Глава 1 здесь
Есть такой тип внешности – не важно, мужской ли, женской ли, когда при первом же взгляде на человека можно безошибочно определить: это учитель. Педагог. Преподаватель. Словом, человек, посвятивший жизнь обучению молодого поколения. И, казалось бы, нет ничего особенного, бросающегося в глаза и, вместе с тем, что-то во взгляде, походке, голосе или жестикуляции позволяет понять, кто сейчас зашел в комнату.
Именно так выглядели преподаватели, которых сейчас приветствовали студенты. Пожилые солидные мэтры в добротных костюмах с достоинством отвечали на приветствия и было видно, что они сами соскучились и были рады началу учебного года.
И Суханин Николай Иванович, преподававший живопись и композицию, и Грушин Геннадий Петрович, ведущий рисунок, были не только признанными выдающимися художниками. Они были педагогами по призванию, вкладывали и силы, и душу в то, чтобы вырастить из студентов настоящих служителей искусства. Студенты, в свою очередь, это чувствовали. Уже не первое поколение выпускников с чувством глубокой благодарности вспоминали годы обучения в мастерской Суханина и при каждом удобном случае вспоминали своих преподавателей: на конференциях, в публикациях, при открытии персональной выставки.
– Сашенька! – Николай Иванович заметил девушку и шагнул к ней, – ну как у вас? Рад, что вы смогли вернуться. Как сейчас? Сможете ходить на занятия?
– Здравствуйте, смогу, конечно. Да, все разрешилось, хоть и самым печальным образом…
– Что же, Саша…это жизнь. К сожалению, ее исход вполне предсказуем. Но не будем о грустном, – Николай Иванович легко коснулся ее плеча в знак поддержки и обратил взгляд на остальных студентов: – Так, господа студенты! Сейчас будет небольшая официальная часть. Прошу всех взять стулья и сесть вот здесь полукругом. Мы познакомимся с новенькими, а к вновь прибывшим просьба коротко рассказать о себе – где учились, у кого, ну и так далее…
Саше очень нравилась эта «официальная часть». Она помнила, как сама сидела здесь два года назад и отчаянно трусила в ожидании своей очереди. Девушка никогда не была мастером публичных выступлений и очень волновалась, когда приходилось что-то рассказывать даже перед знакомой доброжелательной аудиторией. Например, в школе она очень не любила читать у доски стихи, всячески оттягивая неприятный момент, даже под угрозой получить двойку. Иногда ей удавалось уговорить учительницу, чтобы та послушала ее на перемене, тет-а-тет, и тогда все получалось замечательно. Во время школьных праздников Саше почти никогда не давали серьезных ролей, и девушка чувствовала себя абсолютно счастливой, стоя в «массовке», подпевая солистам или повторяя движения незамысловатого танца, прячась за спинами одноклассников.
Здесь, в институте, было проще. То ли она сама повзрослела, то ли просто необходимость публичных выступлений возникала гораздо реже. Тем не менее, хоть и нечасто, Саше приходилось читать доклады или тезисы рефератов. Каждый раз она нервничала, краснела и бледнела. Хорошо хоть не заикалась! Правда, ее руки в такие моменты дрожали очень сильно.
И вот настал тот первый день на третьем курсе. Студенты, которые учатся здесь уже не первый год, что-то обсуждают, смеются шуткам, о чем-то спрашивают друг друга. А Саша… Она скромно сидела в уголке и радовалась тому, что волнение неплохо можно скрыть, если уткнуться взглядом в экран телефона. А потом пришли преподаватели и сказали примерно те же слова, что и сегодня – мол, те, кто только что пришел, расскажите коротко о себе…
Саша тогда замерла. Вот так сюрприз!.. Если бы она заранее знала, можно было подготовиться, хотя бы морально. А в идеале – написать на бумажке, что нужно сказать. А если она сейчас ляпнет какую-нибудь глупость? Вот это позор будет… Саша сцепила руки в замок и судорожно вздохнула, а, тем временем, очередь уже дошла до ее соседки справа, симпатичной, нарядно одетой китаянки.
– Меня зовут Синь Ян, – с акцентом, но довольно четко проговорила та. – Я из город Чунцин. Я люблю рисовать. Мой папа бизнесмен, а я художник!
– Как хорошо вы говорите по-русски, – искренне восхитился Николай Иванович.
– Не оченно карашо, – смутилась девушка.
– Поверьте, намного лучше, чем я по-китайски, – признался Суханин, и все дружно улыбнулись его шутке: несмотря на то, что китайские студенты часто попадали в его мастерскую, по-китайски Николай Иванович не знал ни слова.
Все это разрядило атмосферу, и Саша как-то вдруг в один момент поняла, что все у нее здесь получится, а бояться абсолютно нечего. И некого. Дождавшись, когда Николай Иванович ей кивнет, девушка поднялась с места и уверенно заговорила:
– Здравствуйте! Я Саша Викторова. Я из Москвы. Сначала я училась в колледже…
Позже она отмечала, что то первое ощущение оказалось верным. И учиться ей было интересно, увлекательно, и оба преподавателя, даже если ругались, то совершенно нестрашно и необидно. Зато умели объяснить так, что все сразу становилось понятным. Тогда и модель переставала «ехать с горки на табуретке», а сидела на ней уверенно и твердо, и пол не был похож ни на «море», ни на «облака», а фактура драпировки совершенно отчетливо отличалась от фактуры стены – сразу было понятно, что плоскость – это именно стена. А слова про «тональные отношения» и «силу контрастов» звучали в ее голове не иначе как голосами Грушина и Суханина.
Откровенно говоря, критиковали преподаватели гораздо чаще, чем хвалили. Они умели замечать даже малейшую оплошность, чуть заметное несоответствие пропорций, ненужный блик или отсутствующий рефлекс
─ Пропорции крайне важны! – горячился Грушин, – Именно они определяют сходство! Вот вы увидите человека издалека. Или в сумерках. Когда лица не различить. И все равно узнаете. Почему? Да по пропорциям! Понимаете?..
– Убедительность! – вторил ему Суханин, – работы должны быть убедительными! А для этого надо напрягаться. Если художник напрягаться не будет, зритель просто пройдет мимо…
Саше очень нравилось, что преподаватели говорили не только о технике, но и категориях искусства и даже о какой-то философии изобразительного искусства. Одно суханинское «Красивое и красота – это разные понятия» чего стоило! Готовый афоризм!
Девушка была счастлива, что попала именно в эту мастерскую. Она сама видела, как от работы к работе, от рисунка к рисунку растет не только ее мастерство, но и понимание задач искусства. Да и отношение к жизни, ее восприятие, постепенно менялось. Как говорил другой гений, Станиславский, она начинала любить не себя в искусстве, а искусство в себе.
К слову, менялось и отношение преподавателей. Если в самом начале третьего курса и Грушин, и Суханин, подходя к ее работам, сначала долго молчали в задумчивости и качали головой, прежде, чем начинать что-то объяснять, то уже после каникул, в начале второго семестра они начинали свое обращение со слов «а что, неплохо» или даже «много хорошего». Вот это был действительно ощутимый прогресс!..
А еще тогда же, на третьем курсе, еще осенью, Саша познакомилась с Антоном. Хотя, наверное, правильнее было бы сказать, что это он познакомился с девушкой.
…Выбрав теплый солнечный денек в начале октября, Саша решила выбраться в свой любимый Кузьминский парк на этюды. Жила она совсем рядом, пешком можно было дойти минут за десять, однако постоянно что-то нарушало ее планы – то погода, то неотложные дела, то внезапно возникшая работа. А ведь сколько там красивых мест!
Девушка очень любила и «дикую» часть парка, где он превращался в самый настоящий лес – с многолетними деревьями, мрачными узкими дорожками и почти заросшим прудом, и «культурную» – с усадьбой, реконструированными скульптурами, колоннами и гротами. Красивее, пожалуй, было только в Кусково, но туда еще попробуй, доберись своим ходом…
А еще Саша очень любила осень. И тоже любую. Конечно, ей нравилась осень золотая, «левитановская», когда небо такое высокое и прозрачное, что кружится голова. Когда солнце еще яркое, но летнего зноя уже нет, к тому же, приятную прохладу несет легкий ветерок. А деревья в золотом наряде? Разве можно остаться равнодушной при взгляде на это чудо?
Саша до сих пор, как детстве, любила собирать кленовые листья и засушивать их между страницами книг, а, проходя мимо куста боярышника, не могла удержаться от искушения и, оглянувшись по сторонам, обязательно срывала две-три ярко-красные ягоды и тут же запихивала их в рот. А растение недотрога, заросли которого в Кузьминках встречаются в изобилии? Как тут пройти мимо и не дотронуться до стручков, которые тут же взрываются от прикосновения, закручиваясь в трубочку? Правильно, никак. Ровно как и проигнорировать снежный ягодник, ягоды которого с хлопком лопаются, стоит наступить на них.
Девушка ловила себя на мысли, что ведет себя как ребенок и слегка стыдилась этого, понимая, что в ее годы надо вести себя немного серьезнее. Только как это сделать?.. Вот у родителей в деревне полно яблок, причем, нескольких сортов. И отличных яблок! А она торопится в старый яблоневый сад около высокой горки, чтобы, окончив этюд, сорвать с яблони кислое неказистое яблочко…
Плохая осенняя погода девушку тоже нисколько не расстраивала. Саша не грустила, не погружалась в пучину хандры, напротив, она, как завороженная, могла очень долго стоять у окна, наблюдая за мелким осенним дождем, поливающим деревья, кусты и газоны. А когда выпадал первый снег, самый первый, тот, который уже на следующий день или даже через несколько часов превратится в неопрятную слякоть, она торопилась поймать момент и запечатлеть эту хрупкую красоту, когда весь мир казался выполненным в технике гризайль – черно-белый, без намека на яркие цвета, и, вместе с тем, такой прекрасный. Тут в ход шел и карандаш, и уголь и даже камера телефона, если на рисунок совсем не было времени. Главное, успеть. Поймать. Остановить мгновение…
Саша закончила один этюд и отставила его в сторону, чтобы он просох. На эту каменную кладку недавно отреставрированного старинного мостика она заглядывалась уже давно. И даже планировала показать эту красоту преподавателям в качестве этюдов к композиции. Уж больно все тут хорошо компоновалось, как по заказу: и серые камни кладки, и вода, в которой отражалось голубое небо, и старый вяз с темной, почти черной корой, и зеленая, еще не пожухшая трава, и ярко-желтые листья, упавшие в воду и на берег.
«Попробовать с другого ракурса или домой? – раздумывала девушка, а, между тем, небо внезапно нахмурилось, приятный ветерок сменился резким и пронизывающим, вода в пруду потемнела. – Ого! – Саша не сдержала восхищенного вздоха, – Это же совсем другая картина может получиться! Какие шикарные тучи!» – и она торопливо принялась смешивать краски на палитре.
– А я бы на вашем месте не стал бы тут засиживаться, – услышала Саша позади приятный мужской голос и обернулась.
На дорожке за ее спиной стоял высокий худощавый мужчина лет тридцати, симпатичный, с волнистыми темно-русыми волосами и удивительными ярко-голубыми глазами. Он смотрел на Сашу и улыбался, отчего на его щеках появлялись трогательные ямочки. Девушка пожала плечами и вернулась к работе, однако мужчина, кажется, был настроен серьезно и уходить не собирался.
– Вы прогноз погоды видели? – Чуть насмешливо поинтересовался он. – А сообщение МЧС читали? Или только «тик-ток» смотрите? Сегодня, вообще-то ливень обещали. Как раз, около четырех часов. И ветерок такой… Штормовой… И, сдается мне, что ливанет уже совсем скоро, – он поежился, передернув плечами под стильной, но слишком легкой для осени курткой, – Смоет все ваши труды… Или в пруд сдует… Это будет невосполнимой потерей для Третьяковки. И очень обидной… Девушка… Я серьезно…
Саша, удивленно моргая, слушала мужчину и резко вздрогнула от неожиданности, когда ей прямо на нос упала холодная капля. А потом еще одна – на макушку. Порыв ветра взметнул пыль и швырнул ее прямо в лицо девушки, а потом поднял ее длинные волосы и закрутил-запутал вокруг головы. Несколько прядей забились в рот, отчего Саша недовольно фыркнула. Дождь уже усилился, а она все воевала с непослушными волосами, которые теперь лезли в глаза.
– Быстрее, ну что же вы! – мужчина с досадой всплеснул руками. – Эх… – он одним ловким движением отвел волосы девушки от лица и натянул ей на голову капюшон ее толстовки, после чего помог ей собрать вещи, первым подхватил тяжелый этюдник и протянул ей руку: – Бежим! Скорее!
Окончание здесь