Ронин Странник

Госпиталь превратился в адскую машину по перемалыванию человеческой плоти. Санитарные поезда приходили один за другим, и поток раненых, обмороженных, искалеченных казался нескончаемым. Оксана работала как автомат: руки сами делали перевязки, ноги носили по коридорам, но душа постепенно немела, защищаясь от ужаса, который становился буднями. Поручика Виктора выписали. Перед отъездом на фронт он нашел Оксану в коридоре. — Сестрица, хочу поблагодарить вас. Не только за уход… но и за урок, — он говорил серьёзно, без привычной иронии...

Кавказ. Это слово пахло порохом, пылью древних дорог и горьковатой полынью. Аэродром располагался в долине, со всех сторон зажатой зубчатыми хребтами, на которых даже летом лежали шапки снега. По утрам воздух был таким холодным и разреженным, что моторы «Моранов» заводились с неохотным, хриплым кашлем. Часть жила в палатках и глинобитных домиках. Здесь, в двух тысячах вёрст от дома, Олекса нашёл новую семью — таких же, как он, безумцев, решившихся сражаться в пятом океане. **Новые друзья:** *  **Поручик Михаил Серебряков («Граф»):** Тот самый аристократ из его училища...

Театр закрыли. Афишу с её любимой актрисой, Марией Виноградовой, сорвал осенний ветер и унёс в грязную кашу на мостовой. Оксана стояла у запертых дверей, чувствуя, как вместе с ними захлопывается и последняя дверь в её прежнюю жизнь. Мечта о сцене теперь казалась не просто наивной — кощунственной. Пока где-то там, на краю света, рвутся снаряды и гибнут люди, она мечтала об аплодисментах и бутафорских драмах. Выбора не было. Сумка с инструментами из швейной мастерской была променяна на бедный,...

Екатеринодар гудел, как растревоженный улей. Весть о подвиге казака-авиатора, прилетевшего из самого Крыма, облетела город быстрее трамвая. Трамваи, те самые, что уже ходили и в станицу Пашковскую, звенели на перекрестках, смешиваясь с гудками автомобилей и ржанием лошадей. Олексу везли в открытом экипаже по улице Красной, и люди на тротуарах останавливались, снимая шляпы и махая платками. Войсковой собор Святого Александра Невского встретил их малиновым перезвоном. Под его золотыми куполами, в густом, душном воздухе, пропитанном ладаном и воском, отслужили благодарственный молебен. Олекса,...

Идея зрела в нем медленно, как нарыв. Сначала это была лишь дерзкая мысль, мелькнувшая при изучении карт. Потом — вызов самому себе. А после блестящей сдачи экзаменов и производства в чин **хорунжего** она превратилась в навязчивую идею. Он докажет всем — отцу, инструкторам, самому себе — что он не просто курсант, а настоящий воздушный казак. И он увидит её. Он шёл к командиру школы с влажными от волнения ладонями. — Разрешите личный полёт по маршруту Севастополь-Екатеринодар, господин полковник! — выпалил он, отдавая честь...

Севастополь встретил его солёным ветром с примесью запаха угольной пыли, машинного масла и свежей краски. Воздух здесь был другим, не степным, а морским, полным свободы и бескрайних горизонтов. Севастопольская военная авиационная школа располагалась на окраине города, на Куликовом поле. Это был не дворец, а скорее практичный лагерь: ангары, похожие на гигантские сараи, казармы, плацы и самое главное — летное поле, уставленное странными аппаратами, больше похожими на этажерки для сушки белья, чем на грозное оружие...

Лето 1910-го выдалось на редкость знойным. Воздух над Пашковской дрожал от жары, плавясь на горизонте в молочной дымке. Но для Олексы и Оксаны этот день был наполнен прохладным ветром ожидания. Олекса стоял у зеркала в горнице, старательно закручивая усы — светлые, едва пробившиеся, но уже придававшие его юношескому лицу казацкую стать. На нем была новая, с иголочки, форма казака-призывника: темно-синий бешмет, алые шаровары с лампасами, в которых тонули сапоги, и кубанка, лихо сдвинутая набекрень...

Посвящается Вячеславу Ткачеву и всем лётчикам, погибшим в сражениях Первой мировой и Гражданской войн. --- Глава 1. Степной ветер (1908 год) Последний звон колокола Свято-Покровского храма растаял в прозрачном утреннем воздухе, подхваченный лёгким ветерком с плавней. Станица Пашковская, раскинувшаяся на правом берегу Кубани, окончательно проснулась. От Екатеринодара её отделяло всего три версты — по степи уже тянулись вереницы подвод с товаром, а над камышовыми крышами станичных хат висела лёгкая дымка, смешиваясь с запахом свежеиспеченного хлеба и тлена от реки...

(Сцена: роскошный кабинет в «RT». На стене — портрет Путина в стиле «Крик» 🖼️😱. Маргарита Симоньян в халате с вышивкой «Я — пропаганда» листает медицинскую карту с диагнозом «Хроническая непроходимость правды».) 1. Симптомы: от лёгкой истерии до острой геополитической горячки 🌡️🧠 — Утренний кашель: приступы патриотизма при виде западных санкций. Вызывает спонтанные слезы при упоминании «клятых либералов». — Тремор рук: нервно удаляет твиты, где случайно похвалила Байдена. Лечится дозой одобрения из Кремля...

Сегодня Церковь вспоминает одно из самых трагических событий Священной истории — мученическую кончину величайшего из пророков, Иоанна Крестителя. Его смерть, описанная в Евангелиях (Мк. 6:17–29), кажется бессмысленной жестокостью: праведник обезглавлен по прихоти танцовщицы и клятве опьяневшего царя. Но за внешним ужасом — глубина духовных смыслов, актуальных для каждого из нас. Иоанн погиб за то, что открыто обличал грех Ирода, взявшего в жены Иродиаду, супругу своего живого брата. Пророк знал, что правда может стоить ему жизни, но предпочёл верность Богу страху перед властью...

От лица Джека Харпера Июнь 1942 года на USS Enterprise был пропитан напряжением, как палуба — запахом авиационного топлива. Авианосец, наш стальной дом, гудел от подготовки: рёв двигателей Grumman F4F Wildcat и Douglas SBD Dauntless смешивался с криками механиков, а море вокруг кипело от манёвров флота. Мидуэй — крошечный атолл в сердце Тихого океана — стал местом, где мы должны были дать японцам бой. После Перл-Харбора Америка жаждала отмщения, и разведка донесла: японский флот идёт, чтобы захватить остров и добить нас...

От лица Бетти Миллер Весна 1942 года в Перл-Харборе была полна шума и боли — раненые продолжали поступать с фронтов, где японцы захватывали остров за островом, а американский флот лихорадочно восстанавливался после удара. Триплер Госпиталь, где я работала, стал моим вторым домом: бесконечные коридоры с запахом дезинфекции и крови, палаты, забитые матросами с ожогами и ампутациями, операционные, где лампы горели круглосуточно, а доктора, измождённые, бормотали: "Следующая, медсестра." Я, девятнадцатилетняя...