Всем привет, друзья!
В конце 1930-х годов на сормовской верфи в Горьком (завод № 112 «Красное Сормово») был начат монтаж малой подводной лодки М-32. К осени 1940 года судно вошло в состав черноморских военно-морских сил и приступило к выполнению боевых задач.
Экипаж субмарины нёс непростую службу: патрулировал прибрежные воды Крымского полуострова и Кавказа, стоял в дозоре. Когда началась блокада Севастополя, М-32 дважды прорывалась через вражеские заслоны, доставляя защитникам города критически важные грузы — более четырнадцати тонн боеприпасов, полторы тонны провианта и почти шесть тонн горючего.
Июньской ночью 1942 года, совершив изнурительный переход из Новороссийска, подлодка пришвартовалась в Стрелецкой бухте осаждённого Севастополя. Моряки выгрузили на причал восемь тонн снарядов и продукты. Затем началась откачка бензина — шести тонн топлива, которое перекачивали через корабельную противопожарную систему, поскольку портовое оборудование было уничтожено обстрелами. Коварные испарения топлива просочились сквозь неплотности в обшивке внутрь корпуса.
Катастрофа разразилась в момент, когда команда выполняла дифферентовку. В центральном посту вспыхнул взрыв бензиновых паров. Для субмарины, находившейся под водой, это означало почти неминуемую гибель. Однако подводники действовали чётко и слаженно, быстро справившись с огнём и его последствиями, тем самым спасая судно от затопления.
Командир отдал распоряжение продуть среднюю балластную цистерну. Приказ немедленно исполнил инженер-капитан-лейтенант Дьяконов. Он и четверо товарищей получили ожоги рук и лица, но, наскоро перевязав раны и превозмогая нестерпимую боль, продолжили нести службу.
Устранив повреждения, подводникам предстояло дождаться наступления сумерек для безопасного выхода в море. Шестнадцать часов — с рассвета до девяти вечера — М-32 должна была провести на грунте. Всё это время отсеки наполнялись токсичными бензиновыми испарениями, отравляя воздух. Большая часть экипажа и пассажиров потеряли сознание от удушья.
На ногах остались только трое: командир капитан-лейтенант Николай Колтыпин, старшина группы мотористов Николай Пустовойтенко и краснофлотец Семён Сидоров, секретарь судовой партячейки. В висках нестерпимо пульсировало, перед глазами кружились разноцветные пятна. Колтыпин долго всматривался в циферблат глубиномера, пытаясь понять, сколько сейчас времени.
Пустовойтенко подошёл к командиру и тихо произнёс: «Товарищ командир, вам нужно прилечь. До момента всплытия ещё достаточно времени».
Колтыпин кивнул: «Да, отдохну. Но сначала пройдусь по всем отсекам, посмотрю, как там люди».
То, что он увидел, превзошло самые мрачные опасения. Лишь несколько человек сохраняли относительную ясность сознания. Остальные либо находились в полудрёме, либо бесцельно слонялись по отсекам, словно находясь в тяжёлом алкогольном опьянении. Электрик Кижаев шатался из стороны в сторону, выкрикивая: «Объясните, что происходит?!» Моторист Бабич пританцовывал и распевал песни. Акустик Кантемиров лежал на палубном настиле и беззвучно рыдал, бормоча что-то невнятное.
Среди пассажиров оказались молодые женщины. Они умоляли немедленно подняться на поверхность, впустить внутрь живительный свежий воздух. Командир терпеливо растолковал ситуацию: немедленное всплытие невозможно. Субмарина прибыла скрытно, доставив критически важный груз — снаряды и другие необходимые материалы для защитников города.
«Севастополь в кольце блокады, — говорил Колтыпин, — в небе безостановочно кружат вражеские бомбардировщики, германская артиллерия держит под прицелом каждый причал гавани».
Девушки признались: «Мы решили, что команда по какой-то причине выбрала коллективное самоубийство... Даже просили матросов застрелить нас, чтобы не мучиться».
Командир отдал распоряжение всему составу: «Лежать неподвижно, беречь силы, избегать лишних движений. К вечеру поднимемся, проветрим судно, вдохнём полной грудью и возьмём курс на Новороссийск». Чтобы хоть немного облегчить состояние людей, он распорядился подать небольшую порцию кислорода из резервных баллонов.
Когда Колтыпин ощутил, что и его собственные силы на исходе, он обратился к Николаю Пустовойтенко, который держался крепче остальных, с наказом: не смыкать глаз и ровно в девять вечера, с наступлением темноты, непременно его разбудить. «Иначе заснём все — и уже не проснёмся».
Периодически командир приходил в сознание, обменивался несколькими словами со старшиной, убеждался, что на борту обстановка стабильна, и снова проваливался в забытьё. Главстаршине помогал краснофлотец Сидоров, который с усилием переходил из одного отсека в другой, поддерживая боевой дух товарищей. Его опыт и бдительность спасли субмарину от беды: он заметил, как взятый на борту в Севастополе инженер-механик Медведев (его прикомандировали в помощь обожжённому Дьяконову), потеряв контроль над своими действиями, пытался открыть люки первого и шестого отсеков. Для подводной лодки на глубине это означало мгновенную катастрофу. К счастью, давление тридцатипятиметрового водяного столба не позволило ему провернуть механизм до конца. Но люк шестого отсека всё же был частично отдраен — и это вскоре даст о себе знать.
Пустовойтенко из последних сил дотянул до девяти вечера и принялся будить командира. Но Колтыпин не мог подняться. Тогда старшина с огромным усилием перетащил его в центральный пост и, понимая, что медлить нельзя, взял инициативу на себя. Громко, чётко произнёс команду самому себе: «Продуть среднюю балластную!»
Когда субмарина поднялась до уровня рубки, Пустовойтенко открыл люк. Врывающийся поток свежего воздуха ударил с такой силой, что он на мгновение потерял сознание. Инстинктивно успел задраить люк обратно. И рухнул вниз по трапу! Полупогружённую лодку подхватило течением и понесло к каменистому берегу у Херсонесского маяка. Гибель казалась неотвратимой.
Удар о железный настил вернул Николая к реальности. Он решил действовать: вытащить командира наверх, открыть люк и запустить корабельную вентиляцию. Пока Колтыпин приходил в себя, старшина обнаружил опасность — люк шестого отсека, который в помутнённом рассудке пытался открыть Медведев, оказался частично отдраен. Пустовойтенко быстро задраил его и откачал воду, успевшую просочиться внутрь. После этого продул весь главный балласт целиком — М-32 вышла в надводное положение.
Свежий ночной воздух действовал как лекарство. Над головой простиралось чистое звёздное небо. Приходящие в сознание подводники осознали: они одержали победу над смертельной западнёй.
Вдали грохотала канонада, на горизонте полыхали артиллерийские вспышки. Фашисты бесновались — уже восемь месяцев им не удавалось сломить сопротивление морской твердыни.
Наконец Колтыпин смог вернуться к исполнению командирских обязанностей. Носовая часть судна была обращена к берегу, и он отдал распоряжение дать задний ход. Но электрик Кижаев, всё ещё не вполне владея собой, выполнил команду с точностью до наоборот — субмарина села на прибрежные камни. Стрелки часов показывали час ночи 24 июня. Капитан-лейтенант немедленно спустился вниз. Кижаев попытался объяснить свои действия: «Товарищ командир, наша лодка может идти только вперёд! Назад нельзя — там немцы». Очевидно, сознание моряка ещё не прояснилось окончательно. Командир приказал главстаршине встать у поста управления и контролировать точное выполнение всех распоряжений. Но выяснилось, что аккумуляторная батарея полностью разряжена. В этот критический момент очнувшийся рулевой Гузий, добравшийся до центрального поста, предложил: «Товарищ командир, а что если попробуем дизелями?»
Пришлось прибегнуть к этой рискованной мере. Неутомимый Пустовойтенко тут же разыскал моториста Владимира Щелкунова и растормошил его. Вдвоём они подготовили двигатели и по команде с места выдали шестьсот оборотов. Лодка с шорохом прошла по каменному дну и выскользнула на свободную воду.
С повреждённым вертикальным рулём управление давалось с трудом, но всё же удавалось удерживать судно на нужном курсе. Обойдя Херсонесский маяк стороной, субмарина миновала минное заграждение и легла на курс к Новороссийску.
По мере движения работающие двигатели обеспечили вентиляцию, и экипаж постепенно возвращался к жизни. На центральный пост вышел штурман старший лейтенант Константин Иванов. Он занялся прокладкой маршрута на карте и стал подменять командира на вахте. Понимая, что в пути могут потребоваться экстренные погружения, подключили аккумуляторы к зарядке от двигателя. И снова не обошлось без содействия Николая Пустовойтенко, хотя это не входило в круг его прямых обязанностей. Электрик, главстаршина Фёдоров, всё ещё не приходил в сознание, несмотря на то что его вынесли наверх, поближе к свежему воздуху. Задачу блестяще решил старшина второй статьи Ермаков совместно с Пустовойтенко. И это оказалось крайне своевременно — приключения М-32 на этом не завершились.
Сигнальщики неоднократно замечали германские самолёты в воздухе. Каждый раз субмарина уходила на глубину, постоянно меняя курс и запутывая противника. Глубинные бомбы взрывались вдали, не причиняя урона кораблю. Когда опасность миновала и лодка шла спокойным ходом, командир направился к посту Николая Пустовойтенко. В знак признательности крепко пожал ему руку и обнял. «Молодец, Николай. Ты настоящий подводник, мужественный и стойкий. Без тебя я бы не справился. Ты достоин высокой награды».
Утром следующего дня М-32 пришвартовалась в новороссийской гавани. Капитан-лейтенант Колтыпин представил командиру бригады рапорт о выполнении боевого задания. О некоторых происшествиях в походе, особенно о событиях в Севастополе, он пообещал доложить детально позже.
В служебную беседу неожиданно вмешались девушки-пассажиры. Они заявили, что вопреки устоявшемуся предубеждению о недопустимости присутствия женщин на военном судне, именно они помогли предотвратить катастрофу. Николай Колтыпин с улыбкой согласился и добавил, что девушки стойко перенесли все испытания перехода, помогали морякам на камбузе и ухаживали за пострадавшими.
Высочайшую оценку мастерству и стойкости подводников дал народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал Николай Кузнецов.
«Обстоятельства доставки снарядов и других необходимых грузов, а также героизм, который продемонстрировал экипаж субмарины М-32, типичны для всех судов, обеспечивавших снабжение Севастополя в период блокады».
К сожалению, детали этого подвига многие годы оставались засекреченными. Черноморцы передавали историю из поколения в поколение устно, а в специализированных изданиях упоминали о ней лишь вскользь.
Известный писатель-маринист Леонид Соболев описал этот эпизод в рассказе «Держись, старшина», но не упомянул ни одного имени, ни одной фамилии участников.
Главный старшина Николай Пустовойтенко был награждён орденом Отечественной войны I степени.
За военные годы субмарина М-32 под командованием капитан-лейтенанта Николая Колтыпина совершила тринадцать боевых выходов. За это командир был отмечен пятью орденами и медалями.
Статья подготовлена на основе материала Леонида ЧЕРНОУСЬКО, фронтового корреспондента на Черноморском флоте и Дунайской флотилии, опубликованного на сайте общественно-политического издания „Земля нижегородская“
★ ★ ★
ПАМЯТЬ ЖИВА, ПОКА ПОМНЯТ ЖИВЫЕ...
СПАСИБО ЗА ВНИМАНИЕ!
~~~
Ваше внимание — уже большая поддержка. Но если захотите помочь чуть больше — нажмите «Поддержать» в канале или под статьёй. От души спасибо каждому!
