Он долго молчал, его пальцы барабанили по столу – редкий признак внутреннего беспокойства.
— Анна Анатольевна… Аня. — Он впервые назвал меня по имени. Просто «Аня». От этого в груди всё сжалось. — Вы… необыкновенная женщина. Умная, сильная, терпеливая. За эти недели вы… вы изменили мой взгляд на многое.
Он сделал паузу, подбирая слова с нехарактерной для него тщательностью.
— Но я здесь, потому что ваш отец заплатил за мои услуги. Моя задача – ваша безопасность. И… и самый большой риск для безопасности охраняемого лица – это эмоциональная связь с охраной. Она затуманивает judgment. Заставляет принимать решения сердцем, а не головой. В моей работе это смертельно. Для вас.
— Вы говорите как по учебнику, — сказала я, и голос мой дрогнул.
— Потому что это правда, высеченная на могилах тех, кто эту правду проигнорировал, — его голос стал жёстче, но в нём звучала боль. — Я не могу… я не имею права позволить себе то, что чувствую. Пока я рядом с вами как профессионал. Пока над вами нависает угроза. Это было бы предательством вашего отца, который доверил мне самое ценное. И предательством по отношению к вам, потому что я мог бы… в решающий момент… ошибиться. Из-за вас.
Он встал, подошёл к окну, спиной ко мне. Его плечи были напряжены.
— Я надеюсь, — продолжал он тише, — я очень надеюсь, что мы с вашим отцом скоро разберёмся с этими людьми. Что угроза будет нейтрализована. И тогда… тогда мой контракт закончится. И я перестану быть вашим телохранителем. И если после этого… если вы всё ещё будете меня помнить… то, возможно, я позвоню. Не как наёмник. А как человек. Который… который тоже что-то почувствовал.
Я сидела, сжимая в руках карандаш так, что он чуть не сломался. В его словах не было отказа. В них была чудовищная, железная дисциплина и ответственность, которые вызывали во мне ещё большее уважение и… любовь. Он не отталкивал меня. Он откладывал. Потому что сейчас его долг – моя жизнь. И он ставил эту жизнь выше возможного счастья.
— Вы даёте мне надежду, — сказала я очень тихо.
Он обернулся. Его лицо в свете настольной лампы было усталым и бесконечно серьезным.
— Я даю вам обещание дожить до того дня, когда можно будет об этом говорить. А пока… прошу вас. Поймите меня и… постарайтесь отодвинуть эти чувства. Для вашего же блага. Для нашей общей цели – вашей безопасности.
Он подошёл, осторожно взял мою руку, не как возлюбленный, а как рыцарь, присягающий на верность. Его пальцы были тёплыми и шершавыми.
— Доверьтесь мне в этом. Как доверились в остальном.
Я кивнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы, но я их сдержала. Он был прав. Абсолютно, безнадёжно прав. Роман в осаждённой крепости был невозможен. Он мог стоить нам обоим жизни.
— Я понимаю, Игорь. Буду ждать. Того дня.
Он кивнул, выпустил мою руку и, не сказав больше ни слова, ушёл в свою комнату. Дверь закрылась негромко, но очень окончательно.
Той ночью я плакала в подушку. От обиды на судьбу, от страха, от нежности к этому невероятному человеку. Но сквозь слёзы пробивалась и стальная нить. Его обещание. Его надежда. И его невероятная, жёсткая честность. Теперь у меня была не просто цель – выжить. У меня была мечта – дожить. Дожить до того дня, когда он позвонит. Не как телохранитель. Как человек.
А на следующий день пришли новости от отца. Новости, которые перевернули всё с ног на голову и заставили забыть о личных драмах. Тендер был выигран. Но вечером того же дня на пороге загородного дома отца нашли… не патрон. Нашли мёртвую ворону с перерезанным горлом. И записку, нацарапанную на обрывке картона: «Поздравляем с победой. Первый приз – она. Следующая птица будет не вороной».
Война только что перешла в свою самую опасную фазу.
***
Холод пришёл внезапно. Батареи в моём доме, обычно досаждавшие избыточным теплом, вдруг остыли, будто в них вылили ушат ледяной воды. Управляющая компания развела руками: «Авария на магистрали, ремонт на днях». Дни, однако, тянулись, а в квартире становилось всё зябче. Я достала все тёплые вещи – свитера, пледы, но дрожь въедалась в кости. Особенно по ночам.
Игорь, казалось, не замечал холода. Он носил всё ту же тонкую футболку и камуфляжные штаны, двигался с привычной энергетичной экономией, будто вырабатывал внутреннее тепло. Но однажды утром, когда я вышла из спальни в двух свитерах и с носовым платком в руках, он, взглянув на меня, нахмурился.
— Вы простудитесь. Нужна тёплая одежда. Для дома.
— У меня есть всё это, — я махнула рукой на свитер.
— Это не рассчитано на долгое пребывание в холоде. Нужны термобельё, флис, тёплые носки. И нормальная домашняя одежда.
— Заказать с доставкой? — предложила я, но уже знала ответ.
Он покачал головой. — Рискованно. Неизвестный курьер у двери – нежелательный элемент. Тем более сейчас. — Он имел в виду историю с вороной. После того «подарка» уровень угрозы в его глазах взлетел до небес. Он почти не спал, постоянно находясь на связи со своей командой, которая теперь плотно работала с отцом. — Поедем сами. Быстро, по заранее спланированному маршруту. В большой торговый центр, в субботу утром – толпа, анонимность.
Сама мысль о выходе «в свет», даже под его охраной, вызвала прилив странного волнения. Я почти забыла, что такое обычный поход по магазинам.
— Только… мне нужно и для вас что-то выбрать, — сказала я, глядя на его лёгкую одежду.
— Мне не нужно, — отрезал он.
— Нужно, — настаивала я. — Вы же тоже мёрзнете, просто не показываете. И если вы заболеете, кто будет меня охранять? С логистической точки зрения, — добавила я, пародируя его любимый термин, — это нерационально.
Он хмыкнул, коротко, но это был почти смех. — Хорошо. Быстро и по делу.
Подготовка к выезду напоминала планирование спецоперации. Игорь изучил план торгового центра, выбрал парковочное место у выхода, наметил путь до магазина спортивных товаров и обратно. Время – не более сорока минут.
— Никаких отвлечений, никаких кафе, — строго сказал он, помогая мне надеть пуховик. Его пальцы на секунду задержались на моём воротнике, поправляя его. Это простое, заботливое движение заставило моё сердце ёкнуть. С того разговора мы держались в рамках строгого, почти профессионального нейтралитета, но эти мелочи выдавали его.
Машина, невзрачный седан, ждала во дворе. Поездка прошла в молчании. Он постоянно смотрел в зеркала, его взгляд сканировал окружение. Но когда мы въехали на переполненную парковку торгового центра и растворились в потоке машин, он немного расслабился. Толпа здесь была нашим союзником.
В магазине спортивных товаров пахло синтетикой и свежестью. Я, как заправский снабженец, взяла корзинку и повела его к стеллажам с термобельём.
— Вот, смотрите, есть из мембранной ткани, отводит влагу, — я протянула ему упаковку.
Он взял, оценивающе посмотрел на состав. — Это для высокой активности. Для статичного наблюдения в квартире – перегреетесь. Лучше вот это, с большим содержанием шерсти мериноса.
Мы спорили о достоинствах флиса и полартека, как две домохозяйки на рынке. Я набрала ему комплект тёмно-синего термобелья, тёплые носки, плотную флисовую толстовку угольного цвета. Он выбрал для меня что-то подобное, но в серых и бордовых тонах. Его выбор был практичен и точен, как всё, что он делал.
— Теперь домашняя одежда, — объявила я, направляясь в соседний отдел. — Халаты, пижамы…
Он последовал за мной с выражением человека, которого ведут на нежеланную, но неизбежную церемонию. Отдел встретил нас радужным безумием: пижамы с оленями, в смешных животных, с надписями «Не будить», халаты в виде костюмов динозавров.
Я не удержалась. Взяла с вешалки пижаму для взрослых в виде единорога – розовую, с рогом на капюшоне и блёстками.
— Вот, Игорь, ваш размер вроде бы, — сказала я с самым невинным видом, протягивая ему.
Он посмотрел на розовое месиво в моих руках, потом на меня. Его брови медленно поползли вверх. В его гладах вспыхнула искра – не гнева, а чистого, неподдельного, почти детского изумления.
— Вы серьёзно?
— Абсолютно. Термобелье под ней будет отлично сочетаться. И в случае проникновения – ослепите противника своим сиянием.
Он взял пижаму. Держал её перед собой, как неопознанный биологический объект. Потом его взгляд упал на соседнюю вешалку. Там висела пижама в виде огромного ленивца, зелёно-коричневая, с капюшоном, изображавшим голову животного с полузакрытыми глазами.
— Тогда вам – вот это, — сказал он, снимая ленивца. — Как раз под ваше настроение по утрам.
Мы стояли посреди отдела, держа в руках эти нелепые костюмы, и вдруг я не выдержала – рассмеялась. Это был смех, которого во мне не было неделями – лёгкий, звонкий, освобождающий. И он… он присоединился. Сначала это было тихое, сдержанное похрипывание, но потом его плечи задрожали, и он засмеялся по-настоящему. Глубоко, от души. Его лицо преобразилось. Морщинки у глаз стали лучиками, шрам на щеке изогнулся, следуя за улыбкой, а в серых глазах светился тёплый, живой огонь. Он выглядел… моложе. Легче. По-человечески.
— Представляю, что бы сказали ребята из команды, — выдохнул он, вытирая слезу от смеха.
— А что бы сказал мой отец, увидев своего супер-агента в розовом единороге? — продолжала я, едва переводя дух.
— Он бы, наверное, увеличил мне гонорар за моральный ущерб, — пошутил Игорь. И это было чудо – он шутил!
Мы, смеясь, повесили пижамы на место и выбрали что-то нормальное: мне – мягкий тёмно-синий халат из флиса, ему – такую же тёмную, практичную пижаму. Но настроение уже было испортить невозможно. Этот смех, этот миг беззаботного, почти обыденного безумия стал оазисом в нашей пустыне страха и напряжения.
На кассе он, как и договаривались, расплатился наличными. Пока девушка пробивала товары, он стоял чуть сзади, наблюдая за окружением, но теперь его осанка была не такой жёсткой, а уголки губ всё ещё хранили следы улыбки.
В машине, когда мы выехали с парковки, он вдруг сказал, глядя на дорогу:
— Спасибо.
— За что? За пижаму-единорога? — улыбнулась я.
— За этот смех. Он был… необходим. — Он повернул голову, и его взгляд на секунду встретился с моим. В нём была благодарность и та самая невысказанная нежность, которую мы оба вынуждены были держать в узде. — Я давно так не смеялся. Кажется, с тех пор, как мы с ребятами на учениях…
Он не договорил, но я поняла. Его мир до меня состоял из долгих лет службы, опасных командировок, потерь и железной дисциплины. Простые человеческие радости в нём были редкими гостями.
— Мне тоже было хорошо, — тихо призналась я. — Почти как в старой жизни. Только с вооружённой охраной.
Он снова хмыкнул. Дорога домой прошла в лёгком, почти comfortable молчании. Слов не требовалось. Мы везли в пакетах не просто тёплую одежду. Мы везли с собой общую память о вспышке счастья, крошечное доказательство того, что нормальная жизнь где-то там ещё существует.
Дома, пока я разогревала суп, он переоделся в новое термобельё и флиску. Вышел на кухню, и я невольно отметила, как мягкая ткань скрыла привычную резкость его силуэта, сделала его более… домашним.
— Удобно? — спросила я.
— Эффективно, — кивнул он, но по тому, как он потянул плечи, чувствуя мягкость ткани, я поняла, что ему действительно комфортно. — Температура в квартире плюс шестнадцать. В таком можно дежурить всю ночь без потерь.
— Не «можно», а «нужно» идти спать, — сказала я, ставя перед ним тарелку. — Вы же почти не спите. Сегодня я буду дежурить у мониторов.
Он резко поднял голову. — Это исключено.
— Почему? Вы научили меня пользоваться системой. Я вижу те же камеры, что и вы. Я буду будить вас при малейшем сомнении. Но вам нужен хотя бы один полноценный цикл сна. Вы же сами говорили – уставший телохранитель хуже, чем никакого.
Он смотрел на меня, и в его гладах шла борьба. Профессиональный долг против железной логики моих аргументов и… против явной заботы, которую он в них слышал.
— Четыре часа, — наконец сдался он. — Не больше. И спите тут, на диване, чтобы в случае чего я был в трёх шагах.
— Договорились, капитан, — улыбнулась я.
Поздно вечером, закутавшись в новый халат, я устроилась на диване с ноутбуком, выводя на экран картинку с камер. Игорь, после недолгого сопротивления, ушёл в свою комнату. Прошло около часа. В квартире было тихо, только шуршал марсик где-то в комнате. Внезапно дверь в гостевую приоткрылась. Игорь вышел, босиком, в тех самых тёмных пижамных штанах и флиске. Он выглядел… непривычно. Без оружия на поясе, без той привычной боевой собранности. Просто уставший мужчина.
— Не спится, — тихо сказал он. — Привык, что контроль у меня.
— Всё спокойно, — показала я на экран. — Ни одной живой души. Кроме кота, который только что пытался стащить колбасу со стола.
Он подошёл, сел на противоположный конец дивана, внимательно посмотрел на мониторы. Его близость, даже на расстоянии, согревала лучше любого халата.
— Вы были правы, — вдруг сказал он, не глядя на меня. — Этот выезд… эта «нормальность»… она дала больше, чем просто одежду. Она напомнила, за что мы боремся. Не просто за выживание. А за право на вот это. На простой поход в магазин. На смех. На выбор пижамы с оленями или без.
Я смотрела на его профиль, освещённый голубоватым светом экрана. Шрам, теперь знакомый до боли, казался не отметиной опасности, а частью его лица, частью этой сложной, сильной личности.
— Мы это право вернём, Игорь. Я верю.
Он повернулся ко мне. В полумраке его глаза были тёмными, но в них не было зимней стужи. Была твёрдая решимость.
— Да. Вернём. Обещаю.
Он пробыл со мной ещё с полчаса, молча наблюдая за экранами, а потом, словно убедившись, что я справляюсь и мирно, ушёл досыпать. Я осталась одна, но чувство одиночества не приходило. Вместо него было странное, тёплое чувство товарищества, доверия и той самой надежды, которую он мне подарил. Надежды не только на жизнь, но и на то, что после всего этого у нас будет шанс. На пижамы без оленей. На смех без оглядки. На жизнь без тени.
***
Холод, завладевший квартирой, оказался лишь предвестием хаоса. Батареи безжизненно молчали уже пятый день. Мы приспособились: термобельё, флисовые халаты, грелки. Но в стенах старого дома таилась иная угроза – его изношенные коммуникации.
Беда пришла под утро. Я проснулась от странного, похожего на шипение звука, доносившегося из санузла. В предрассветной полутьме я наткнулась на лужу на полу в коридоре. Вода, ледяная и мутная, сочилась из-под двери в ванную.
– Игорь!
Он вылетел из своей комнаты быстрее, чем я успела испугаться. Без рубашки, лишь в пижамных штанах, с пистолетом в руке – инстинкт сработал на угрозу. Увидев воду, он мгновенно переключился. Пистолет исчез за поясом.
– Где источник? – голос был резким, командным.
– В ванной! Из-под двери!
Он рванулся вперёред, его босые ноги шлёпали по ледяной воде. Я бросилась следом. В ванной царил ад. Из стенки за унитазом била тонкая, упругая струя воды, с свистом ударяясь о кафель и разбрызгиваясь по всей комнате. Пол уже был покрыт слоем воды в несколько сантиметров.
– Клапан! Где общий стояк? – закричал он мне, перекрывая шум воды.
– В подъезде, на площадке! Ключ в прихожей, в ящике!
– Беги, перекрывай! Сейчас!
Я выскользнула из ванной и побежала в прихожую, поскальзываясь на мокром паркете. Сердце колотилось. Я нашла длинный ржавый ключ-барашек, выскочила на лестничную клетку. Холодный воздух обжёг лёгкие. Я бросилась к металлическому шкафчику со счетчиками, откинула крышку. Внутри – лабиринт труб и вентилей. Паника сжала горло. Я не помнила, какой именно! Их было три.
– Анна! – его голос донёсся из квартиры. – Быстрее!
Я наугад схватилась за первый вентиль, попыталась повернуть. Не поддавался. Второй. Третий. Отчаяние подступало. Вдруг за моей спиной возникла тень. Игорь. Он был мокрый с головы до ног, его волосы липли ко лбу, вода стекала с подбородка.
– Отойди!
Он грубо отстранил меня, его глаза быстро пробежали по трубам. Он определил нужный вентиль – не тот, за который я пыталась взяться. Ухватился за него обеими руками, напрягшись. Мускулы на его спине и плечах вздулись под мокрой тканью флиски. Вентиль с скрипом, но поддался. Свист воды из квартиры стих, сменившись на бульканье и тишину.
Мы стояли, тяжело дыша, в облаке пара от нашего дыхания на холодной лестничной клетке. Потом он, не говоря ни слова, развернулся и зашагнул обратно в квартиру. Я пошла следом.
Разруха была удручающей. Вода уже выплеснулась из ванной, залила коридор, подбиралась к порогу гостиной. Холодный, гнилостный запах сырости висел в воздухе.
Игорь прошёл прямо в ванную. Я застыла в дверях. Он стоял, рассматривая злополучную трубу. Струя уже не била, но вода всё ещё сочилась из лопнувшего соединения. Напор был сброшен, но не убран полностью. Нужно было вызывать сантехника, но это означало пустить в дом постороннего человека. Сейчас. Пока не затопило соседей снизу.
– Держи, – он сорвал с полотенцесушителя махровое полотенце, скомкал его. – Как только я уберу руку, подставляй, пытайся заткнуть. Но течь будет сильная.
– Что ты собираешься делать? – спросила я, не понимая.
Вместо ответа он подошёл к трубе, оценивающе посмотрел на место свища. Потом, без лишних слов, с силой надавил на него… большим пальцем. Точнее, попытался. Струя, пусть и ослабленная, била с таким давлением, что просто палец не держал. Вода хлестала ему в лицо, за шиворот.
– Чёрт, – просто сказал он. Отступил на шаг. И сделал то, чего я никак не ожидала.
Он схватил за полы свою тёмно-серую флисовую толстовку – ту самую, купленную в магазине, – и одним резким движением стянул её через голову. Мокрая ткань с шумом шлёпнулась в лужу на полу.
А узнать, что будет дальше, вы сможете из следующей части:
Как вам впечатления от прочитанного? Нравится рассказ? Тогда можете поблагодарить автора ДОНАТОМ! Для этого нажмите на черный баннер ниже:
Первая часть, для тех, кто пропустил - здесь:
Читайте и другие наши рассказы:
Пожалуйста, оставьте хотя бы пару слов нашему автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы ничего не пропустить и дальше. Виктория будет вне себя от счастья и внимания!
Можете скинуть ДОНАТ, нажав на кнопку ПОДДЕРЖАТЬ - это ей для вдохновения. Благодарим, желаем приятного дня или вечера, крепкого здоровья и счастья, наши друзья!)