Пришлые мужики в нерешительности остановились поодаль от терновой поляны. Переглянулись: Аньку держал на руках рослый красивый парень. Федька безмолвно лежал у входа в шалаш, обхватил голову руками. Мальчишка лет тринадцати, лицом на Аньку похожий, хмуро кивнул на Фёдора:
-Возьмите вон… вашего. Ослеп он.
Мужики поспешно закрестились, в испуге зашептали:
- Ведьма!.. Говорено ж Федьке было!.. Не верил!.. Уносить отсюда ноги надо… пока не поздно.
Анюта тихо сказала:
- Ты пусти меня, Вань. Сказать им надо.
Подошла к мужикам, медленно оглядела их:
- Его… – по имени не хотела называть Фёдора, – с собой заберите. Пропадёт он тут. И больше не возвращайтесь сюда. Не найдёте вы здесь горючего камня.
Гераська всё ж не выдержал, – душа горела: шли сюда издалека… надеялись богатыми вернуться, – в своих краях давно слышали про пользу земляного уголья. И про то слышали, что в Лисьей балке прямо на поверхность жилы горючего камня выходят, – копай только!..
Подбоченился Герасим, – хоть и ведьма… да – девчонка совсем, чего уж так-то бояться её:
- Почему – не найдём? Слышать доводилось, – в земле здешней целые залежи уголья!
- Залежи, – усмехнулась Анюта. – Да только не вашими руками брать горючий камень-то.
- Как это – не нашими? – сощурился Герасим. – Почему?
- А грязные у вас руки-то. И души – грязные. Тёмные, беспроглядные. А горюч камень, хоть и чёрный с виду, а – светлый и чистый. Вот и не дался вам. Вы ж не с добром пришли в наши края. Земле нашей не поклонились. Яблоню старую на берегу Донца срубили… и сожгли, – помните?..
Герасим рукой махнул:
- Из-за яблони-то! Дички, к тому же.
- Из-за яблони. Под нею любовь сбывалась, – у всех, кто в Дымках жил и живёт. И орлицу с гнезда на кургане спугнули, – не знаю я, думали. А ещё жадные вы. Копали, – лисьих нор не жалели, не берегли. В этой балке всегда лисы жили.
- Ты… Ты это, – отводила глаза наши, чтоб не найти нам жилы угольные.
Анютка почти вплотную подошла к Герасиму. Спокойно сказала:
-Уходите.
Вдруг отозвался Фёдор, – уверенный и хвастливый голос его прозвучал неожиданно глухо:
- Мужики… Панкрат, Герасим!.. Уходить надо нам. Меня… не оставляйте здесь.
… Шли медленно, – Анюта часто останавливалась. Иван хотел поднять её на руки. А Петро снова нахмурился, плечом чуть отстранил Ивана:
- Я брат её. Сам понесу. Не положено тебе, Ванька.
Иван примирительно сказал:
- Я-то посильнее буду, Петруха.
- Мне Аньку не тяжело нести.
Анютка незаметно улыбнулась Ивану:
- Видишь, – строг да упрям братец. – Губами коснулась Петровой макушки: – Сама пойду.
… Ни батя с матерью, ни братья, Петро с Тимофеем, больше не отпускали Анютку в Лисью балку. Даже на берег Донца не разрешали одной ходить.
А когда над Донцом засветились дубы ясной позолотой, Иван отцу с матерью поклонился:
- Хочу к Анютке посвататься. Жизнь не мила без неё. Полюбили мы с нею друг друга, – почитай, когда детьми были. Хоть лица её не мог видеть, – душу зато видел. Родная она мне, душой-то. Другой такой нет на свете.
Анисья слёзы вытерла:
- Да уж знаем… Поняла я про Анютку-то. Дочкой нам с батей будет. Желанной дочкой.
А Анюта всматривалась в Иваново лицо:
- Тревожит тебя что-то, Ванечка. Думаешь ты о чём-то. Что-то ищешь во мне. – Грустно улыбалась – А вдруг не находишь… Не видишь, – то, что хочешь. Не нравлюсь, может?.. Может, другой я тебе казалась?.. Не такой, какой впервые ты меня увидел,– в рубахе разодранной… С волосами растрёпанными, с ранами, – от верёвки Фёдоровой. А я ж обещала тебе, – что красивая я. Выходит, забыть не можешь… какой нашёл меня в Лисьей балке…
Иван улыбался… а брови сами хмурились. Прикусывал горький стебелёк полыни:
-Красивее тебя нет, Аня.
Затаила дыхание Анюта, – догадка её озарила:
- Ты думаешь… Иван!..
- Люблю тебя. И любить буду, – даже если… Что бы ни было, – люба ты мне. Одна-единственная.
-Он ко мне даже не прикоснулся. – Анютины плечики содрогнулись,– она так и не называла имени Фёдора. – А если бы прикоснулся, – живым бы его не увидели.
Вспомнила Анютка, как батянечка её с собой в седло конское усаживал… Как девчонкой она не боялась верхом ездить. Как потом не боялась горючего камня, его жара красного не боялась… И сейчас – только немного страшно ей было. И – стыдно:
- А хочешь, Ванечка… – Глаза опустила: – Чтоб не думалось тебе. Вижу я, как тяжело тебе. – Прошептала: – На сеновал пойдём. А потом – как захочешь… Как рассудишь.
-Захочу. Чтоб женой моей была, – венчаной. На Покров обвенчаемся.
Всё случилось, как задумано было: простая и добрая, щедрая свадьба – в самый Покров, под перезвон тонких льдинок в лужицах, в свежем запахе побелевших от раннего морозца дубовых листьев. И долгой-долгой осенней ночушкой горел-переливался в печи красный жар горючего камня, – светлый и сильный. И бережную, ласковую силушку Ивана впервые узнала Анюта, и он впервые узнал нежность девичью, трепетную, стыдливую… желанную-желанную.
… Ранней весной, когда только-только снег сходил по берегу Донца, увидел Иван чуть приметный отросток, что пробился от корня дикой яблони… Домой заторопился, Анюте рассказал. А она прижалась к нему, прошептала:
- Иван!..
А про счастье их рассказала ему лишь вечером, когда он на руки её поднял, чтоб в постель нести. Попросила:
- Давай ещё на жар камень посмотрим. Красиво так горит сегодня.
Сидели у печи, за руки держались. Казалось Анюте, что слышит Иван, как стучит её сердце.
- Сказать хочу, Ваня.
- А я знаю, Анюта. В листопад сына мне родишь.
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14
Навигация по каналу «Полевые цветы»