал. Однако все это казалось ему недостаточным: он решил сделаться штурманом. Овладеть искусством ориентировки в воздухе без специальной подготовки, без школы — не так-то легко, вернее, сказать, невозможно, но у Смушкевича пытливый ум и любознательный глаз. И постепенно, день за днем, выполняя свои прямые обязанности политработника, он в совершенстве овладел специальностью штурмана: научился фотографировать, бомбить, стрелять, вести машину вслепую, в облаках, ночью...
Как раз в это время происходила инспекционная поверка. Поверка предъявляла чрезвычайно высокие требования. Пилоты и штурманы должны были показать образцы боевой подготовки. В поверке принимал участие и Смушкевич. И первое место по стрельбе самолета занял начальник политотдела авиабригады Яков Владимирович Смушкевич.
Вскоре — это было в конце 1931 года — Яков Смушкевич был назначен командиром и военным комиссаром авиабригады. Молодому комбригу пришлось заполнять анкету для отсылки в Москву, в наркомат. Когда дошло до графы «специальное образование», Смушкевич улыбнулся:
— Что писать? Окончил «хедер» в Ракишках?..
По инициативе Климента Ефремовича Ворошилова Яков Владимирович Смушкевич стал усиленно обучаться русскому языку и осенью 1932 года поехал учиться в школу летчиков, оставаясь в должности командира авиабригады.
Тридцать девять дней Смушкевича не было в бригаде. Все полагали, что комбриг в отпуску. Но вот он вернулся и привез с собой... аттестат об окончании летной школы. Все были потрясены: за тридцать девять дней окончить школу, в которой обычно учатся два года!..
Это был своеобразный, нигде не зарегистрированный авиарекорд 1932 года...
Однажды среди зимы Яков Владимирович вывел свою бригаду в лагерь. Комбриг приказал оборудовать один аэродром на замерзшем озере, другой — в лесу, на покрытой снегом поляне, третий — в открытом поле. Работа была необычная: разогревать моторы, расчищать дороги от снега и льда, проводить боевую учебу приходилось в зимних условиях, в мороз И снег. Сам комбриг садился в машину к учлету и как рядовой инструктор обучал всем тонкостям летного мастерства.
Два с половиной месяца авиасоединение провело в лагерях. И то, что многим казалось непонятной затеей комбрига — учеба в зимних условиях, — прошло недаром: семь лет спустя, на фронте против финской белогвардейщины, подготовка, которую получила бригада, очень и очень пригодилась...
Среди знаменательных дат, которыми изобилует жизнь Якова Владимировича Смушкевича, одна занимает особое место — это 2 мая 1935 года.
Накануне, Первого мая, когда вся страна справляла свой излюбленный праздник, когда взоры миллионов, населяющих наш Советский Союз, были обращены к Красной площади, к мавзолею, на трибуне которого с поднятой рукой стоял человек в военной шинели, — над головами демонстрантов великолепным строем проносилась стая стальных птиц.
И на трибуне и в бесконечных колоннах демонстрантов люди с восторгом следили за стремительным полетом. А на следующий день, во время приема в Кремле, товарищ Ворошилов, представляя товарищу Сталину одного из участников воздушного парада на Красной площади, сказал:
— Это Яков Смушкевич — командир бригады, который лучше всех прошел на параде.
Товарищ Сталин протянул руку взволнованному Смушкевичу и сказал:
— Спасибо! Спасибо вам, товарищ комбриг!
Спустя некоторое время товарищ комбриг получил высокое назначение — выполнить ответственное государственное задание.
Много отваги и героизма проявил этот «грузчик от авиации», как называют его близкие товарищи.
Партия и правительство оценили работу комбрига по достоинству: 2 января 1937 года правительство наградило товарища Смушкевича орденом Ленина и присвоило ему звание Героя Советского Союза, наградив вторым орденом Ленина.
Это было 21 июня 1937 года.
В Кремлевском зале, получая из рук Михаила Ивановича Калинина почетную грамоту и два ордена Ленина, Яков Смушкевич произнес краткую речь.
— Если вы сегодня увидите Иосифа Виссарионовича,
— обратился он к товарищу Калинину,
— передайте ему, что мы, — Смушкевич указал на присутствующих товарищей, от имени которых он выступал, — что мы, и не только мы, но и вся Рабоче-Крестьянская Красная Армия готовы и впредь выполнить любое его задание!
— Да,
— ответил Михаил Иванович,
— я его увижу и обязательно передам.
На прощание товарищ Калинин, дружески пожимая руку Смушкевичу, пожелал:
— До будущей встречи! Здесь же...
Пожелание Михаила Ивановича Калинина сбылось. И снова — по случаю присвоения Якову Смушкевичу звания Героя Советского Союза. На сей раз за бои при Халхин-Голе.
За бои у Халхин-Гола Монгольская Народная Республика наградила тов. Смушкевича орденом Боевого красного знамени первой степени, а Президиум Верховного Совета СССР — вторично званием Героя Советского Союза и второй медалью «Золотая звезда».
Когда был опубликован Указ Верховного Совета об установлении бюстов дважды Героев Советского Союза у них на родине, близкие Якову Смушкевичу люди задали ему вопрос:
— Где будет установлен ваш бюст? Ракишки ведь не наши...
В то время, когда происходил этот разговор, Литва еще томилась под гнетом сметоновской клики. Но когда Литва стала советской, Смушкевич полетел в Ракишки проведать своих престарелых родителей.
Яков Смушкевич покинул местечко тринадцатилетним мальчиком как беженец, а двадцать пять лет спустя вернулся дважды Героем Советского Союза и генерал-лейтенантом могущественнейшей в мире авиации.
...Мать обнимает сына, плачет теплыми, материнскими слезами и непрерывно повторяет:
— Яша... Яшенька... Детка моя.. Это не сон?.. Помнишь: двадцать пять лет тому назад...
Сын обводят глазами свой отчий дом, убогую обстановку, он ищет манекен, с которым он в детстве мерялся ростом... Но манекена уже нет: отец — больше не портной. Глаза уже не те... А портновское дело без зоркого глаза... Куда ж это годится... Немало горя перенес отец: сметоновская власть часто таскала его в полицию, пыталась выведать, где сын..,
— Чуяли, видно, что вы, большевики, принесете им погибель!
— смеется отец.
У матери к сыну свои претензии.
— Почему ты не написал, что приедешь? Я бы хоть медовый лекех* испекла... Не правда ли?
— обратилась она к жене сына.
А за окном не стихает людское море. Три тысячи человек, все местечко, хотят пробраться в ветхий домик старика Смушкевича и говорить, и рассказывать, и поделиться своими радостями со знатным земляком. Кое-кому это удается. Дети, перебивая друг друга, сообщают:
— Мы все уже учимся в школе! Все до единого... Но знаете — все, все до единого!..
А соседка спешит добавить:
— Только ли школы: лечат бесплатно!.. Дай мне бог так... Лечат без копейки денег...
— И у всех работа есть!
— перебивает еще кто-то.
— Зарабатываем... На жизнь... На хлеб...
— Ох, и намытарились же мы при старой власти...
— Хорошо, что сейчас об этом можно только вспоминать!
— подытоживает мать Якова Владимировича, и сама не знает, как быть: то ли просить людей оставить ее наедине со своим счастьем, то ли доставить себе радость и показать людям, какого она имеет сына...
Яков Смушкевич хочет осмотреть местечко, однако это не так-то легко сделать: большая толпа людей следует за ним. Вот речка, из которой он, бывало, по целым дням не вылезал... А вот бугор, с которого он запускал бумажные змеи... А вот и базар. Тот же база-р, что и некогда: с низкорослыми крестьянскими лошаденками, с торчащими кверху оглоблями. И только крестьяне уже не те. Не стало прежних, пришибленных и забитых людей. Советская власть дала им землю, избавила от помещиков. А вот здесь сейчас клуб, городской клуб в советском местечке Ракишки...
— На этой площадке,
— говорит один из сопровождавших,
— будет установлен бюст нашего знатного земляка, дважды Героя Советского Союза, Якова Смушкевича..,
...Снова над местечком кружит самолет. Яков Владимирович Смушкевич прощается со своими согражданами. Три тысячи человек стоят, подняв головы, и следят за великолепной стальной птицей, приветливо покачивающей крыльями.
Самолет взял курс на восток. Смушкевич возвращается в Москву — работать и побеждать. Не побеждать он не может, ибо Смушкевич живет и работает так, как учит Сталин.
А Сталин — это победа.
~ ~ ~
*Лекех — пряник.
