В 1932 году в семье Головковых родилась дочь Надя. Супруги радовались первенцу, мир и лад в то время был у них. А уж как забеременела Домна второй раз, так, казалось, в доме ещё светлее и теплее стало. В 1934 году она родила близнецов, но семью постигло несчастье – малыши прожили совсем мало.
Глава 1
Пройдя через череду рождений и потерь, Домна стала будто бы сильнее, но при том очерствела. С мужем она опять неласкова была, и казалось, испытывала к нему раздражение и неприязнь. Но несмотря на прохладные отношения между супругами, в 1936 году родился у них мальчонка Иван. А потом и Вовочка появился на свет, но увы, он тоже не пережил младенческий возраст.
***
В то время Советский союз ввязался в военные действия в Испании. Об этом писали газеты и люди рассказывали друг другу о том, что советские солдаты направляются воевать на чужбину. Домне такие разговоры были не интересны. Какое ей дело до того, что происходит в далёкой стране – тут бы с Ванькой и Надюшкой управиться - больно шебутные малыши у Головковых народились. Но оказалось, именно её и коснулись события в Испании.
- Жена, покорми-ка меня, - сказал Кирилл, придя с работы и сразу же плюхнулся на стул.
Домна с удивлением поглядела на супруга. Непривычно было для него такое поведение. Обычно муж был куда более скромен, присаживался к столу и ждал, пока жена освободится.
Домна подала мужу похлёбку, подвинула хлеб. Кирилл стал торопливо хлебать суп, будто спешил куда.
- Одежду мою собери, - произнёс он, - на войну я ухожу.
- На какую ещё войну? – ахнула жена.
- В Испанию, - коротко ответил муж, - даст Бог, свидимся еще. Детей береги.
Хотя в то время между супругами не ладно было, а от слов Кирилла холодок у жены по коже пробежал. И говорил он с ней как чужой, казалось, цедил слова сквозь зубы. То так, то сяк подходила к нему Домна, но муж даже смотрел на неё, будто бы не видя. Думал о чём-то своём, а вот что там было в его мыслях, жене неведомо было.
Распрощались холодно, даже не обнявшись. Так и ушёл Кирилл, не зная, суждено ли ему вернуться с этой войны.
****
Но он вернулся целым и невредимым через год. И так рада была ему жена, что сама о себя такой радости не ожидала. За долгие месяцы его отсутствия, успела Домна соскучиться по крепкому мужскому плечу. И дети радовались отцу, и самой теплее спать было.
От этой радости и сынок Сашка в ту пору родился, крепкий и здоровенький мальчишка. Он ещё и ходить не начал, когда началась Великая Отечественная война, и его отца призвали на фронт. И снова проводы, снова слезы и обещание ждать.
Никому не рассказывал Кирилл, как воевал в Испании. Конечно же, несладко было воевать, ещё и на чужбине. И всё ж с лёгкостью отправился он на фронт, когда немцы напали на СССР. Казалось ему, что прошёл он одно испытанием боем, значит, и новое не страшно ему. Опытный уже Только вот даже в самом лютом кошмаре он не мог представить, какие ужасы ему предстоит пережить.
***
1942 году Кирилл был ранен под и попал в плен. С того самого времени родные не получали от него вестей, думая, что солдат Головков погиб. И жене, и матери гибель его казалась самым страшным, что может произойти с Кириллом. И хотя он жил, самое страшное с ним, действительно, случилось. Верное, случалось – многократно, постоянно и без конца.
Солдат Головков не имел больше имени. В концлагере его идентифицировали под номером 50422. Из-за контузии он ничего не слышал, а со временем перестал и говорить. Порой он благодарил Бога за то, что он лишил его слуха до того, как оставил на произвол судьбы в стенах концлагеря.
"Эфарунген"(медицинские опыты). Заключённый 50422 не мог слышать этого слова, как не слышал и другие слова, но он различал его по губам, когда "эфарунген" произносили другие. И этой страшной участи не избежал и Кирилл Головков. Он никогда не говорил, что там было, можно только представлять, и то страшно.
В начале 1945 года измученный заключённый 50422 был направлен в Бухенвальд. И лишь в апреле в результате восстания, совершенного войсками антигитлеровской коалиции, пленные были освобождены.
Мечтал ли Кирилл вернуться домой? Да, также как десятки тысяч других освобождённых. Впрочем, даже после победы он не вернулся к жене и детям, ведь ему предстояло отправиться в проверочно-фильтрационный пункт.
- С этим парнем всё не так гладко, - таково было мнение комиссии относительно освобождённого Головкова, - он толком ничего не может пояснить по поводу своего пребывания в лагере.
Кирилл не возразил, но и не согласился. Он не слышал адресованных ему вопросов, не мог и говорить. Потому проверка его затянулась на три года. И только тогда он вернулся к жене и детям. Когда всё же речь его начала потихоньку восстанавливаться. Иногда окружающие даже понимали, о чем он говорит. Слух тоже возвращался, на одно ухо он уже слышал.
1947
- Сильная ты баба, Домна, - с уважением сказала соседка Тамара, - без мужика управляешься и по дому, и с огородом. Дети у тебя чистенькие, сытые, в грядках ни травинки.
- А как же не быть сильной, - пожала плечами Домна, - разве что лечь на землю и помереть. Порой думается, так лучше было бы, но это когда уж совсем невмоготу. Но тогда детей на кого я оставлю?
- На Кирилла так похоронка и не приходила? – тихо спросила Тамара. Она не знала, как подойти с этим вопросом к соседке. Очень всех интересовала судьба Кирилла. Письма от него не приходили, никакой информации о нём не было с 1942 года. Без вести пропал, вот и все записи.
- Нет, - покачала головой Домна, - я уж и не жду. Меня уж и в округе вдовой считают – все понимают, что нет Кирилла в живых.
Тамара кивнула. Ясное же дело, будь солдат Головков жив, уж подал бы какую-то весть о себе. Замолчали бабы, о грустном задумавшись. Так-то Домна редко позволяла себе мысли о муже, ведь она не любила его никогда. Порой дружно они жили, ладно, но потом жена опять становилась раздражительной, супруги ссорились, сердились друг на друга. И всё ж иногда легкая грусть проникала в её сердце. И тогда выходила Домна во двор да выглядывала на дорогу. Не идёт ли Кирилл? Вдруг занесла его судьба туда, откуда вестей не подашь. И детишки... Им отец ведь нужен, как без отца?
В тот самый момент будто бы по привычке глянула жена на дорогу и обомлела. У калитки стоял красноармеец, который поддерживал человека, настолько измождённого, что он не в силах был держаться на ногах.
- Батюшки, - прошептала Домна, - Кирилл, ты ли это?
В первый момент жена ощутила странные чувства. Это была смесь невыносимой жалости и облегчения. Смотреть на мужа в таком состоянии Домна не могла без слёз. Она окружила его заботой, мазала каждую ссадину, давала лекарства и кормила сытной едой. Но почти сразу было понятно – домой вернулся не помощник, а ещё один лишний рот. И если подросшие дети уже помогали матери на огороде, а Надюшка могла и кашу сварить, то почти полуглухой, плохоговорящий и ослабленный Кирилл был обузой.
Держалась Домна, а всё ж срывалась порой. Привыкла она за эти несколько лет семью тянуть без мужика, он и не нужен ей был. А тут вернулся, нарушил их сложившийся порядок и добавил хлопот.
Со временем Кирилл приходил в себя. К нему возвращались силы, почти полностью восстановился слух. С речью же было совсем худо, но он мог произносить вполне различимые звуки.
Видел мужик, как его немощность злит его энергичную, сильную супругу, потому вернулся на работу сразу, как нашли ему местечко, что подходило по состоянию здоровья. Устроился он на конюшню, здесь порой и жил подолгу прямо на сене ночуя. А чего толку домой идти? Жене он не поддержка и не помощь. В семье только ссоры и скандалы. А уж в словесных перепалках Кирилл никогда победителем не выходил. Смиренно молчал, страдал, но боли своей душевной никому не показывал.
Оставаясь в конюшне, он чувствовал себя куда спокойнее. Здесь была комната для конюхов, в которой имелось всё необходимое для жизни.
- Бедняга ты, Кирюха, - посочувствовал ему как-то Степан, что приходил на конюшню за лошадьми, - живёшь тут, будто ни родни, ни дома.
Рот Кирилла расплывался в улыбке от таких слов. Уж в каких условиях ему приходилось жить, одному Богу известно. Степану и не снилось то, что его товарищу довелось пережить во времена концлагеря. А здесь в родных краях он возвращался к жизни – радовался куску и аромату свежего хлеба, ясному небу, проливному дождю и тихому ржанию лошадей. И сено казалось мягче перины после деревянного настила в лагере.
- С женой-то у тебя что? – тихо спросил Степан, понимая, что как бы ни улыбался его товарищ, а всё ж несчастлив он дома.
Кирилл вздохнул и неопределённо махнул рукой. Он уже мог выговаривать не только отдельные звуки и слова, но и короткие фразы. Но тут он просто не знал, что ответить Степану.
Порой Кирилл сам задумывался, что у него с Домной. Женился он на ней без любви – это верно. Много раз он был близок к тому, чтобы полюбить жену. Но периоды теплоты и понимания были так краткосрочны, что Кирилл просто не успевал сблизиться с ней душевно.
По характеру своему он не был требовательным и жёстким. Мужу бы доставляло удовольствие баловать жену, помогать ей, жалеть и поддерживать. Но не могла Домна принять его таким.
Вот и жил Кирилл на конюшне - днём основную работу выполнял, а вечерами запрягал любимую лошадь и помогал другим работникам пахать огороды, после шел на стог сена и засыпал. Те благодарили пахаря, платили продуктами, пирогами, сладостями.
***
Случилось как-то Кириллу поехать к куме с огородом помочь. Ольга душевная баба была, одиноко жила. Похвалила она мужика за работу, накормила от души, самогону предложила.
Разморило мужика, и вдруг начал он говорить. Да так много, как до контузии не говорил. Так и лились из него слова, да вперемешку со слезами. Невнятно, но быстро и жалобно. Ольга слушала, хотя и не всё понимала, прониклась тем, что довелось её куму пережить. Жалела, сочувствовала, добрые слова говорила.
Уже совсем стемнело, когда встал Кирилл из-за стола и стал с хозяйкой прощаться. Ольга же встала в дверях и попросила остаться у неё на ночь. Мужик если и хотел возразить, то не мог противостоять той теплоте и нежности, которыми окружила его добрая женщина, которая в годы Великой Отечественной оводовела.
Вот и заночевал Кирилл в тёплой постели Ольги. Сначала на одну ночь остался, а потом и вовсе жить остался.
***
- Ты, соседка, гляжу, без сердца совсем, - как-то сказала Тамарка, забежав к Головковым во двор, - а может, без ума?
- Чего это ты, Том, решила о сердце моём печься? – с хмурой усмешкой произнесла Домна.
- Не, думаю, тут в голове дело, - хмыкнула Тома, - раз совсем, видать, не понимаешь, что происходит.
- Давай уж не говори загадками, некогда мне тут размышлять, что у тебя на уме.
- А то, что при живом муже ты одна! И он…будто бы один, а будто бы и нет уже...
- А ты бы, Том, не в своё дело не лезла. Значится, удобно нам так. Он на конюшне, работается ему там хорошо. По вечерам пашет, детям передаёт гостинцы и деньжат. И мне глаза не мозолит.
- Ох, как ты заговорила. Мужик без слуха и голоса вернулся, еле выжил, измученный. И телом слаб, и головой ещё как не повреждённый! А ты вон с ним как.
- Тебе, Том, Кирюху жалко? Так чего теряешься-то? Давай, беги к нему. Пожалей, приголубь, а меня не трожь.
Тамара закатила глаза. Видать, и правда, не знает ничего Домна про своего мужика и хитрую куму.
- Да чего его жалеть, - тихо произнесла Тома, - пожалела уже одна. Гляжу на тебя и думаю, то ли, глупую из себя строишь, то ли, действительно, ничего не знаешь.
- А чего я не знаю? - насторожилась Домна.
Неужели, по обыкновению ляпнула что-то, а всё мимо?
- У Ольги, кумы вашей, живёт он. Уж три дня, а то, может, и больше. И ходит, главное, счастливый, улыбается. Никогда его таким не видела.
Домна закашлялась. Она почувствовала, будто тяжёлый противный груз придавливает её сверху. Как же больно, невыносимо больно. А дышать-то как тяжело! С чего бы это?
Гордыня не дала бы ей выспросить обо всём у чужих людей. Но соседка была только рада поведать чёрствой жене, выгнавшей мужа на конюшню, что супруг-то и не бедствует. Живёт себе с одинокой бабой, которая обихаживает его, заботится и добрые слова на ухо шепчет.
"Ох, не зарыдать бы при Томке", - думала Домна, когда слушала рассказ о том, как хорошо живётся без неё Кириллу. Только отчего вдруг глаза так предательски пощипывает?
Еле выпроводила тогда хозяйка Тамару. А как вышла та за порог, то разрыдалась Домна. Худо ей было, вот просто невыносимо худо. А кому пожалуешься? Соседке? Да она ещё и злорадствовать начнёт, мол так и надо ей за жесткосердечие. Надюшка хотя и подросла, а всё равно девчонка совсем. И не нужно ей всякую грязь про отца слышать. В те редкие времена, когда у супругов Головковых мир был, Домна Кириллу могла и пожаловаться, и о печалях своих рассказать. Никогда не оставлял он её наедине со своим горем.
Теперь же есть у него другая – и с ней милуется Кирилл, жалеет, её слёзы, если надо, осушает. И даёт она намучавшемуся мужику то, чего он в жизни не получал от жены.
Никогда бы гордыня не позволила Домне пойти к мужу и просить назад вернуться. Тем более, что пришлось бы в дом Ольги идти в соседнюю деревню что на том берегу реки. Но сам Кирилл точно не вернётся – хорошо ему там, и тепло, и сладко, и любовью обласкан. И кума-бесстыжая радуется, небось. Кирилл мужик хозяйственный и послушный, что надо, всё сделает.
Время шло, а Домна всё места себе не находила. Признавалась себе, что считала мужа тюфяком бессловесным, слабаком невзрачным и никому не нужным. А тут оказалось, что очень даже нужен он. С руками и ногами готовы забрать.
Когда Домна впервые явилась на работу к мужу, он аж молоток из рук выронил - вовсе не ожидал он жену тут увидеть.
- Ну, здравствуй, Домна, - произнёс он медленно, но довольно чётко.
- Ты уже совсем хорошо говоришь, - с удивлением ответила жена, - и слух, наверное, вернулся.
- Верно, - кивнул Кирилл, - ты ж пришла не потому, что о здоровье моём печёшься. Говори уж, что нужно.
В тот момент выдумала Домна какие-то дела, что нужно сделать дома. Дров нарубить, ведь младшие мальчишки не справятся с такой задачей, крыльцо поправить, кровлей заняться.
- Или твоя голова занята тем, чтобы у кумы крыша не текла? – произнесла она.
- Я детей в беде и без помощи никогда не оставлю, - ответил Кирилл, - так что жди, вечером буду.
Радость свою мужу Домна не показала, но побежала домой счастливая, как девочка влюблённая. Сама себе удивлялась, ведь таких лёгкости и волнения на сердце не было у неё никогда.
- Ты чего, мам, такая нарядная? – с подозрением спросила Надюшка, видя, что мать впервые за много лет надела красивое платье.
- А вот настроение такое, - засмеялась Домна.
- Да уж, не видела я у тебя такого настроения, - удивилась Надя, - а что за запах такой на кухне?
- Нравится?
- Очень!
- Вот и хорошо. Пироги пеку трёх видов – сладкие из наших яблок с брусникой, с картошкой и грибами и с капустой.
- Ох, как хорошо-то. А для кого ты всё это делаешь? Гостей что ли ждём?
- Пироги для вас, мои дорогие. Впрочем, папке вашему они тоже нравятся. Придёт вечером, побалуем пирогами его.
Заметил Кирилл красивое платье жены, но вслух ничего не сказал. С детьми тепло поздоровался и принялся за дело. В доме такой запах вкусный стоял, что аж желудок у него заурчал. Но вопреки предложению жены, не стал он дома на ужин оставаться и заторопился к Ольге.
А Домна сдаваться не собиралась. На другой день тоже с просьбой к мужу на работу пришла, и через день также. Ни разу не отказал ей Кирилл – все дела, что положено, выполнял. А жена все встречала его дома нарядная, да причесанная. Каждый раз покидал её Кирилл после выполнения работы, а однажды не утерпел, провёл ночь с женой.
- Останься, - попросила она его, когда он стал под утро собираться.
- А надо ли, Домна? Сейчас я тебе нужен, а завтра? Что завтра будет?
- И завтра нужен будешь. Кирилл, ну погулял и хватит. Никогда тебе этого не припомню, ведь понимаю, что в том есть твоя вина. Только вот раскаиваюсь я, да детишки у нас, дом. Ну неужто у Ольги тебя тоска о детях не берет.
Кирилл помолчал, затем кивнул. В тот же вечер он вновь пришел к Домне, а потом с нею навсегда и остался.
***
Ни словом не попрекнула Ольга Кирилла. Видать, знала, что однажды не вернётся он к ней от жены. Однажды в разговоре с деревенской любопытной сплетницей она сказала, что считает Кирилла настоящим мужчиной, и благодарна ему за короткую жизнь, что провели они вместе.
Сплетница поспешила к Домне, шепнула ей, мол Ольга претензий к её мужу не имеет, возвращать его себе не собирается. И хотя для виду хозяйка фыркнула, мол неинтересно ей знать об этом, всё равно с облегчением вздохнула. Не выясняла она с ней раньше отношений, и сейчас не собирается. Сама мужика до такого довела.
Но зато с тех пор стала жена по-другому смотреть на своего скромного, тихого, трудолюбивого мужа. Поняла, что ценят его женщины, и в случае чего увести могут.
А через года полтора или два Домна увидела Ольгу с мальчонкой маленьким. Очень уж он походил на Кирилла внешне, да и по срокам похоже было, что его сын. Но признать мальчишку женщина не просила, сама воспитывала ребёнка, и в чужую семью не лезла. Что думал о прижитом сыне сам Кирилл, неизвестно. Наверное, кто-то ему всё-таки рассказал, или сам он увидел, но мысли свои держал при себе.
ЭПИЛОГ
Дальнейшую семейную жизнь Головковых можно, наверное, назвать спокойной, но и горя было достаточно. Супруги ладили, с теплотой и заботой к друг другу относились, детей растили. После воссоединения родились у них ещё поздние сыновья – Петр и Николай. У повзрослевшего Петра печально судьба сложилась. Ему было чуть больше двадцати, когда во время обеда в столовой на него напал человек с ножом. Причины того ужасного поступка неизвестны.
Невыносимой болью отозвалась гибель сына в сердце Домны. Она чуть с ума не сошла тогда. За каждым шагом жены тогда следил Кирилл – однажды даже на чердак за ней последовал и из петли вытащил. Лишь благодаря заботе мужа сумела мать пережить потерю Петра.
Старшие Головковы прожили долгую жизнь. Домна в разговоре с повзрослевшими внучками говорила, что не любила мужа в молодости и долгое время не испытывала к нему даже тёплых чувств. Но со временем уважение, благодарность и взаимная забота переросли в привязанность, а затем и любовь.
Кирилл дожил до 85 лет, а жена его умерла в 92 года. Их выжившие дети выросли достойными людьми. У внуков жизнь складывалась по-разному, но в целом благополучно.
Спасибо за прочтение и благодарю подписчицу за историю.
Другие рассказы можно прочитать по ссылкам ниже:
Поддержка автора приветствуется.😊