Расцветало хозяйство Ченцовых, в прибыли и другие семьи были. Старшие дети Демьяна и Меланьи повзрослели, своими семьями обзавелись. Малой Гришка подрастал, а там и дочки поздние родились – сначала Анютка, за ней Домна.
Глава 1
В строгости и любви к труду растили родители своих детей. Знали они цену деньгам, потому не были их дочки белоручками. Имелись в доме помощницы по хозяйству, но девочки с малых лет умели полы мести, грядки полоть и за двором ухаживать.
Радовалась Меланья, глядя на своих дочерей – завидными невестами будут, когда время придёт. Из уважаемой в округе семьи, прилежные да к труду приученные. А ещё хорошенькие, что глаз не отвести. Маленькие ещё совсем, а уж видно, что красавицами станут. С приданым – так вообще отбою от женихов не будет. Она мечтала, что дочери её замуж за ровню пойдут, тогда и объединиться можно будет хозяйствами по семейному.
События, что в 1917 году сотрясли страну, мало коснулись Ченцовых и их соседей. Люди здесь были в большинстве своём неграмотные, газет не читали. Слушали, правда, что заезжие вещали, мол скоро всё по-новому будет. Особенно в деревнях изменения грядут.
Демьян плечами пожимал – что с ним-то статься может? Как трудился честно и без устали, так и дальше будет. Зла никому не делает, с соседями дружен, всеми уважаем. Но годы шли, а слухи о надвигающейся беде звучали всё чаще. Стали мужики, владеющие большими хозяйствами, собираться вечерами да обсуждать, что происходит. У кого какие новости есть, тот остальным рассказывает. И чем дальше, тем тревожнее были слухи.
- Ты чего, Демьян, на вечерний сход не явился вчера? – спросил как-то Прохор, что был не самым близким соседом Ченцовых.
- Работы у меня по горло, от сплетен да пересудов дела не сделаются, - махнул рукой хозяин.
- Эээ, зря ты так, - покачал головой гость, - вчера про тебя только и было разговоров.
- А чего обо мне-то? – удивился Демьян.
- А то, что бумага на тебя готовится. Свой человек в Советах имеется, от него и вести. Вроде как многие из наших в списке этом есть, но дойдёт ли до кого дело, неизвестно. А твоё хозяйство им как гвоздь в пятке – ну не даешь покоя, хоть ты тресни.
- А кому им-то?
- Да тем, кто глаз на добро твое положил! Там же наверху что-то несусветное творится - беднота ликует, сладкую жизнь обещают им. А вот тем, кто честным трудом достаток нажил, худо придётся.
- А чем же честные труженики не ко двору пришлись?
- Да тем, что всё как бы наоборот у них. Списки имеются тех, у кого земли много. Тут ты, Демьян, впереди всех среди наших. А ещё тех, у кого работники имеются по хозяйству, эксплуататорами объявили.
Демьян нахмурился. Эксплуататоры…А кто ж они такие эксплуататоры-то? Никогда он такого слова не слышал, но звучало оно странно и неприятно.
- Я и сам толком не понимаю, что это значит, - пожал плечами Прохор, - да только не любят сейчас таких. И ежели работники у тебя в поле пашут или по дому помогают, то вроде как ты и есть этот самый эксплуататор. Значит, надо землю у тебя отобрать, и всё, что на ней имеется.
- Да как землю-то отобрать, коли на ней ещё отец мой да дед хлеб выращивали? – вскричал Демьян.
- А вот так, - кивнул Прохор, - мы тут в глубинке не шибко грамотные люди, газет не читаем. Листовки всякие к нам не попадают. Только и остаётся, что слухам от заезжих верить. А дела-то жуткие творятся.
- А я всё ж чего-то не пойму, - растерянно произнёс Демьян, - ежели власть у меня что-то хочет отобрать, это как налог? Так я плачу. И излишки сдаю.
- Вроде того, - усмехнулся Прохор, - только налог хотя и платить не особо хочется, но не обескровит тебя платёж. А эти всё оттяпают. По самый локоть руку откусят и не подавятся. Вот коли бы ты людей не нанимал, да сам работал, тогда и претензий к тебе бы не было. А так... Чем ты от барина отличаешься?
Демьян весь день подавленный ходил после разговора с соседом. Прежние слухи да разговоры мало трогали его, как-то и не верилось, что это правда. Всё для народа – так говорят ведь? Стало быть, и для достойных людей, вроде Ченцовых, это самое "всё". Но в этот раз почувствовал Демьян – надвигается гроза. А с этой самой грозой и ураган налетит на его семью, который сметёт страшной силой всё вокруг. И не убережёшь от него ни добро своё, ни деньги, ни даже дом. Тут бы жизнь своих близких сохранить – и на том спасибо.
***
Благодарил Демьян Бога за то, что вокруг него были люди, которые за него болели душой. С женой поделился он своими мыслями, а та будто бы и не удивилась.
- Ты сам всю жизнь всем помогаешь, вот и люди к тебе лицом поворачиваются, - кивнула Меланья.
- Может, ты и права, - пожал плечами супруг, - и как бы худо дела наши не шли, а на душе тепло, когда за нас так люди переживают. А то ж в городах и других деревнях сосед на соседа наговаривает, властям сдаёт. Жуть, что творится.
- А чего ж толку от наговора?
- А то и толку. Говорят, будто слова порой достаточно, чтобы уважаемого человека обобрали, всё отняли да бросили в тюрьму.
- Ох, что ж страсти-то такие говоришь!
- Прости, родная, что пугаю. Да только происходит что-то несусветное, всё с ног на голову. Уж и не знаешь, чему верить, и как жить.
- Честно жить, Демьян. Вот, как всегда мы жили, так и надо жить. И ничего лучшего ещё не придумано.
Через знакомых удалось соседу Кузьме разведать, какие бумаги на Ченцовых готовят. Пришёл он к Демьяну с понурой головой, когда всё ясно ему стало.
- Плохи твои дела, - сказал он, опустив глаза, - уж не знаю, с чего и начать.
- Говори, как есть, - глухо ответил Демьян.
- Землю у тебя, сосед, отберут, это уж как пить дать. И всё, что на ней – все потеряешь. Много бумаг исписано про то, как ты наёмный труд используешь. Мол, эксплуататор Демьян Ченцов, годами наживается на страданиях других.
- Это ж какие такие страдания-то?
- Телесные, Демьян, а может, и душевные, кто их разберёт. Вот ты человека нанял, вроде и зарплату заплатил. А он спину гнёт, чтобы поля твои обрабатывать. У него спина болит, а у тебя нет. Он копейку получил со своего труда, а ты целый рупь, понял?
- Неужто кто из моих работяг, бывших или настоящих, пожаловался властям на меня?
- Нет, не похоже на то. Ведь в деле имеются и другие записи. Вроде как опрашивали бедняков, а они как один, добрые слова о тебе говорили. Мол, платил щедро, не обижал. Вот только…
- Да чего "только"? Не тяни уж, Кузьма!
- Многие упоминали молотильню твою конную, мол с нею работа и легче, и быстрее. Так вот, молотильня властям как раз поперек горла и встала.
В холодный пот кинуло Демьяна, сердце защемило. Сколько лет молотильная машина служила ему верой и правдой. Уж и коней для неё сменил хозяин, а сама техника работала прекрасно. Только вот смазывать иногда приходилось нехитрые железные механизмы.
- Совет тебе мой, Демьян, - покачал головой Кузьма, - напиши им бумагу какую, мол так и так, хочу отдать народу молотильню конную на восемь лошадей. Добавь, что власти большевиков исключительно рад, а наёмный труд в хозяйстве не используешь. Всё, мол, сам.
Ох, как тяжело было на сердце у Демьяна, когда понял он, что от молотилки придётся отказаться. Но Кузьма сказал ему, что, если противиться властям, не только собственность отберут, могут ведь и на жизнь позариться. Потому, скрепя сердце, кивнул Демьян и попросил грамотного соседа написать за него такую бумагу.
Пока заявление Ченцова в Совете рассматривали, дела у Ченцовых вроде как шли своим чередом. Не хотел Демьян пугать родных, хотя сам уже знал, что ничего хорошего их не ждёт. То здесь, то там слухи проходили, что кого-то из зажиточных крестьян выслали вместе со всей семьёй. Ни есть, ни спать не мог, всё о близких своих тревожился. Молотильню, хотя и жаль было, но распрощался уже с ней мысленно Демьян. А как-то поутру подошёл к жене и сказал, что помощниц по хозяйству нужно рассчитать.
- Да как же это так – рассчитать? – ахнула Меланья.
- Рассчитай и всё, - хмуро ответил супруг, - пущай по домам своим расходятся.
- А я ж как управляться буду?
- Управишься как-нибудь с дочками. Вон, невестку почаще с кровати поднимай. А то лежит, бока нагуливает.
- Дети у неё малые, с ними больно не нагуляешь.
- А что с того, что малые? Ты с детьми и по дому всё успевала делать, и на огороде порядок был.
- Ну, то времена другие были.
- Времена…да, другие. Но ты мне, жена зубы не заговаривай. Чтобы к завтрашнему утру ни одного работника у нас не было. И не спрашивай меня ни о чём. Сам толком ничего не понимаю.
Бумага Ченцова, отправленная властям, о передаче молотильной техники государству, возымела благоприятное действие. На какое-то время слухи поутихли, даже показалось, будто никаких мер к Демьяну больше применять не собирались.
Но то затишье было временным. Пришли к Ченцовым люди в форме, вручили Демьяну бумагу.
- Читать можешь? – спросил солдат. – Грамотный?
- Грамотный...
Он зачитал текст документа. В нём говорилось, что в энную дату Демьяну Ивановичу Ченцову и всем, кто проживает под его крышей, и носит его фамилию, надлежит отправиться в ссылку.
- В документах будет проставлена отметка о лишении избирательных прав, - в завершении сообщил солдат, - у вас остались ещё вопросы?
- Нет, - только и ответил опустошённый Демьян.
- В таком случае до даты высылки вы можете проживать на прежнем месте, - равнодушным тоном произнёс солдат, - но весь инвентарь, хозяйство, ценности теперь принадлежат государству. Изымать имущество мы будем поэтапно, сегодня произведём опись. В дальнейшем будем вывозить согласно этой самой описи. Не смейте ничего прятать.
- Зачем нужно описывать то, что есть в доме? – смутился Демьян. Ему было не по себе, что чужие люди станут ходить по его дому и трогать добро, которое наживалось годами, а то и десятилетиями.
- Затем, что, если вы решите обмануть власть, и продать либо спрятать что-то из вещей или даже курицу, вам несдобровать, - всё тем же безразличным тоном ответил солдат.
Многим зажиточным крестьянам в округе пришлось несладко. И всё ж за Демьяна люди переживали сильнее всего. Процесс конфискации был поэтапным, время ссылки приближалось. Соседи поддерживали Демьяна, обещали ему свою поддержку, если таковая потребуется.
На имя Ченцова приходили бумаги, и разбирался с ними Кузьма. Он был самым грамотным в округе, потому зачитывал письма и при необходимости писал за своих товарищей ответы властям.
- Я вот что не пойму, - задумался Кузьма, читая очередную бумагу, адресованную Демьяну, - сколько вас, Ченцовых-то, в твоём доме?
- Мы с Меланьей, Анютка с Домной, Гришка с Прасковьей и двое детушек у них.
- Восемь человек, стало быть.
- Значится, так...
- А вот тут о шестерых пишут, будто бы дочки твои…не в списке. Ошибка, видать.
- Так надо бы сообщить о той ошибке-то.
Кузьма поднял на соседа глаза и покачал головой. Затем шепнул ему для раздумья, что пока путаница такая случилась, можно девчонок по-быстрому замуж выдать. Тем самым оставить их в родных краях и уберечь от неизвестности и скитаний в ссылке.
И хотя первым делом Демьяну такая мысль показалась непостижимой, всё ж задумался он и решил спасти дочек. Пусть даже ценой разлуки с семьёй.
- Эх, Демьян, не успел бы ты оглянуться, дочки твои и так ушли бы в чужие дома, - произнёс Кузьма, - потому годом раньше, годом позже, уж и не имеет значения.
А ещё сосед сказал то, что совсем расстроило Демьяна. Не надо искать девочкам женихов получше да побогаче. Выдать их за бедняков – так надёжнее будет.
***
И хоть это и было сложным решением, но послушал он Кузьму. Ни свадьбы не было, ни гуляний – договорился Демьян с бывшим работником, молча отвёз отец Анну в соседнюю деревню, привёл в новую семью и наказал слушаться мужа. Супругу с собой не взял, чтобы не разревелась при людях, и девчонке душу не травила.
Как хотел Демьян забыть изумлённые глаза любимой дочки, а всё ж не мог. Так и стоял перед ним её взгляд. Даже когда засыпал – Анюткины глазки снились.
А вот Домну мать до последнего держала дома. То одно придумает, то другое – лишь бы не отпускать. Как ни просила Меланья мужа сказать ей, в какую семью отдал он Анну, тот молчал и качал головой. А вот младшую дочку наотрез отказалась отдавать неизвестно кому.
- Хоть убей меня, Демьян, а пока жениха не покажешь, не пущу дочку, - твёрдо заявила она.
Понял Демьян, что не сладить ему с супругой. Ох уж это материнское сердце! Если у него, как у отца, душа болела, ныла просто невыносимо, то каково ж Меланье?
- За Головкова пойдёт, - глухо ответил Демьян, - за Кирюху, сына Андреяна.
На мгновение будто бы даже легче стало матери. Головковы бедняками были, в своё время Ченцовым на работы в поле нанимались. Но люди порядочные, совестливые – не такая уж плохая партия в их случае.
К Головковым родители повели Домну вдвоём. Мать обнимала дочку, шептала ей на ухо, что желает ей счастья, а у самой слёзы лились ручьём. Девочка будто бы не понимала, что происходит, потому не говорила ничего, лишь обнимала свою мать. А когда взял отец её руку и вложил в ладонь Кирилла, так не удержалась девчонка от возгласа.
Родители жениха рады были невестке. Ну и что, что молодая? Зато крепкая и здоровая. И какое-никакое приданое за ней шло, которое смогли каким-то чудом уберечь Ченцовы от описи. Потому на радостях сватов отметить пригласили. Отказываться было неудобно, сели Ченцовы за стол. Вот только странная была эта свадьба – невеста сидела в углу и проливала слёзы, отец что-то говорил, редко и невпопад, а мать выглядела бледной и несчастной.
В то самое утро, когда Ченцовых увозили на станцию, откуда им предстояло несколько суток ехать в вагоне, без отопления и окон, Меланья молилась, чтобы не увидеть дочь, иначе сердце может не выдержать. И всё же Головковы пришли проводить своих родственников. Вся деревня вышла, чтобы попрощаться с самой уважаемой семьёй здешних мест.
- Мама, мамочка! – кричала Домна и тянула руки к своим родным. Ах, как же ей было страшно в тот момент. До последнего она верила, что родители заберут её с собой. Голод, холод и нищета? Пусть, зато со своими родными, под крылом у любящей матери.
- Мама, оглянись! – продолжала кричать девочка, но Меланья отвернула лицо. Слёзы лились градом, рыдания не утихали ни на мгновение. Нельзя, чтобы дочь видела материнские страдания.
Пронзительный крик Домны пронзал сердце женщины. Меланья будто физически ощущала страшную боль в груди. Ничто в тот момент не тревожило её – ни унижения, ни неизвестность, что ждала их на новом месте. И не знала она, чего в тот момент ей на самом деле хочется – то ли больше не слышать этот душераздирающий крик, то ли слышать голос дочери как можно дольше.
***
Пребывание Ченцовых на новом месте никак не походило на жизнь в их прежнем доме. Семью перевезли в маленькое, бедняцкое село Петухово Уральской области. Были у Демьяна надежды на то, что их поселят в дом, где будет хоть небольшой участок земли. Но увы, и выделили лишь комнату в бараке – холодную, тесную с невыносимыми условиями для жизни.
Внуки постоянно болели – в здешних местах им, выросшим на юге, отчаянно не хватало солнца и тепла. У Меланьи ныла спина и отнимались ноги, но она старалась ни словом, ни взглядом не показать, как мучается. Знала ведь, как мужу нужна её поддержка.
Демьяна, Григория и его жену Прасковью привлекли к обязательным работам. Всеми правдами и неправдами Меланью удалось от них освободить – ей нужно было сидеть с детьми. Остальные же без отдыха трудились в лесу, в полях и на стройке.
Через несколько месяцев пребывания в ссылке Демьян написал односельчанам письмо с просьбой ходатайствовать перед местной властью о его возвращении в родное село. Односельчане собрались на сход и составили "одобрительный приговор", указав в нем, что Ченцов не был кулаком, наёмный труд не использовал, а дорогостоящий инвентарь и животину сдал в пользу государства. Но, к сожалению, ходатайство соседей и друзей семьи Ченцовых не было удовлетворено властями. Клеймо кулака, так и осталось на Демьяне и его сыне с невесткой. О том свидетельствовали записи в сельсовете и соответствующие пометки в их личных документах.
До конца жизни оставались Ченцовы в Уральской области. Ни Меланья, ни Демьян так никогда больше не увидели своих дочерей.
Следующая история о жизни Домны.
Спасибо за прочтение.
Другие истории можно прочитать по ссылкам ниже: