"Время-ноль"

Тепловоз взревел, и его многотонное тело, дернувшееся вперед, казалось, вдохнуло жизнь в мертвую станцию. Кабина наполнилась грохотом дизеля, сотрясающим кости, и запахом мазута, который теперь воспринимался как аромат спасения. Семен Палыч сноровисто работал рычагами, и стрелка спидометра медленно, но верно поползла вверх. В зеркале заднего вида, сквозь клубы выхлопного дыма, Андрей видел, как станция тает. Железнодорожный перрон, здание вокзала, депо — всё это смазывалось, блекло, превращалось в зыбкую дымку, сквозь которую проступал серый, безликий туман. Шорох, до этого казавшийся далеким и навязчивым, теперь нарастал, превращаясь в ревущий поток песка, обдирающий саму оболочку мира...

Шок от исчезновения Виктора был похож на удар под дых — он выбил из легких воздух и на несколько долгих, оглушительных секунд парализовал волю. Пустые пути, на которых только что был живой, кричащий от алчности и страха человек, стали неопровержимым доказательством. Андрей был прав. Их мир, их реальность, их жизни стирали, как грифельный набросок. — К локомотиву, — голос Андрея прозвучал резко, обрывая оцепенение. — Все! Живо! Слова подействовали. Страх смерти оказался сильнее растерянности. Группа, теперь уже без споров, ринулась к ближайшему электровозу — огромному, зеленому монстру с красной звездой на морде, застывшему в тени депо...

Тихий, сухой шорох наступающего небытия стал их метрономом. Он отсчитывал секунды, оставшиеся до полного и окончательного забвения. Идея Андрея, безумная и отчаянная, повисла в мертвенном воздухе вокзала, расколов их крошечный отряд напуганных душ. — Запустить поезд? — первым опомнился Громов, и в его голосе прозвучало ледяное презрение. — Белов, вы в своем уме? Это не научная фантастика, это — вражеская диверсия. Наша задача — занять оборону в самом крепком здании, забаррикадироваться и ждать помощи. — Какой помощи?! — взорвался Андрей, указывая на волну искажений, уже поглотившую половину городка...

Всё началось с Лены. Девочка, до этого безучастно смотревшая на серый бетон платформы, вдруг замерла и приподняла голову, словно прислушиваясь к чему-то, недоступному остальным. — Мама, — тихо позвала она, и в её голосе не было детского испуга, скорее — странное, тревожное любопытство. — Оно шуршит. Ольга обняла дочь за плечи. — Что шуршит, солнышко? Ветер? — Нет, — Лена мотнула головой, не отрывая взгляда от дальних полей на окраине городка. — Не ветер. Оно… ест. Андрей Белов проследил за её взглядом. Воздух там, у самого горизонта, подрагивал, как над раскаленной печкой в деревенском доме. Но это было неправильное марево...

Поезд двигался медленно, почти крадучись, словно боясь нарушить мёртвый покой мира за окном. Проводница, Тамара, полная женщина лет пятидесяти с выцветшими от усталости глазами, больше не пыталась командовать. Она сидела в своём купе, уставившись в одну точку, и механически теребила край форменного пиджака. Вся её жизнь прошла на этих рельсах, в этом стуке колёс, но теперь её мир, состоявший из расписаний, станций и пассажиров, рассыпался в прах. Она была капитаном корабля-призрака. За окном проплывал город. Небольшой, типовой советский город, каких тысячи были разбросаны по карте необъятной страны...

Поезд тронулся со станции "Тишина", но облегчения никто не почувствовал. Он просто двигался, унося их из одной мёртвой декорации в другую, ещё более пугающую. В вагоне воцарилось гнетущее молчание, которое было тяжелее крика. Пассажиры сидели на своих местах, глядя в пустоту. Ужас произошедшего был настолько абсурден, что мозг отказывался его принимать. Первым оправился Иван Громов. Он встал посреди вагона, расправив плечи, и обвёл всех тяжёлым, властным взглядом. — Так, граждане, без паники! — его голос, привыкший командовать, прорезал тишину. — То, что мы видели, — это, без сомнения, провокация...