Писатель | Медь

- Переедешь в пансионат, а квартиру продадим. Папа, понимаешь, что это для твоего же блага? - тетя Галя говорила уверенно, как с трибуны вещала. - Квартира слишком большая, тебе тяжело за ней следить! - Галочка, мне восемьдесят два, а не сто двадцать, - дед отвечал устало, будто эту сценку они разыгрывали уже в сотый раз. - Вот именно! В твоем возрасте нужен профессиональный уход! В пансионате «Золотая осень» такие условия... Я стояла за дверью и не могла заставить себя войти. В руках был картонный...

- Вы что наделали? Моя дипломная работа, все пропало! - я в полуобморочном состоянии визжала посреди комнаты рядом с ноутбуком, с которого стекала вода. - Он же не включается! - Алиночка, ты же умная девочка, образованная, - Нина Петровна стояла посреди нашей гостиной, и голос ее был таким... сладким, что зубы сводило. - Помешались вы все на этих компьютерах! Вот в мое время писали от руки. И никакие материалы не пропадали. Почему же ты не распечатала свой диплом? - Нина Петровна, - выдохнула я, стараясь говорить спокойно, хотя сдерживалась с трудом, - это мой дипломный проект...

- Денег не дам. Ни на курсы, ни на другие Ленкины идеи, справляйтесь сами, - отрезала я. - Хватит, надоело! - Неужели ты считаешь, что я, твоя родная мать, могу просить у тебя что-то лишнее, необоснованное, что-то такое, что разорит тебя или поставит в неудобное положение? Да я скорее язык себе откушу, чем попрошу у собственной дочери копейку лишнюю! Мама стояла посреди моей кухни. В руках она держала кружку, мою любимую, с видом на Прагу, которую я берегла как зеницу ока. Привезла сто лет назад из Чехии, куда съездила на три дня между двумя особо жирными сделками...

- Олеся, милая, я же объяснила, на этой неделе деньги уже распределены, - свекровь стояла в дверях своей квартиры, скрестив на груди полные руки. - Димочка получит зарплату через две недели, потерпи. У тебя же есть крупы и макароны. Что еще нужно для молодой семьи? С голоду не умрете. Я сдерживалась как могла, но внутри все кипело. - Наталья Игоревна, мне нужны элементарные средства гигиены, - сказала я. - Это не прихоть, это необходимость. Свекровь поморщилась, будто я сказала что-то неприличное...

- Двести рублей? На колготки? - Сергей отложил телефон и строго посмотрел на жену. - Марина, ты же понимаешь, что это уже третья пара за месяц? - Вторая, - тихо поправила она. - И те порвались еще в августе. - Вот именно. Порвались. Потому что ты не умеешь обращаться с вещами. Моя мать, между прочим, одни колготки носила по два года. Марина промолчала. Бесполезно было объяснять что-либо. Впрочем, свекрови не стало задолго до их знакомства, и все рассказы о ее феноменальной бережливости существовали только для того, чтобы «приструнить» жену...

Вот я и приехала в Сосновку. После московской духоты здесь дышится особенно легко. Кажется, будто воздух настоян на смоле и полевых травах. Автобус, пыхтя, как старый мерин, довез меня до поворота. А дальше три километра я шла пешком по разбитой грунтовке. И вот она, деревня моего детства. Только совсем уже не та, которую я помнила. Жилых домов осталось с десяток. Остальные стоят с выбитыми окнами. Крыши провалились, крапива в человеческий рост забила дворы. Тетя Клава умерла две недели назад. Схоронили ее без нас, Денис был в командировке, а я просто не успела...

- Это конец, я ...все? - прямо спросила Марина. - Только скажите, пожалуйста, правду. - Не волнуйтесь, - сказала доктор Вера Павловна, - анализы плохие, да. Но… нужны дополнительные. Давайте так, я запишу вас на понедельник, а потом посмотрим. Самое главное, не волнуйтесь! - То есть, это может быть просто... ? - взволнованно спросила Марина. - Все может быть. Идите домой и не накручивайте себя. Марина вышла из поликлиники в состоянии странной невесомости. Март выдался на редкость теплым, снег сошел рано...

- Наташенька, а что это у тебя суп гороховый какой-то жидковатый? - Светлана подняла ложку на уровень глаз, разглядывая содержимое с таким выражением лица, будто изучала лабораторный препарат сомнительного происхождения. - Я вот всегда говорю, суп должен быть таким, чтобы ложка стояла. А у тебя тут... водичка с овощами. Я стояла у плиты с половником в руке, чувствуя, как по позвоночнику медленно ползет знакомое покалывание, предвестник бури. Третий день. Всего три дня прошло с момента, как моя золовка...

- Маша, я не буду я платить! Запиши на себя продукты! Что значит «не могу»? Ты в этом магазине работаешь или где? - Валентина Ивановна стояла у кассы, размахивая пакетом гречки, как боевым знаменем. Очередь за ней колыхнулась, как море в бурю. Бабка с тележкой, полной кефира, цокнула языком. Мужик в спецовке отвернулся к стеллажу с шоколадками изучать состав. - Валентина Ивановна, - я старалась говорить ровно, хотя руки уже тряслись, - я вам объясняла, у нас нет системы записи товаров на сотрудников...

- Лидочка, ты же понимаешь, что Анечке без этих денег просто не выжить? - мамин голос в трубке срывался, я на секунду усомнилась, может, она и правда плачет. - У нее же дети! Маленькие дети! - Мам, им четырнадцать и шестнадцать лет. - Ну и что? Они же еще несовершеннолетние! И потом, ты же знаешь, какой у нее муж... Я знала. Муж у Анечки был третий по счету и такой же никчемный, как предыдущие два. Впрочем, предыдущих она хотя бы имела совесть называть «бывшими», а этого почему-то упорно держала при себе, как драгоценную фамильную реликвию, бесполезную, но выбросить ее жалко...

- Муж тебя бросил, а ты простила! Анна, это просто невозможно, немыслимо, недопустимо! - Лена всплеснула руками. - Женщина в твоем положении, в твоем, прости господи, возрасте должна... Должна страдать! Рыдать! А ты что удумала? «Желаю счастья»? Да ты в своем уме? Кто ж мужиками разбрасывается... Я смотрела на мою лучшую подругу и думала о том, что она не права. Она возмущалась, кричала, думая, что моя жизнь кончилась, когда муж меня бросил. А я понимала, что, наоборот, начинаю все заново. Все началось пару часов назад...