SMART VIBES

Вишапы – драконьи стражи армянских высот В Армении разбросаны по высокогорным вулканическим склонам и пастбищам молчаливые свидетели древнего мира – вишапы (вишапакары), массивные монолиты, известные как «драконьи камни». Внимание ученых они привлекли более века назад, а вот их тайна начала раскрываться совсем недавно. Вишапы долго были объектом споров: то ли идолы, то ли пограничные камни. Но исследование 115-ти таких сооружений выявило их связь с культом воды, уводящим нас на 6 тысяч лет назад. Монолиты появились в халколитическую эпоху, около 4200–4000 годов до н.э. Радиоуглеродный анализ на горе Арарат, у местечка Тиринкатар, подтвердил эту датировку. То есть, они на тысячу лет старше, чем Стоунхендж. Перетаскивать многотонные глыбы в труднодоступные зоны в горах, куда можно было попасть только несколько недель в году, тогда могли только сообщества с сильной организацией. Это требовало невероятной сплоченности племен, возможно, под руководством жрецов или вождей, почитавших воду как источник жизни. Вишапы не разбросаны хаотично. Они группируются в двух поясах высот: на 1900 метров и 2700 метров над уровнем моря. Нижний пояс связан с пастбищами для скота, верхний — с таянием снегов и истоками рек. Все камни стоят у водоемов: родников, кратеров вулканов или древних каналов орошения, ведущих воду в долины для посевов. На горе Арарат их насчитывается дюжина, и каждый — плод огромного труда. Глыбы полировали со всех сторон, кроме «хвоста», оставленного грубым. Когда-то они торчали вертикально, как стражи, но время и землетрясения свалили их наземь. Формы камней очень разные, но все они несут отпечаток водной стихии. Поверхности блестят от полировки, узоры повторяют поведение воды: изгибы, как струи, и плавные линии, как рыбы в потоке. Никаких геометрических фигур или астрономических ориентиров — только природа, оживленная в камне. Ученые разделили вишапы на три типа. Первый — Vellus. Он стилизован под шкуру быка или коровы, символизирующую плодородие пастбищ и молоко, даруемое водой. Такой тип преобладает в нижних поясах, где скот пасется летом. Второй тип — Piscis. Это гладкие рыбы, отражающие течение рек и озер. Они доминируют наверху, у снежных ручьев, где вода только рождается. Третий, Hybrida, сочетает рыбу и шкуру — мост между мирами гор и равнин. Каждый камень — не просто скульптура, это тотем, сердце древнего культа, где вода почиталась как живое божество. В эпоху, когда засухи могли уничтожить урожай, вишапы служили оберегами. У высокогорных источников рыбы-тотемы молили снег таять вовремя, а в долинах шкуры-быки охраняли каналы от пересыхания. Перемещение стад и людей по горам сопровождалось паломничествами к камням и ритуалами благодарности или мольбами.

Странные дела творятся в небе: спрайты – электрические призраки верхней атмосферы Снимки алых вспышек над грозовыми тучами вызвали волну домыслов. Некоторые сравнивали их с межгалактическими существами, кто-то, насмотревшись сериалов, увидел потустороннее существо из «Очень странных дел». Однако космическое агентство NASA быстро опровергло такие версии, пояснив, что все естественно. Эти огни — хоть и редкое атмосферное явление, но вполне обычное. Называют его «спрайт» или стратосферные возмущения от интенсивной грозовой электризации. Тот самый «декабрьский» спрайт, который разлетелся по интернету, был снят с земли над замком Шато-де-Бейнак в Дордони (юго-запад Франции). Спрайты относятся к транзитным световым явлениям (TLE — Transient Luminous Event), также известным как красная молния. В отличие от обычных разрядов, которые бьют вниз к земле, эти вспышки устремляются вверх в атмосферу. Они возникают на высоте около 80 километров, на границе нижней ионосферы, где температура падает до минус 120 градусов Цельсия. Для сравнения, типичные молнии ограничиваются 16-километровой высотой. Как формируются спрайты? Это требует особых условий: сочетания высоты, мощного заряда в облаках и низкого давления. Они появляются как ответ на сильные удары молнии, которые сбрасывают большой заряд вниз, создавая избыток противоположного заряда в верхней части облака. Если электрическое поле достаточно интенсивно, за доли секунды возникает вторичный разряд, спрайт, высоко над облаком, в области очень низкого давления. Такие вспышки длятся всего несколько миллисекунд, их формы варьируются: от колонн и гигантских морковок с голубыми усиками до медуз размером с небольшой город. Красный оттенок возникает из-за взаимодействия с молекулами азота в воздухе. Это явление предсказали теоретически еще в 1924 году, но реально зафиксировали только в 1989-м, когда физики из Университета Миннесоты засняли его случайно. С тех пор спрайты еще не поняты до конца и продолжают удивлять. В июле этого года Международная космическая станция запечатлела красную грозу с молниями над Мексикой и юго-западными районами США. А в 2022 году ураган Николь устроил настоящее световое шоу из спрайтов перед тем, как достичь Флориды, подтвердив их связь с мощными штормами. Учёный-любитель Николас Эскурат из проекта Spritacular регулярно ловит их с земли — и именно его кадр из Дордони НАСА выбрало для календаря на декабрь 2025 года. Хотя чаще всего такие разряды фиксируют из космоса или специальными камерами, спрайты вполне реально поймать и невооруженным глазом — правда, при очень жестких условиях. Нужно находиться в 300–600 км от мощной грозы, чтобы тучи были точно на горизонте, а небо над головой должно быть очень темным. Лучшие точки наблюдения: прерии США (Техас, Оклахома), юго-запад Франции, север Италии, Венгрия, Квинсленд в Австралии. В таких местах спрайт выглядит как тусклая красная медуза или столб, вспыхивающий на 1–2 секунды высоко над далекой грозой. В России спрайты наблюдают тоже, хотя и реже. Их фиксируют над мощными летними штормами европейской части страны — особенно над Поволжьем, Краснодарским краем и Северным Кавказом. С земли их ловят астрономы-любители. Регулярно записывают красные вспышки на камеры высокогорные обсерватории на Кавказе и Алтае. Космонавты Роскосмоса часто фотографируют спрайты с МКС, именно над югом и центром России. Так что небесные медузы летают и над нами. И их даже можно увидеть, если оказаться в правильном месте в правильное время.

Как древние люди готовили дикий урожай Полвека палеоантропологи рисовали наших предков мясоедами-профессионалами: убил мамонта — сыт неделю, не убил — погрыз кору от безысходности. Растения якобы вошли в меню по-настоящему только 15-20 тысяч лет назад, когда случалась пресловутая «широкоспектральная революция» (резкое расширение рациона людей в конце плейстоцена-начале голоцена, термин, введённый в 1969 году американским археологом Кентом Флэннери). На деле всё было иначе, и намного интереснее. В испанской пещере Сима-дель-Элефанте в зубах гоминида возрастом 1,2 миллиона лет сохранились крошечные крахмальные зёрна диких трав — древнейшее прямое доказательство, что растительные углеводы появились в рационе ещё до появления неандертальцев и сапиенсов. На ашельских орудиях старше 700 тысяч лет остались следы переработки клубней и корнеплодов. Это значит, что с самого начала орудийной эры зелёная половина тарелки была не запасным вариантом, а равноправным блюдом. Неандертальцы в иракской пещере Шанидар 70 тысяч лет назад ели густую кашу из молотых злаков и бобовых — её остатки прилипли прямо к зубам. В австралийской стоянке Маджедбебе, куда наши предки пришли 65 тысяч лет назад, уже стояли настоящие каменные жернова: на них толкли ямс, саговые пальмы и плоды пандануса, а потом жарили всё это на сложных многослойных очагах. На берегу исчезнувшего озера Охало II в Израиле 23 тысячи лет назад собирали больше 140 видов растений: мелкие семена, водные клубни, дикий ячмень, овёс, орехи, кислицу и даже горчицу. В испанских пещерах 15-30 тысяч лет назад в ход шли седжи (осоковые), жёлуди, корни и клубни, которые сушили и хранили про запас. Готовили тоже не как попало. Горькие и ядовитые орехи вымачивали и прогревали на углях по многу часов. Крахмалистые клубни разбивали камнями, заворачивали в листья и запекали в золе — получалось почти современное пюре. Семена превращали в грубую муку, которую варили в кожаных мешках с раскалёнными камнями. Огонь не просто делал еду съедобной — он повышал её калорийность, разрушая клетчатку и антипитательные вещества. Ген амилазы AMY1, отвечающий за переваривание крахмала, удвоился и утроился задолго до первых полей: организм был хорошо знаком с углеводами и знал, что они будут поступать регулярно. Именно эта кулинарная изобретательность позволила расселяться нашим предкам там, где крупной дичи почти не было: в засушливой Австралии, в ледниковой Европе, в тропиках Новой Гвинеи. Там, где заканчивались стада, начинались леса, степи и болота — и их превращали в вегетарианские супермаркеты. Без умения выжимать еду из любого куста человечество просто не пережило бы ледниковые максимумы и не добралось бы до всех континентов. Предки не ждали прихода земледелия, чтобы перестать голодать. Они уже миллион лет назад владели настоящей дикой кухней.

Печальная судьба древней цивилизации долины Инда А ведь когда-то эта цивилизация процветала на достаточно обширной территории современного Пакистана и северо-запада Индии. В зените мощи, с 4500 по 3900 год до н. э., в эпоху зрелого хараппского этапа, там строили тщательно спланированные города с канализацией, общественными банями и складами для зерна. Жители развили сложную ирригацию, торговлю с Месопотамией и даже систему письма, которая не расшифрована полностью до сих пор. Река Инд служила артерией жизни: она питала поля, связывала города и обеспечивала стабильность для миллионов. Но после 3900 года до н.э. начался спад. Нет, не взрывной крах, а постепенное тихое угасание. И главную роль в нем сыграла природа. Но только вот, предыдущие теории винили во всем наводнения, а оказалось, наоборот, процветающую цивилизацию измором взяли засухи. Что подточило эту империю, стало понятно благодаря реконструкции климата Индской долины за 5000–3000 лет до н.э. Ученые смоделировали погодные условия по всему региону, опираясь на геохимию сталактитов и сталагмитов из двух пещер в Индии. Эти минералы фиксируют следы осадков и температур, как страницы древнего дневника. Дополнили данные записями уровня воды в пяти озерах северо-запада Индии, которые показывают, как менялись запасы влаги. Картина такая: за тысячелетие температура выросла на 0,5 градуса Цельсия, а среднегодовые осадки сократились на 10–20%. Это не резкий скачок, а медленное нарастание стресса, которое делало землю все менее и менее подходящей для земледелия. Между 4450 и 3400 годами до н.э. регион накрыли четыре затяжные засухи, каждая из которых длилась более 85 лет. Они охватили от 65 до 91% территории Индской долины. Последняя засуха, самая разрушительная, растянулась аж на 113 лет – с 3531 по 3418 год до н.э. Реки катастрофически мелели, поля трескались, скот погибал. Это не были случайные капризы погоды. Проблема коренилась в глобальных сдвигах, включая ослабление муссонов и изменения в циркуляции атмосферы. Раньше, 5000–4500 лет до н.э., люди селились в зонах с обильными дождями, подальше от главной реки. Но с первыми признаками дефицита воды стали мигрировать ближе к Инду, в поисках надежного водного источника. Засухи ударили по сердцу цивилизации – сельскому хозяйству. Инд обеспечивал ирригацию для пшеницы, ячменя и хлопка, но, когда уровень воды падал, урожаи хирели. Города, зависевшие от избытка зерна, пустели. Археологи фиксируют резкое сокращение населения и инфраструктуры именно во время финальной 113-летней катастрофы. Она привела к масштабной деурбанизации – отказа от мегаполисов в пользу мелких ферм. Общество, построенное на торговле и централизованном управлении, столкнулось с голодом и миграциями. Инд оставался последней надеждой в создавшемся хаосе. Его стабильный поток позволял выживать у берегов, даже когда притоки высыхали. Но и он не выдержал финального натиска в 113 лет.

Свиная грудинка из калифорнийской лаборатории: ни одно животное не пострадало В этом году компания Mission Barns получила зелёный свет от министерства сельского хозяйства США — у них теперь есть право продавать свиные продукты, выращенные из клеток живой свиньи. Та самая свинья, породы Йоркшир, резвится в своем загоне, живая и здоровая, пока её клетки превращаются в бекон, фрикадельки и салями. Процесс начинается с крошечного образца — клетки берут практически безболезненно, как биопсию. Их помещают в биореактор, похожий на огромный аквариум с питательной жидкостью, которая копирует среду внутри тела. Чтобы клетки не плавали бесцельно, инженеры придумали губчатую основу — пористую, с множеством щелей и углублений. Здесь они растут и накапливаются, формируя массу, из которой потом делают еду. Никаких генетических фокусов или добавок — просто правильные условия. Готовый продукт не пытается имитировать целую тушу. Вместо этого Mission Barns смешивает культивированный жир с растительными основами и специями, создавая простые формы: шарики для фрикаделек, полоски для бекона, фарш для салями. Это упрощает дело — не нужно копировать сложные волокна свиной вырезки. Бекон пропитывают ароматом дымка, как в старом семейном рецепте, фрикаделькам придают упругость, чтобы они держали форму при варке, а салями подвяливают для того самого вкуса с кислинкой. Компания следит, чтобы всё вело себя предсказуемо: нейтральный запах сырья, сбалансированный pH для сохранности белков, и никаких сюрпризов при жарке. Никто не должен переучиваться готовить — мясо должно жариться, как всегда. Пока попробовать такое — редкость. Но, всё же, реально. Например, в маленьком итальянском ресторанчике в Беркли или на полке местной лавки, по 14 долларов за упаковку из восьми фрикаделек — цена на уровне элитной органики. Масштабировать такую кухню непросто. Клетки капризны: без опоры они не растут, среда должна быть идеальной, чтобы не испортить вкус. Но зато это убирает вопросы этики и экологии животноводства. Одна свинья даёт клетки на тонны продукта, при этом продолжая жить. Главная проблема на данный момент в цене. Но Mission Barns не стоит на месте — они продают биореакторы конкурентам и экспериментируют с размерами, чтобы цены сравнялись с фермерскими. В мире, где бургеры из пробирки уже в меню, такая грудинка кажется уже повседневностью. Россия не остаётся в стороне. Над этим направлением у нас тоже работают: в 2019 году Очаковский комбинат пищевых ингредиентов вырастил первую котлету из клеток телёнка породы абердин-ангус (без вреда животному), в 2020-м биотехнологическая лаборатория 3D Bioprinting Solutions совместно с KFC представили напечатанные на биопринтере куриные наггетсы, а университет ИТМО создал самообновляющиеся клеточные линии (способные к неограниченному делению) для будущих стейков. Продукты пока только лабораторные, коммерческих продаж нет, но технологии уже позволяют получать настоящие мышечные и жировые ткани без убоя, и учёные рассчитывают к 2030 году вывести цену на уровень обычного мяса премиум-класса.