Алиса не обманула. Пекарня, которая пряталась в одном из тихих переулков рядом с институтом, оказалась очень атмосферным местечком. Небольшое помещение, стилизованное под трактир конца девятнадцатого века, было невероятно уютным.
Тяжелые деревянные столы и стулья, на которых лежали вязаные крючком коврики-кружочки («Моя прабабушка такие вязала! Старые футболки на полоски разрезала и вязала!» – восхитилась Саша), неяркий свет тяжелых кованых светильников, в углу два фикуса в больших кадках, две клетки с канарейками на окнах, на стенах развешены старинные черно-белые фотографии.
– Супер! – выдохнула восхищенная Саша, оглядывая зал.
– Подожди, это ты еще ничего из выпечки не попробовала! Идем, выберем себе пирожки, а потом, как говорила моя бабушка, «пристулимся» и пообщаемся, – Алиса была довольна.
Девушки устроились в уголке около окна, благо, свободных мест было много, кроме них в «Пирожке» в это время был всего один посетитель, молодой мужчина, вдохновенно что-то печатавший на ноутбуке.
– Восторг!
Саша откусила от пирожка и прикрыла глаза от удовольствия – так вкусно ей было. Курица с сыром. Что-то невероятное! Настроение девушки быстро поднималось от «так себе» до «все отлично и жизнь прекрасна». Саша быстро расправилась с первым пирожком, посмотрела на второй, с курицей и грибами, и вздохнула. Нет. Так дело не пойдет. Надо сделать паузу. И вообще, они сюда не только пирожки лопать пришли.
─ Спасибо тебе. Я, правда, не знала об этом месте, – поблагодарила она Алису.
Занятая куском вишневого пирога Алиса молча кивнула, глотнула кофе и только после этого ответила:
– Да не за что. Если честно, мне давно хотелось пообщаться с тобой в спокойной обстановке. Но где? Не в мастерской же. И не в столовке – там вечно такой гвалт стоит на перерывах… и табуретки эти… фу. Стараюсь как можно реже туда заходить. Ненавижу шум. А вот сегодня звезды сошлись. Я рада, что смогла тебя поддержать в трудную минуту.
– Спасибо еще раз.
Алиса отодвинула тарелку с недоеденным пирогом, поставила локти на стол, а подбородок устроила на сцепленных кистях рук:
– О тебе часто говорили. Наши. Вспоминали. Пока ты в академе была. Удивлялись твоему поступку… Некоторые даже прямо героиней тебя называют. И, знаешь… Я, пожалуй, с ними соглашусь.
– Ты о чем?
– О том, как ты за мамой своего мужа ухаживала. Все об этом знают. Прости, конечно, если тебе больно вспоминать…
– Все уже позади, – Саша погрустнела. – Да и называть это геройством… Такое себе, если честно… Понимаешь…
…Уже две недели как Алле Владимировне сильно нездоровилось. Она постоянно то звонила, то писала сыну, рассказывая о том, что у нее «все болит» и «совсем нет сил.» По утрам она еле-еле может встать с кровати от слабости. Кружится голова, перед глазами «черные мухи». И все время хочется спать. Попьет кофе – полчаса поспит. Вымоет чашку – снова в сон клонит. Сходит в магазин – опять глаза закрываются.
– Тоша, это очень тревожные признаки! – говорила Саша мужу, когда он в крайнем раздражении откидывал телефон после окончания разговора. – У моей бабушки такое было. Не хочу тебя пугать, но считаю, что Алле Владимировне срочно, нет, очень срочно нужно к доктору!
– Да перестань! – отмахивался муж, – Ты просто еще плохо знаешь мою маму. Она недавно на пенсию вышла, никак не привыкнет к новому режиму. Ну и внимание к себе привлекает. Я тебе рассказывал – она меня одна растила. Привыкла, что я всегда рядом, по любому ее звонку срываюсь с места и лечу к ней. В театр – со мной, гулять – со мной. Понятно, что подруги у нее есть, но и я никогда ей не отказывал. А теперь появилась ты. Понимаешь? Маме грустно, скучно. Уверен, что она ревнует сильно. Саш, поверь, мама любит излишне драматизировать. И жаловаться на здоровье просто обожает. Особенно, когда я поступаю не так, как ей хочется. Или как она считает правильным. Помнишь, как она ругалась, когда я сказал, что мы поженимся? У нее тогда то «давление скакало», то сердце «прихватывало», то «ноги отказывали». И каждый раз она требовала, чтобы я приехал. И, как только я приезжал, мама не про здоровье говорила, а убеждала меня, что я делаю огромную ошибку, что нам нельзя так быстро расписываться, что надо пожить годик-два-три просто так, без брака…
Саша кивнула. С Аллой Владимировной у нее тогда, перед свадьбой, состоялось несколько очень неприятных разговоров, в которых пожилая дама прямым текстом говорила, что не верит в искренность чувств Саши.
– Да брось! Молодая девица, художница, богема, просто так выходит замуж за нищего инженера, который старше на десять лет? Не за режиссера, не за олигарха. Уж мне-то врать не надо! Я-то в людях разбираюсь! Небось, беременна от другого? Нет? А что тогда так замуж торопишься? Молодые сейчас совсем «взамуж» не спешат! Или… Поняла! Ты же с родителями живешь? Так тебе квартира его нужна! Вот оно что!
– Неправда! – сжимала кулаки Саша, – Я просто люблю Антона! И я не хочу жить «просто так»! Для меня это неприемлемо! И он меня любит. И уважает мои принципы!
– Ах принципы! – Алла Владимировна рассмеялась и погрозила пальцем, – Ну раз принципы… Так пусть этот дурак на меня дарственную оформит. На свою квартиру. И женитесь, сколько угодно! Ну? Нужен он тебе будет такой? С голой жо... бесприданник, в смысле?
– Вы, пожалуйста, с квартирами сами разбирайтесь, хорошо? – Саша не могла себе позволить ответить резко будущей свекрови, – Это вообще не мое дело. Мне нужен Антон. И нам есть, где жить.
Антон об этих беседах не знал – ни Саша, ни мама ему о них не говорили. Он думал, что они мирно беседуют за чашкой чая, обсуждая предсвадебные хлопоты. Он видел, что между его любимыми женщинами есть какое-то напряжение, но думал, что это обычный конфликт поколений. Классика – свекровь и невестка. В любом случае, жить вместе они не будут, и со временем все наладится. После свадьбы Алла Владимировна нисколько не смягчилась, а жалоб на здоровье стало в два раза больше. И в какой-то момент Антону это просто надоело.
– И все равно! Я считаю, что твоей маме надо к доктору! Мало ли, что она не хочет! Отпросись с работы и сам ее отведи! – мягкая и уступчивая Саша в этот раз почему-то проявила несвойственную ей настойчивость и даже упрямство. – Просто для собственного спокойствия. Чтобы знать наверняка, что все в порядке!
Антон отмахивался от слов Саши и просил «не выносить ему мозг» своей беспричинной паникой. Она еще слишком молода. Поэтому и подается на уловки манипулятора. Он свою мать знает хорошо, поэтому на него это уже не действует. И Саша сдалась, поверив мужу.
После того разговора прошло чуть больше недели. Саша собиралась идти в столовую с Витой и Капой – как раз закончился рисунок и начался большой перерыв, когда ей позвонила свекровь. Саша ответила и даже не сразу поняла, что происходит, почему Алла Владимировна говорила настолько странно, словно была нетрезвой. Она путала слова, проглатывала одни слоги, зато несколько раз подряд проговаривала другие.
– Пл…хохо, – едва ворочая языком, выговорила она, – Сашк… а! Мне пл…хохо.
– Алла Владимировна! – закричала, похолодев, Саша – Вы где? Дома? – она уже закидывала на плечо рюкзак и бежала по коридору института.
– Д… домама, – сказала свекровь и заплакала.
Саша смутно помнила, как добралась до дома свекрови. Всю дорогу она бежала, ругая себя за то, что в кошельке было слишком мало денег – можно было вызвать такси, а так… А так пришлось бежать по всем эскалаторам метро: и вниз, и вверх и даже перебегать дорогу на красный свет, лишь бы сэкономить еще минутку.
На звонок в домофон свекровь не ответила, хорошо, что в это время из подъезда выходила мама с маленьким ребенком, и Саша смогла прошмыгнуть внутрь. Не дожидаясь лифта и перепрыгивая через две ступеньки, она взлетела на третий этаж.
Алла Владимировна стояла на лестничной клетке, прислонившись боком к стене и крутила в руках связку ключей, явно не понимая, что нужно с ними делать и как попасть домой.
– Забыла, ─ проговорила она, заливаясь слезами бессилия, – Как надо… Забыла…
Саша забрала у нее ключи и, бормоча что-то ободряющее, открыла замок. Потом она помогла женщине зайти в квартиру, снять пальто и сапоги. Она вызвала скорую и попыталась дозвониться до Антона. Бесполезно. Сигнал проходит, абонент в сети, а единственный ответ – длинные гудки. Видимо поняв, кому именно Саша звонит, Алла Владимировна молча протянула ей свой телефон, который до этого сжимала в руке. Саша бросила взгляд на экран и кивнула. Антону свекровь набирала раз двадцать, если не больше.
– Страшно, – четко выговорила Алла Владимировна, закатила глаза и стала заваливаться набок.
Потом, конечно, были больницы, обследования, анализы. И платные, и бесплатные. И вердикт: поздно. Уже слишком поздно. Мучить лечением человека, конечно, можно, только зачем? Лучше купировать острое состояние и позволить дожить ей спокойно эти несколько месяцев.
И вот тут, на фоне этих трагических известий, и возникла новая проблема. Алла Владимировна наотрез отказалась ехать в специализированное учреждение и была категорически против того, чтобы сын нанимал для нее сиделку. Однако и одну ее оставлять было невозможно.
«Хорошие» дни, когда Алла Владимировна была в ясном сознании и, хоть и перевирая слова, но говорила довольно связно и понятно, чередовались с днями «не очень». В такие дни женщина никого не узнавала, могла выйти из квартиры в тапочках и халате, утверждая, что ей надо на работу, забывала на плите чайник, выбрасывала посуду в мусорное ведро, вместо того, чтобы поставить ее в раковину. Бывали еще и «плохие» дни. Тогда Алла Владимировна вообще ничего не говорила, не вставала с постели даже в туалет.
И «хорошие», и «плохие», и «не очень» – все эти дни объединяло только одно: к себе больная подпускала только Сашу. Непонятно, с чем это было связано и какие образы рождались в ее измученном мозгу, но, если к ней приближался кто-то еще, кроме невестки, она начинала дрожать и отмахиваться. Иногда, если этого было недостаточно, Алла Владимировна начинала громко кричать на одной ноте.
Зато из рук невестки, против которой она еще недавно пыталась настроить сына, принимала и еду, и питье, и таблетки. Только в присутствии Саши, а, еще лучше, когда она держала ее за руку, Алла Владимировна позволяла врачам осмотреть себя, а медсестре – сделать укол или поставить капельницу.
Саша не могла отлучиться из дома дольше, чем на два-три часа – пока свекровь спала под действием лекарств. Проснувшись, женщина сразу требовала «Сашку» и, если девушка через минуту не заходила в комнату, начинала кричать. От времени суток это тоже никак не зависело: довольно часто свекровь просыпалась и ночью, и тогда ее хриплое «Сашка!!!» разносилось по всей квартире в ночной тишине, и девушка, еще толком не проснувшись, спешила в комнату больной: Антону завтра на работу, ему нужно выспаться. Да и соседям радости мало – такие крики слушать. До сих пор Саша иногда подскакивала по ночам, когда ей снилось, что Алла Владимировна снова ее зовет.
Окончание здесь