Прошлое

Как древние люди готовили дикий урожай Полвека палеоантропологи рисовали наших предков мясоедами-профессионалами: убил мамонта — сыт неделю, не убил — погрыз кору от безысходности. Растения якобы вошли в меню по-настоящему только 15-20 тысяч лет назад, когда случалась пресловутая «широкоспектральная революция» (резкое расширение рациона людей в конце плейстоцена-начале голоцена, термин, введённый в 1969 году американским археологом Кентом Флэннери). На деле всё было иначе, и намного интереснее. В испанской пещере Сима-дель-Элефанте в зубах гоминида возрастом 1,2 миллиона лет сохранились крошечные крахмальные зёрна диких трав — древнейшее прямое доказательство, что растительные углеводы появились в рационе ещё до появления неандертальцев и сапиенсов. На ашельских орудиях старше 700 тысяч лет остались следы переработки клубней и корнеплодов. Это значит, что с самого начала орудийной эры зелёная половина тарелки была не запасным вариантом, а равноправным блюдом. Неандертальцы в иракской пещере Шанидар 70 тысяч лет назад ели густую кашу из молотых злаков и бобовых — её остатки прилипли прямо к зубам. В австралийской стоянке Маджедбебе, куда наши предки пришли 65 тысяч лет назад, уже стояли настоящие каменные жернова: на них толкли ямс, саговые пальмы и плоды пандануса, а потом жарили всё это на сложных многослойных очагах. На берегу исчезнувшего озера Охало II в Израиле 23 тысячи лет назад собирали больше 140 видов растений: мелкие семена, водные клубни, дикий ячмень, овёс, орехи, кислицу и даже горчицу. В испанских пещерах 15-30 тысяч лет назад в ход шли седжи (осоковые), жёлуди, корни и клубни, которые сушили и хранили про запас. Готовили тоже не как попало. Горькие и ядовитые орехи вымачивали и прогревали на углях по многу часов. Крахмалистые клубни разбивали камнями, заворачивали в листья и запекали в золе — получалось почти современное пюре. Семена превращали в грубую муку, которую варили в кожаных мешках с раскалёнными камнями. Огонь не просто делал еду съедобной — он повышал её калорийность, разрушая клетчатку и антипитательные вещества. Ген амилазы AMY1, отвечающий за переваривание крахмала, удвоился и утроился задолго до первых полей: организм был хорошо знаком с углеводами и знал, что они будут поступать регулярно. Именно эта кулинарная изобретательность позволила расселяться нашим предкам там, где крупной дичи почти не было: в засушливой Австралии, в ледниковой Европе, в тропиках Новой Гвинеи. Там, где заканчивались стада, начинались леса, степи и болота — и их превращали в вегетарианские супермаркеты. Без умения выжимать еду из любого куста человечество просто не пережило бы ледниковые максимумы и не добралось бы до всех континентов. Предки не ждали прихода земледелия, чтобы перестать голодать. Они уже миллион лет назад владели настоящей дикой кухней.

Печальная судьба древней цивилизации долины Инда А ведь когда-то эта цивилизация процветала на достаточно обширной территории современного Пакистана и северо-запада Индии. В зените мощи, с 4500 по 3900 год до н. э., в эпоху зрелого хараппского этапа, там строили тщательно спланированные города с канализацией, общественными банями и складами для зерна. Жители развили сложную ирригацию, торговлю с Месопотамией и даже систему письма, которая не расшифрована полностью до сих пор. Река Инд служила артерией жизни: она питала поля, связывала города и обеспечивала стабильность для миллионов. Но после 3900 года до н.э. начался спад. Нет, не взрывной крах, а постепенное тихое угасание. И главную роль в нем сыграла природа. Но только вот, предыдущие теории винили во всем наводнения, а оказалось, наоборот, процветающую цивилизацию измором взяли засухи. Что подточило эту империю, стало понятно благодаря реконструкции климата Индской долины за 5000–3000 лет до н.э. Ученые смоделировали погодные условия по всему региону, опираясь на геохимию сталактитов и сталагмитов из двух пещер в Индии. Эти минералы фиксируют следы осадков и температур, как страницы древнего дневника. Дополнили данные записями уровня воды в пяти озерах северо-запада Индии, которые показывают, как менялись запасы влаги. Картина такая: за тысячелетие температура выросла на 0,5 градуса Цельсия, а среднегодовые осадки сократились на 10–20%. Это не резкий скачок, а медленное нарастание стресса, которое делало землю все менее и менее подходящей для земледелия. Между 4450 и 3400 годами до н.э. регион накрыли четыре затяжные засухи, каждая из которых длилась более 85 лет. Они охватили от 65 до 91% территории Индской долины. Последняя засуха, самая разрушительная, растянулась аж на 113 лет – с 3531 по 3418 год до н.э. Реки катастрофически мелели, поля трескались, скот погибал. Это не были случайные капризы погоды. Проблема коренилась в глобальных сдвигах, включая ослабление муссонов и изменения в циркуляции атмосферы. Раньше, 5000–4500 лет до н.э., люди селились в зонах с обильными дождями, подальше от главной реки. Но с первыми признаками дефицита воды стали мигрировать ближе к Инду, в поисках надежного водного источника. Засухи ударили по сердцу цивилизации – сельскому хозяйству. Инд обеспечивал ирригацию для пшеницы, ячменя и хлопка, но, когда уровень воды падал, урожаи хирели. Города, зависевшие от избытка зерна, пустели. Археологи фиксируют резкое сокращение населения и инфраструктуры именно во время финальной 113-летней катастрофы. Она привела к масштабной деурбанизации – отказа от мегаполисов в пользу мелких ферм. Общество, построенное на торговле и централизованном управлении, столкнулось с голодом и миграциями. Инд оставался последней надеждой в создавшемся хаосе. Его стабильный поток позволял выживать у берегов, даже когда притоки высыхали. Но и он не выдержал финального натиска в 113 лет.