Надя вела довольно размеренный образ жизни. Она просыпалась каждый день в одно и то же время, готовила овсянку с яблоком, заваривала кофе в любимой турке и надевала одно и то же бежевое пальто, которое купила три года назад на распродаже. Ей не нужно было много — она любила, свой спокойный образ жизни и чтобы всё было на своих местах. Тишина, покой и гармония. Дома.
Потому что на работе покоя не было от слова совсем. Работа трудная и нервная — много пациентов, каждый со своей проблемой, врачи, медсёстры, хозяйственные вопросы... Надя работала управляющей небольшой частной клиникой. Когда-то она мечтала стать врачом, но жизнь повернулась иначе. Да и организационные вопросы удавались ей лучше, чем медицинские знания.
Когда-то она была замужем и мечтала о большой семье, но жизнь и тут распорядилась по-своему — Надя оказалась бесплодной. Муж ушёл к другой женщине, той, которая родила ему детей, а Надя смирилась с произошедшим и решила больше не выходить замуж, чтобы не быть брошенной вновь. Не всем же иметь семью, решила она. Ей было сорок, и она любила свой тихий образ жизни и свою беспокойную работу.
Работа приносила не только моральное удовлетворение. За несколько лет Надя смогла выплатить в ипотеку небольшую квартиру — однокомнатную, или евродвушку, как сейчас говорят — со спальней и большой кухней, где кроме кухонного гарнитура помещался диван с телевизором, а оконный блок выходил на просторный балкон.
На балконе было приятно выпить чашку кофе с сигаретой по вечерам под убаюкивающее бормотание телевизора из кухни и тихий шелест шин проезжающих по двору автомобилей. А летом по утрам поливать цветущие петунии в вазонах...
Ну, по крайней мере, так было до тех пор, пока Николай, её младший брат, снова не появился у неё дома. Хаотичный, импульсивный, вечно полный идей, которые никогда не удавалось воплотить в жизнь. Николаю было двадцать восемь. И он всё никак не мог определиться ни с выбором профессии, ни с личной жизнью.
Последняя его девушка, у которой он прожил полтора года, выставила его, и Николай оказался... нет, не на улице. На самом деле у брата была своя квартира, доставшаяся ему ещё десять лет назад от их матери — однокомнатная «хрущёвка», которую брат сдавал уже много лет за небольшие деньги. «Для поддержки штанов», — как он выражался.
Надя и не надеялась, что брат поселится в своём жилье — небольшой, но стабильный доход от аренды позволял ему хоть как-то существовать, учитывая то обстоятельство, что ни на одной работе он долго не задерживался.
Поэтому, когда Николай расстался со своей девушкой, вскоре началось привычное: «Надюха, можно я поживу у тебя немного?» «Надь, у тебя есть пару тысяч? Я верну, как только встану на ноги». «Надя, только до конца месяца, обещаю».
Поначалу Надя привычно подставила брату плечо. Она помогала, потому что обещала маме. Потому что хорошо помнила, как та, лёжа на больничной койке, сжала Надины пальцы бледной рукой и прошептала:
— Пожалуйста, не бросай Колю. Просто будь рядом с ним. Он не справится без тебя.
Она не сказала: сделай для него то-то и то-то. Сказала: просто будь рядом. Как долго это «рядом» должно продлиться, она не уточнила. По-видимому, всегда. Как будто её потребности, её нужды должны быть отодвинуты в сторону ради того, чтобы Николай «справился». Как отодвигала свои потребности сама мама.
И годами Надя жила именно так. Отдавала брату всё, что могла: деньги, поддержку, время, пространство, потому что, в конце концов, она была старшей сестрой. И потому, что так просила перед смертью мама.
Но в последнее время Надя начала от этого уставать. Может быть, дело в очередном «временном» приезде Николая, который длился уже три месяца, может, в его постоянных обещаниях «я разберусь завтра», которые так и не исполнялись. Или, может быть, Надя наконец начала понимать, что быть сестрой не обязательно значит быть спонсором.
Она старалась быть терпеливой, делать доброе лицо, потому что так правильно. Но всё чаще ловила себя на том, что сжимает челюсти, глядя на брата, а вместо сочувствия ощущает усталость, раздражение и злость.
Однажды Надя вернулась домой особенно поздно. Был уже девятый час, день на работе выдался утомительным — с кучей проблем, споров и неполадок. В трамвае она думала только о том, как сейчас разогреет вчерашний плов, который приготовила на несколько дней, устроится на диване и посмотрит что-нибудь не слишком шумное.
Она открыла дверь, бросила сумку на столик и направилась на кухню. И остановилась в недоумении. Дверца холодильника была открыта. На столе стояла пустая кастрюля от плова и грязная тарелка с остатками хлеба и помидоров.
— Коля, что это? — воскликнула она. — Где еда, которую я приготовила вчера?!
— Я был голоден и съел, а что? — спросил Николай с дивана, даже не повернув голову от телевизора. — Не волнуйся, завтра я что-нибудь куплю.
Отлично! Значит, она поужинает завтра! Или может становиться к плите, если так уж хочет есть.
— Ты мог бы немного оставить мне, — тихо сказала Надя. — Знаешь же, что приду с работы голодная. И, кстати, почему холодильник нараспашку?
— Боже, сестрёнка, не будь такой мелочной! Это всего лишь еда.
Всего лишь еда. Всегда «всего лишь» что-то. Надя посмотрела на пустую кастрюлю, мыть которую предстояло ей. Чёрт! Ссориться не было сил. Она глубоко вздохнула, захлопнула холодильник и пошла в свою комнату. Повесила одежду в шкаф, надела халат и попыталась взять себя в руки.
Это было не в первый раз. Николай никогда не умел думать о ком-либо, кроме себя. Раньше Надя думала, что он просто молод, к тому же рано остался без матери. Да ещё неудачи с девушками и вечный «перезапуск» жизни. Теперь же ей начинало казаться, что Николай просто не хочет взрослеть. Да и зачем ему взрослеть, ведь Надя всегда была рядом! Она чувствовала себя не столько сестрой, сколько матерью или, что ещё хуже, прислугой без зарплаты и права уставать.
Однажды Николай небрежно сказал ей:
— Я подумал, что, возможно, мне стоит пойти на курсы барменов.
Надя подняла взгляд от экрана ноутбука, где дописывала план закупок, который не успела доделать в офисе:
— Это что, новая идея?
— Ага, отличная сфера, жаль, я раньше о ней не знал ничего. Я тут недавно познакомился с одним хорошим парнем, он давно в ресторанном бизнесе, говорит, из меня выйдет отличный бармен.
— А как же насчёт твоей работы?
— Я ушёл оттуда. Окружение мне не подходило. Токсичные люди, никакого понимания.
— Ты бросил работу? Серьёзно? Чтобы ходить на курсы барменов?
— Надь, да ладно тебе! Это была отнюдь не работа моей мечты. Как я могу развиваться, если меня душат такие места?
— А на что ты планируешь жить? — спокойно спросила Надя. — Пока будешь учиться на курсах.
— Как-нибудь продержусь, — сказала Николай, улыбаясь так, словно это было сущей чепухой. — У меня же есть ты.
Эти слова ударили Надю сильнее, чем она ожидала. «У меня есть ты» — будто само собой разумеется, что на неё всегда можно рассчитывать. Будто её существование — это его план Б, В и любой другой план после. Надя покачала головой. Прислонилась к столу и долго молчала.
В мыслях она ясно видела маму, словно та сидела рядом. Иногда мама снилась ей в больнице, бледная, в той самой рубашке, которую носила в последние дни жизни. Шептала, чтобы Надя была рядом с Колей, не бросала его, потому что брат, в сущности, беспомощный ребёнок во взрослом теле, потому что Коле всегда было нелегко, потому что он...
Но ведь Надя тоже существовала, она тоже чувствовала, у неё тоже была своя жизнь, хотя всё больше ей казалось, что она обменяла свою жизнь на заботу о проблемах брата.
Несколько недель спустя Надя вернулась с работы раньше обычного. Уже на лестничной площадке она услышала, что в квартире играет музыка. Дверь была приоткрыта. Вдоль коридора валялись чьи-то туфли, чужие куртки были свалены в кучу на столик, где Надя обычно оставляла сумку.
На кухне царил беспорядок. В гостиной Николай и трое его друзей сидели на полу и пили из пластиковых стаканчиков пиво. Николай заметил сестру и широко улыбнулся, словно это был приятный сюрприз.
— Я не знал, что ты вернёшься так рано, — сказал он, приглаживая волосы. — Но не волнуйся, мы скоро закончим!
— Ты мог хотя бы спросить меня, прежде чем устраивать вечеринку в моей квартире?
— Это и моя квартира тоже! — резко бросил он, оглянувшись на своих друзей. Тон был резким, обвиняющим. — По крайней мере, я живу здесь, — добавил он уже тише.
— Именно, — сказала Надя. — Это не твоя квартира, ты просто живёшь здесь. Но я хочу тебе напомнить, что это не бесплатная гостиница!
— Серьёзно? Ты так ко мне относишься? После всего, что я... — он замешкался, подбирая слова, но, видно, так и не вспомнил ничего подходящего. — После того, что ты обещала маме помогать мне?
Надя не ответила. Она подошла к шкафу, достала сумку брата и начала складывать туда его вещи. Штаны, толстовки, носки. Закончив, поставила сумку у двери.
— Помощь — это не то же самое, что спонсирование, — сказала она, вынося вещи в коридор.
В голове крутились образы из детства: мама за столом чистит яблоки, Николай корпит над домашним заданием, затем швыряет ручку:
— Я не знаю, как решить эту задачу! Она не решается!
Мама строго смотрит на Надю:
— Ну, помоги брату, объясни ему, ты ведь знаешь, как правильно.
И Надя — всегда ответственная. Она объясняет, показывает, приводит примеры, до тех пор пока не замечает: брат не слушает и смотрит в окно — во дворе мальчишки играют в футбол...
На следующий день у Коли — двойка по математике. И мама говорит Наде с укором:
— Что же ты не объяснила ему задачу как следует?
А затем гладит Колю по голове:
— Не расстраивайся, сынок! Не всем же быть математиками! Ты у нас гуманитарного склада...
И так всегда. Наде: «Ты старше, ты должна понимать», «Ты справишься», Коле: «Не расстраивайся!»
Вот Надя и научилась всегда понимать, всегда справляться. И приняла у мамы эту «эстафетную палочку» — брата Колю, который справляться и не собирается.
Возможно, именно в этот момент, закрыв дверь за Николаем, она впервые в жизни выбрала себя. Прости, мама!
Читайте ещё истории из жизни: