.-Федька!.. Фёдор! Да погоди ты!.. – Сергей хотел удержать друга, но Гуреев выдернул руку, угрюмо отмахнулся и ушёл.
Сергей обескураженно смотрел вслед Фёдору. Вдруг разозлился на себя: как-то необъяснимо случалось, что он всё же думал об этой Александре... Ни с того, ни с сего, возникала она перед глазами прямо посреди занятия по минералогии… Или просыпался ночью и вспоминал её синий взгляд…бесстыдно представлял распущенною её тяжёлую косу. А снилась Сергею Машенька. Она предостерегающе поднимала красивые узкие ладошки, – чтоб он не подходил к ней, не обнимал её… Так было в их последнюю встречу на берегу. Во сне Машенька уходила, – словно таяла в лёгком и светлом тумане… И вместо неё он видел Александру. Поэтому и злился: выходит, Федька прав?..
Четвёртый год они, Сергей, Фёдор и Тимоха, снимали комнату у Лизаветы Петровны,хозяйки и жены кузнеца с литейного завода, Евграфа Хлебникова. За годы эти сроднились так, что порой и кровные братья не бывают столь родными. Делили не только горбушку хлеба и карттоху – самое сокровенное доверяли друг другу, и не было тайн между ними… Оттого так тяжело было сейчас и Фёдору, и Сергею. И Тимофею непросто приходилось, – между ними двумя… Фёдор упорно хмурился и молчал, отворачивался. Делал вид, что читает учебник по механике. Куда-то исчезла их всегдашняя, такая простая и светлая радость по вечерам, когда дымилась в глиняной миске горячая картоха и хрустел румяный, ещё тёплый хлебушек, за которым Федька сбегал в хлебную лавку…
Через несколько дней Сергей не выдержал. За насмешкою скрыл отчаяние:
- Федька!.. Ты, поди, учебник – по механике-то – уж наизусть выучил.
Фёдор не отозвался, не взглянул даже. Туроверов с Кузнецовым переглянулись. Тимоха горестно пожал плечами. Сергей присел на лавку напротив Фёдора:
- Федька!.. Зря ты это, – про Александру. Зря обиду затаил на меня: не переходил я тебе дорогу. Может, показалось тебе?
Фёдор наконец поднял голову:
- Ну, да, – показалось. Будто не она сама сказала мне, что люб ты ей.
- Моя-то вина – в чём?
-Вина твоя в чём?.. А ты зачем подошёл к ней, – когда сидели у Парамона Тихоновича? Я первый заметил её. А ты попёрся, пьяный, к ней, молол, что ни попадя, языком. И сам уже не помнишь, небось. А ей голову задурманил.
Сергей быстро провёл ладонью по лбу и глазам. Зачем подошёл?.. Ну, как сейчас объяснить влюблённому Фёдору, что потому и подошёл, – взгляд её встретил. На него она смотрела, а не на Федьку. Совсем не похожа на Машеньку, лишь в глазах ласковая грусть. Шёл к этой грусти, – её, незнакомую синеглазую девушку, утешить… и самому чтоб легче стало… И всё он помнит, – о чём говорили в тот вечер с Александрой. Помнит даже, как убеждал её, что Фёдор – добрый и славный парень, и – чтоб не боялась идти с ним домой…
-Федька!.. Хочешь, завтра подойду к ней… к Александре Григорьевне твоей, всё объясню! Про тебя, про меня. Я знаю, что сказать ей. Ну, оставь ты свою механику, садись за стол! Картоха-то- смотри, какая! А масло!.. Федь!
На днях к Серёге батя заезжал, – проведать да харчей подбросить студентам. Мать заботливо уложила в холщовую торбу сало, яйца, маслица пахучего налила в бутыль, всё это в корзину бережно уложила. Михаил Пантелеевич и квартирной хозяйке гостинцы передал, покурил с ребятами, об учёбе порасспросил. Кивнул:
-Ну, вы тут… Учитесь. Штанов даром не протирайте. Учёба – она всегда пригодится.
После лекции по металлугрии студенты выпускного курса отправились на литейный завод – делать пробную плавку чугуна и определить качество доставленного из Лисьей Балки кокса. Сергей любил работать у вагранки – всегда счастливо захватывало дух. А сегодня вдруг затосковал – по Лисьей Балке, по коксовой печи, по запаху свежевырубленного угля… даже – по шахтной глубине и свету шахтёрских ламп. А ещё – Вершинина вспомнил. Без привычной злости на него, без досады и негодования. Там, на руднике, Вершинин многому научил его. И ещё большему можно было научиться у этого инженера, – неожиданно признался себе Сергей…
Дождался окончания плавки, незаметно вышел из цеха. Не знал, встретит ли Александру Григорьевну, – просто шёл к школе. С берега Луганки веяло запахом талого снега, терпкой влагой дубовой коры, волнующей, чуть тревожной нежностью белых вербовых пушинок. Такой несмелой, светло-синей весною он ещё не знал Машеньку… Но сейчас эта нежность до боли напомнила о ней Сергею. Их любовь случилась уже под цветение тёрна, диких яблонь и груш на берегу Северского Донца, мелькнула в ковыльных волнах, в запахе душицы и чабреца… И ушла вместе с летом, когда Вершинин увёз Марию Александровну в Петербург…
- Тяжело мне, Серёженька… Как тяжело!.. – Серёжкино сердце снова больно встрепенулось, – как недавнею ночью, когда послышался ему Машенькин голос… Непреодолимо захотелось уехать в Лисью балку, на рудник. Увидеть инженера Вершинина, спросить… нет, даже не спрашивать ни о чём, просто взглянуть в его глаза, – чтоб убедиться: с Марией Александровной всё хорошо. И пусть будет так, – он не стал бы тревожить Вершинина расспросами, просто бы знал, что с нею всё хорошо…
Либо… К Агате Ермолаевне зайти?.. Может, знает она… может, скажет, – что означают эти Машенькины слова…
Ну, вот… Называется, – будущий горный инженер Туроверов… Впору – к гадалке идти.
Не заметил, как оказался у школы. На сердце потеплело: ребятишки высыпали весёлой гурьбою, понеслись к берегу Луганки, – видно, как раз закончились занятия. Сергей нерешительно потоптался у школьной изгороди. Это Федьку легко было уверить, – что знает, какие слова должен сказать Александре Григорьевне. А теперь…
А она вышла из школы, быстро и легко сбежала по деревянным ступенькам. Сергей немного оторопел, сам чувствовал, что бестолково улыбается: он совсем не представлял Александру учительницей… Сейчас смотрел на неё, – и похожа, и не похожа на учительницу. В строгом взгляде, очень похожем на учительский, вдруг засияла синева, которая была и в небе, и во всём сегодняшнем дне... и в ожидании пролесок, что вот-вот вспыхнут крошечными синими огоньками по склонам над Луганкой… А поверх красивой девичьей душегреечки – тяжёлая русая коса.
Александра Григорьевна увидела его, растерянно замедлила шаги. Но тут же надменно вскинула голову, собралась пройти мимо, – словно не узнала его. Сергей тоже растерялся. Всё же окликнул её:
- Александра… Григорьевна!
Она едва оглянулась через плечо, но не остановилась. Сергей догнал её, пошёл рядом. Неловко, как-то виновато, заговорил:
-Вот не думал… не ожидал, что ты – учительница в школе.
По её лицу пробежала какая-то горечь.
- Нравится – учительницею быть? – улыбнулся Сергей.
Синь в её глазах вдруг скрылась за туманом. Слёзы?.. А ответила заносчиво и резко:
- Нет. Не нравится.
Сергей снова растерялся: он успел заметить, каким заботливым и ласковым взглядом проводила она шумную ребячью ватагу. Не нравится?..
-Тебе-то что до того, – нравится мне или не нравится быть учительницей?
Сергей вдруг признался:
- Думал я о тебе… Вечер тот вспоминал, когда увидел тебя у Парамона Тихоновича.
- Я тоже…
Но не договорила, – будто сама оборвала свои слова. Приостановилась, поправила светлую прядь:
-Мне идти надо. Ты больше не приходи к школе.
-Какие-то у тебя тайны…
- Мои это тайны, – тебе незачем знать их.
- Фёдор тревожится.
- Я ему всё сказала, – всё, что ему положено знать. Пройдут его тревоги, сам не заметит. До свадьбы всё заживёт.
- Так он с тобою-то свадьбу хотел.
-Хотел – перехочет.
Они уже дошли до Каменного Брода.
- Ты здесь живёшь? – спросил Сергей.
Александра Григорьевна неопределённо покачала головой.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15
Часть 16 Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20
Часть 21 Часть 22 Часть 23 Часть 24 Часть 25
Часть 26 Часть 28 Часть 29 Часть 30 Часть 31
Часть 32 Часть 33 Часть 34 Часть 35 Часть 36
Навигация по каналу «Полевые цвет