Я замерла. Он стоял спиной ко мне, и я видела… всё. Его торс. Не голливудский, выхоленный пресс, а тело бойца. Широкие, бугристые плечи, трапеции, напряжённые от усилия. Спина, покрытая сетью старых белесых шрамов – царапин, следов от осколков или чего-то ещё. Один длинный, страшный рубец шёл вдоль позвоночника, чуть в стороне, будто лезвие прошло в сантиметре от гибели. Мускулатура была рельефной, жилистой, не для красоты, а для функции. Каждая мышца была вылеплена тяжелой работой, нагрузкой, опасностью.
Он не обратил на меня никакого внимания. Скомкав толстовку в плотный, тугой валик, он снова подошёл к трубе. Примерился. И с силой, от которой напряглись все мышцы на его руках и спине, вдавил этот импровизированный тампон прямо в место разрыва, прижав его ладонью, а затем и всем весом тела, уперевшись в стену.
– Теперь! – крикнул он. – Пробка не держит! Нужно что-то прочное! Ищи что-нибудь! Хомут, проволоку, крепкий шнур!
Я очнулась от ступора, бросилась в кладовку. Мысли путались. Образ его обнажённого торса, шрамы, капли воды на коже – всё это смешалось с паникой и адреналином. Я нашла коробку со старыми инструментами. Отцу когда-то нравилось что-то мастерить. Там была толстая медная проволока в изоляции. Я схватила её и кусачки.
– Вот! – я подала ему.
– Обматывай поверх ткани! Туго! В несколько витков!
Мои пальцы дрожали. Я обвила проволоку вокруг трубы поверх мокрой толстовки, вплотную к его руке. Он прижимал пробку так сильно, что костяшки его пальцев побелели. Я старалась затянуть как можно туже. Проволока впивалась в мокрую ткань. Мы сделали пять витков.
– Теперь скручивай концы! Ключом, чем угодно!
Я нашла в коробке гаечный ключ, вставила его в петлю из скрученных концов проволоки и начала вращать. Проволока натягивалась, сжимая тряпичную пробку. Вода перестала сочиться у его пальцев.
– Ещё… ещё немного…
Я сделала последний оборот. Наступила тишина. Только капало с потолка и нашего мокрого тела. Течь остановилась. Он медленно, миллиметр за миллиметром, ослабил давление, готовый в любой момент снова прижать ладонь. Пробка держала.
Он отнял руку. Посмотрел на свою работу. Потом обернулся ко мне. Его грудь вздымалась от усилия, капли воды скатывались по шрамам на животе, по рёбрам. Он вытер лицо тыльной стороной ладони.
– Хорошая работа, – хрипло сказал он. – Временная, но держать будет. Пока не приедет свой человек.
Только сейчас он, кажется, осознал, что стоит передо мной по пояс голый. Он не смутился, не поспешил прикрыться. Он был как есть: мокрый, измученный, сильный. В его гладах не было ни капли смущения, только усталая оценка ситуации.
– Нужно откачать воду, пока не прошла через перекрытия, – сказал он, как ни в чём не бывало, и шагнул через лужу, чтобы поднять с пола свою промокшую толстовку. Он отжал её, снова натянул на голову. Мокрая ткань прилипла к телу, обрисовывая каждый мускул ещё отчётливее.
Чувства, которые я пыталась похоронить под слоем рассудка и дисциплины, вспыхнули с новой, ослепительной силой. Это была не просто влюблённость. Это был огонь, смесь благодарности, восхищения его силой и самообладанием, и дикого, первобытного влечения. Я хотела прикоснуться к этим шрамам, узнать историю каждого. Хотела чувствовать эту силу, обернувшуюся вокруг меня не для защиты от пули, а просто так.
– Аня, – его голос вернул меня к реальности. Он смотрел на меня, и в его взгляде было понимание. Он видел мои глаза, читал всё, что происходило у меня внутри. Его лицо стало строгим. – Ведро, тряпки. Нужно работать. Сейчас не время.
Фраза «сейчас не время» прозвучала как холодный душ. Он был прав. Безусловно прав. Вода на полу, угроза потопа, возможная необходимость экстренной эвакуации из-за прихода сантехника – всё это было важнее любых личных чувств.
– Да, – выдохнула я, отводя взгляд. – Конечно.
Мы проработали бок о бок несколько часов. Вычерпывали воду вёдрами, выжимали тряпки, отодвигали мебель от намокших стен. Он действовал молча, сосредоточенно, эффективно. Я помогала, как могла, но внутри меня всё бушевало. Каждый раз, когда он наклонялся, и мокрая ткань обтягивала его спину, я ловила себя на этом взгляде. Каждый раз, когда наши руки случайно соприкасались, передавая ведро, по коже пробегали мурашки.
Он чувствовал это. Он держал дистанцию – не физическую, мы были вынуждены быть близко, а эмоциональную. Его взгляд был направлен на дело, его комментарии – только по существу. Он снова стал телохранителем, профессионалом, затянувшим все люки и шторки, чтобы ветер эмоций не потревожил хрупкий баланс на нашем тонущем корабле.
Когда основная вода была убрана, и мы вызвали сантехника из службы, которой пользовался отец (Игорь проверил его биографию по базе за две минуты), он наконец позволил себе передохнуть. Мы сидели на сухих стульях в кухне, пили горячий сладкий чай. На нём уже была сухая футболка, но образ его обнажённого торса стоял передо мной ярче, чем реальность.
– Игорь… эти шрамы… – не удержалась я.
Он посмотрел на чашку. – Цена профессии. Ничего интересного.
– Мне интересно всё, что касается тебя, – сказала я тихо, но твёрдо.
Он поднял на меня глаза. В них была усталость и та же самая борьба, что и во мне.
– Аня, пожалуйста. Не сейчас. Мы оба на взводе. Адреналин, стресс, близость… это плохие советчики. Ты права в своих чувствах. И я… я их разделяю. Но мы не можем. Пока я здесь, пока есть угроза, я должен оставаться чистым разумом. Ради тебя. Ты понимаешь?
Его слова «я их разделяю» отозвались в груди сладкой болью. Он признался. Не прямо, но признался.
– Я понимаю, – кивнула я, сжимая чашку, чтобы руки не дрожали. – Просто… сегодня ты был героем. И я не могу не чувствовать то, что чувствую.
– Я не герой, – резко сказал он. – Я сделал то, что должен был сделать. Чтобы не затопило соседей, не создавать лишней суеты и не привлекать внимания. Это была логистика, Аня. Не героизм.
Но я видела, как он тогда бросился к трубе. Видела решимость в его глазах, когда он снял толстовку, чтобы сделать из неё пробку. Это было больше, чем логистика. Это была жертвенность. Желание защитить мой мир, даже от такой бытовой угрозы.
– Для меня это героизм, – прошептала я.
Он ничего не ответил, только опустил голову. В этот момент в дверь позвонили. Сантехник. Игорь мгновенно преобразился. Вся усталость, всё человеческое тепло схлынуло, сменившись холодной бдительностью. Он встал, проверил глазок, открыл, пропустил внутрь пожилого мужчину с чемоданом, но сам остался в прихожей, прислонившись к стене, наблюдая за каждым движением.
Я смотрела на него и понимала, как сильно он разрывается. Между долгом и чувством. Между профессией и человеческим желанием. И какую невероятную силу воли ему приходится проявлять, чтобы держать эту грань.
Сантехник починил трубу, помог убрать остатки воды. Когда он ушёл, в квартире воцарилась сырая, промозглая тишина разрухи. Но угроза миновала. Мы были в безопасности.
Игорь подошёл ко мне. На его лице была непроницаемая маска, но глаза выдавали невероятную усталость.
– Сегодня был нештатный день. Тебе нужно отдохнуть. Я буду дежурить.
– Ты тоже, – сказала я. – Ты сделал сегодня больше всех.
Он кивнул, но я знала – он не уснёт. Не после такой встряски. Не когда эмоции так близко к поверхности.
Перед тем как разойтись, он вдруг сказал, не глядя на меня:
– То, что ты видела сегодня… забудь. Это не та картина, которую стоит хранить в голове. Картина, которую стоит хранить… она впереди. Когда будет тепло. И сухо. И не будет необходимости чинить трубы голыми руками.
Он повернулся и ушёл в гостиную, к своему посту у окна. Я осталась стоять посреди опустошённой, пропахшей сыростью прихожей, но в душе у меня горел яркий, неугасимый огонь. Огонь, который он сам разжёг. И теперь мне предстояло научиться носить его в себе, не обжигаясь, и ждать. Ждать того дня, когда он позволит этому огню вырваться наружу.
***
Атмосфера в квартире после потопа была тяжёлой, в прямом и переносном смысле. Сырость въелась в стены, а вместе с ней вернулось и ощущение хрупкости нашего мирка. Мы высушивали квартиру обогревателями, но холод и тревога оставались. Запасы еды таяли, и риск выхода в магазин стал необходимостью.
Игорь планировал эту вылазку с ещё большей тщательностью. Он сменил торговый центр на небольшой, но людный супермаркет в соседнем районе, выбрал будний день, утренний час. Маршрут был сложным, с несколькими ложными заездами и сменой транспорта. Мы приехали на такси, вышли за два квартала и пошли пешком.
— Быстро, по списку, ничего лишнего, — тихо инструктировал он меня, шагая слева, чуть позади. Его глаза, скрытые тёмными очками, непрерывно сканировали окружение. — Мы здесь не больше двадцати минут.
Я кивнула, сжимая в руке список. После истории с трубой между нами висело невысказанное напряжение. Мы общались ещё более сдержанно, будто боялись, что любое слово сорвёт плотину. Но в этой сдержанности была и новая глубина — молчаливое понимание, взаимная благодарность за то, что мы всё ещё живы и сухи.
Внутри супермаркета было людно. Мы взяли тележку, начали двигаться по рядам. Я старалась действовать быстро, скидывая консервы, пасту, крупы. Игорь шёл рядом, его внимание было разделено между мной и окружающими. Он казался спокойным, но я знала это состояние — тигр в клетке, расслабленный лишь внешне.
Именно поэтому, когда всё случилось, он среагировал быстрее мысли. Мы стояли у полки с чаем, я выбирала между зелёным и чёрным. Из-за угла, словно из ниоткуда, вышли трое. Не уличные гопники, как в прошлый раз. Эти были другими: подтянутые, в спортивных куртках без логотипов, с пустыми, ничего не выражающими лицами. Они шли прямо на нас, не отклоняясь.
Игорь толкнул тележку мне в руки так резко, что я отлетела в сторону.
— Назад! К выходу! — его голос прозвучал как хлыст.
Но выход был перекрыт. Сзади, у касс, появились ещё двое. Нас взяли в клещи.
Я застыла, парализованная ужасом. Игорь же… преобразился. Он сбросил с себя куртку, которая мешала движениям, и занял позицию спиной ко мне, прикрывая меня от обеих групп.
— Последний шанс разойтись, — сказал он ровным, ледяным тоном, который я слышала лишь раз — у моей двери в первую встречу.
Один из троих впереди, похожий на лидера, коротко усмехнулся.
— Отойди в сторону, профессионал. Дело не к тебе. К девочке.
В ответ Игорь сделал шаг вперёд. Не агрессивный, а занимающий пространство. Этого было достаточно. Первый нападающий ринулся, пытаясь обойти его с фланга. То, что произошло дальше, было слишком быстрым для моего восприятия. Резкое движение рукой Игоря — и нападающий согнулся пополам с хриплым выдохом. Второй попытался ударить, но Игорь поймал его руку на лету, провернул, и тот с воплем боли рухнул на пол.
Третий выхватил что-то из-за пазухи. Блеснуло металлом — не нож, а короткий, толстый стилет. Всё замедлилось. Я увидела, как Игорь оценивающе бросил взгляд на оружие, на расстояние, на меня за своей спиной. И сделал выбор.
Вместо того чтобы отступить, он рванулся навстречу. Удар стилетом пришёлся ему в левое предплечье — он подставил его специально, защищая корпус. Я вскрикнула, увидев, как ткань рубашки мгновенно темнеет. Но Игорь не дрогнул. Его правая рука, сжатая в кулак, нанесла короткий, хлёсткий удар в горло нападавшего. Тот захрипел, откатился назад, теряя оружие.
Сзади подбежали двое других. Игорь развернулся, отбросил тележку с грохотом им под ноги, замедлив их. В супермаркете поднялась паника, люди кричали, разбегались. Послышался звук сирены — кто-то нажал на тревожную кнопку.
— Беги! — закричал он мне, указывая на служебный выход в глубине зала. — Прямо! На улицу! В такси на углу!
— Ты… твоя рука!
— Беги сейчас!
Его тон не допускал возражений. Я рванула, обходя груды рассыпанных товаров, оставив его одного против пятерых. Выбежав на улицу, я увидела жёлтое такси, как он и сказал. Водитель, пожилой мужчина, широко раскрыл глаза, увидев меня.
— Быстро, пожалуйста, отсюда! — вскрикнула я, запрыгивая в салон.
Мы отъехали. Я обернулась, но увидела только стеклянные двери супермаркета и кучку людей у входа. Сердце разрывалось от страха за него.
Он вернулся через два часа. Бледный, с перевязанным предплечьем, но на своих ногах. За ним приехали люди из его агентства, уладили вопросы с полицией, забрали его из отделения.
— Пуля не задела артерию, только мышцу, — коротко отчитался он, увидев моё лицо. — Швы наложили. Всё в порядке.
Я не выдержала. Подошла и, не думая, обняла его за талию, осторожно, чтобы не задеть рану. Он замер на мгновение, затем его здоровая рука легла мне на плечи, нежно, почти неуверенно.
— Ты спас меня. Снова, — прошептала я, прижимаясь щекой к его груди.
— Это моя работа, — глухо ответил он. Но в его голосе не было прежней отстранённости. Была усталость и что-то ещё… облегчение, что я цела.
Нападение в супермаркете стало последней каплей. Для всех. На следующий день отец приехал, мрачный как туча. Он долго говорил с Игорем за закрытыми дверями. Потом вышел, его лицо было измождённым, но решительным.
— Всё кончено, Аня, — сказал он. — Я нашёл выход.
— Какой выход? — с опаской спросила я.
Отец обвёл взглядом квартиру, залитую утренним солнцем, как будто видел в ней поле боя.
— Я пошёл по их следу. Не через полицию, через… старые связи. Выяснил, кто стоит за этими атаками. Не просто конкуренты. Старый партнёр, которому я когда-то не дал развалиться, а он теперь решил, что я ему должен. У него… есть слабое место. Маленькая дочь. Ходит в престижный частный сад.
Ледяная дрожь пробежала по моей спине. Я посмотрела на Игоря. Он стоял у окна, его лицо было каменным, но в глазах я прочла понимание и глубочайшее отвращение к тому, что сейчас услышит.
— Я не трону ребёнка, — тихо, но чётко сказал отец. — Я просто передал ему… зеркало. Фотографию его дочери, выходящей из сада. И мою визитку. Без слов. Он всё понял. Полчаса назад мне позвонили. Все претензии сняты. Он уходит из игры. Тендер мой. Угроз больше не будет.
В комнате повисла тишина. Отец пошёл на ту же грязную войну, что и его враг. И выиграл её. От этого не было радости, только горечь и пустота.
— Значит… всё? — спросила я. — Это… закончилось?
— Да, — сказал отец, глядя на Игоря. — Ваш контракт, Игорь, завершён. С сегодняшнего дня. Я переведу полную сумму с бонусом. Вы свободны.
Слова «вы свободны» прозвучали как приговор. Игорь медленно кивнул.
— Я останусь ещё на неделю. Для уверенности. Чтобы убедиться, что угроза действительно снята. Потом уйду.
Отец хотел что-то возразить, но увидел мой взгляд и лишь вздохнул.
— Как скажете.
Следующие семь дней были самыми странными в моей жизни. Угроза исчезла. Датчики на окнах молчали. Мы могли выходить без сложных маршрутов. Но мы оба оставались в квартире, будто не решаясь пересечь невидимую черту. Он больше не был телохранителем, но вёл себя как прежде — сдержанно, профессионально. Только теперь в его гладах, когда он думал, что я не вижу, была не тревога, а какая-то мучительная нерешительность.
Мы убирали следы осады: сняли датчики, упаковали его снаряжение. Делали это молча, бок о бок. Напряжение между нами росло, но теперь это было напряжение ожидания, а не опасности.
В последний вечер его дежурства мы сидели на балконе, наконец-то отогретом весенним солнцем. Он смотрел на город, я — на него.
— Завтра ты уезжаешь, — сказала я, не в силах выносить молчание.
— Да. На дачу к другу. Рыбачить, как и обещал.
— А потом?
Он повернулся ко мне. Солнце золотило шрам на его щеке.
— Потом… я позвоню. Если… если ты ещё не передумаешь. И если позволишь.
— Я буду ждать звонка, — просто сказала я.
На следующее утро он ушёл. Без лишних слов, с одним чёрным чемоданом. Дверь закрылась, и квартира оглохла от тишины. Я была свободна. И совершенно одна.
Неделя пролетела в попытках вернуться к старой жизни. Выйти на работу в офис, встретиться с подругами, купить новое платье. Но всё было словно не в фокусе. Я ловила себя на том, что оглядываюсь, ищу в толпе высокую фигуру с квадратными плечами. Привычка.
И тогда, ровно через семь дней, вечером, когда я уже начала терять надежду, зазвонил телефон. Незнакомый номер.
— Алло?
— Анна. Это Игорь. — Его голос был таким же ровным, но в нём слышалась лёгкая, непривычная неуверенность. — Если вы свободны… я хотел бы вас пригласить. В кафе. Не как телохранитель. Как… человек.
Сердце прыгнуло к горлу.
— Я свободна. Где и когда?
Кафе было маленьким, уютным, с видом на парк. Я пришла первой, нервничая, поправляя платье. Он вошёл точно в назначенное время. Без тёмной куртки, в простой светлой рубашке с закатанными рукавами, под которой угадывалась повязка на предплечье. Он выглядел… другим. Более открытым, хоть и всё ещё сдержанным. Увидев меня, он слегка улыбнулся. Настоящей, хотя и небольшой улыбкой.
Мы сели, заказали кофе. Сначала говорили о пустяках: о погоде, о его рыбалке (поймал щуку), о моих первых днях на свободе. Но под столом наша атмосфера была наэлектризована невысказанным.
— Аня, — наконец начал он, отодвинув чашку. — Эти месяцы… они изменили всё. Ты изменила всё. Я приходил как наёмник, чтобы выполнить работу. А уходил… уходил, оставив часть себя здесь. С тобой.
Он говорил медленно, подбирая слова, глядя мне прямо в глаза. В его серых глазах не было ни зимней стужи, ни профессиональной отстранённости. Была только искренность и та самая уязвимость, которую он так тщательно скрывал.
— Я не умею красиво говорить. Моя жизнь — это приказы, инструкции, расчёты рисков. Но есть один риск, который я не могу просчитать и не хочу избегать. Риск быть с тобой. Я люблю тебя, Аня. Не как объект для защиты. Как женщину. Самую сильную, умную и прекрасную, которую я когда-либо встречал.
Слёзы навернулись на мои глаза. Я протянула руку через стол, и он взял её в свою, осторожно, будто боялся сломать.
— Я тоже люблю тебя, Игорь. С самого того дня, когда ты поймал меня, не дал упасть. И все эти дни ждала. Ждала этого момента.
Он кивнул, сжав мою руку. Потом неожиданно встал, обошел столик и опустился передо мной на одно колено. В кафе воцарилась тишина, несколько посетителей обернулись.
— Анна, — сказал он твёрдо и громко, чтобы слышали все. — Я всю жизнь защищал что-то или кого-то. Но теперь я хочу защищать и оберегать одно — наше будущее. Ты — мой самый ценный контракт. На всю жизнь. Выходи за меня.
Он не спрашивал «выйдешь ли ты». Он заявлял. Как факт. Как самое очевидное и правильное решение в мире. И в этой его уверенности была вся сила его характера, вся преданность, которую он когда-то отдавал службе, а теперь предлагал мне.
Я не могла говорить. Я лишь кивала, слезы катились по щекам, а я смеялась сквозь них. Я протянула к нему руки, и он поднялся, обнял меня, прижал к себе — крепко, безопасно, навсегда.
— Да, — наконец выдохнула я ему на ухо. — Тысячу раз да.
За нашим столиком раздались редкие аплодисменты. Но мы их почти не слышали. Мы были в своём мире. В мире, который больше не делился на «до» и «после», на «опасность» и «безопасность». Он был просто нашим. Начавшимся с тени у двери и закончившимся на коленях в солнечном кафе. С человеком, который спас мне жизнь, а теперь предлагал разделить свою. И я знала — с ним я буду в безопасности. Не только физически. А так, как это бывает лишь однажды — всем сердцем.
А узнать, что будет дальше, вы сможете из следующей части!
Как вам впечатления от прочитанного? Нравится рассказ? Тогда можете поблагодарить автора ДОНАТОМ! Для этого нажмите на черный баннер ниже:
Первая часть, для тех, кто пропустил - здесь:
Читайте и другие наши рассказы:
Пожалуйста, оставьте хотя бы пару слов нашему автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы ничего не пропустить и дальше. Виктория будет вне себя от счастья и внимания!
Можете скинуть ДОНАТ, нажав на кнопку ПОДДЕРЖАТЬ - это ей для вдохновения. Благодарим, желаем приятного дня или вечера, крепкого здоровья и счастья, наши друзья!)