Письмо от 9 ноября
Марьяна Петровна, пишу вам письмо в надежде получить успокоение. А еще - дайте совет по воздействию на мою дочь Лилию.
Дело в том, что Лилия меня только расстраивает. Я днями и ночами рыдаю о своей незавидной материнской судьбе. Лилия - ребенок, которому давался миллиард возможностей. А на выходе мы имеем кого? А имеем мы полную женщину с нулевой карьерой, мужем-троглодитом и парочкой невоспитанных детей. Что делать с этой дочерью, Марьяна Петровна? Ведь с ней было связано столько надежд!
Когда я догадалась, что нахожусь в интересном положении, то сразу начала мечтать о блестящем будущем ребятенка. “Ах, Лилечка, - предвкушала я, - ты скоро явишься миру. И начнешь этот мир потрясать талантами. Ты будешь балериной! Да, балериной. Примой в самом огромном театре. Купаться в овациях станешь. И из телевидения благодарить мамочку - что все это благодаря ей случилось. Ты прославишь нашу фамилию, милое дитя! Фамилия Брюквиных загремит по всей стране! Нет, по всему миру она загремит!”
Разочарование постигло меня буквально в момент рождения младенца - на балерину Лилия не была похожей. А смахивала на моего деда - кавалериста. Ножонки оказались вовсе, то есть, не балериниными. Еще и румяная такая девочка, сбитенькая. Ест да спит.
Но я не опустила рук, нет. Подумаешь-ка: ножонки. И, с нетерпением дождавшись возраста, отдала ее на балет.
Ох, чего мне это стоило, милая Марьяна Петровна! Уволилась с работы (я сметчик по образованию) во имя возможности таскать девочку на этот балет. Супруг не понял тогда моего поступка. Но я указала молчать - если хочет, чтобы его фамилия гремела.
Итак. Почти год балета. Я вижу Лилю только Машей из “Щелкунчика”. И тут Лилю из балета выставляют натурально. Спрашиваю я про Машу - когда уже она ее спляшет-то? А мне говорят, что девочка будет кряжистой. "На себя, - говорят, - поглядите. Ваша фигурка тут будет. Костяк вон какой! Очень мощный костяк. А в балете кряжистых балерин не бывает. И не было ли у вас в роду каких-нибудь кавалеристов? Ах, не было... Но это нам все равно. Советуем в танцы народные идти, будете “Барыню” танцевать. Попробуйте. Очень органичненько смотреться Лиля будет".
Лиля радуется до потолка, что не быть ей балериной. Хвастается детишкам, что костяк у нее кряжистый. Я молча глотаю слезы.
Но что делать? Пошли мы в танцы народные. Вот, Лиля, пляши себе на здоровье! Поедешь с хороводом в столицу - славить имя Брюквиных. Но с танцами народными тоже не пошло. Хотя я настаивала. Сказали нам: нет в девочке вашей энергии нужной. Даже повизжать не умеет и каблучком топнуть. В хороводах постоянно спотыкается. Куда нам такая народная танцорка? Можем ее в ложкари поставить. Может, с ложками дело пойдет. Дело, как вы понимаете, не пошло. Из ложкарей Лилю удалили - чего-то она там невпопад наколотила инструментами.
Ах, что я пережила! Пришли домой. Я - реву. “Балерины не вышло, - реву, - с народными плясками тоже мимо. И куда тебя, Лиля? Куда?! Давай же, талант свой показывай маме с папой. Сколько уж сил на тебя ухлопали”.
Папа хмыкает. "Шут с ним, - говорит, - с этим талантом. Иди, Люба, борщ грей".
А дитя борща навернет две тарелки и к игрушкам бежит. Тащит из ящика самого страхолюдного пупса. И начинает песню ему курлыкать. Курлыкает и улыбается нежно пластмассовому страшилищу.
Я сначала переживала до слез. А потом одумалась. Так это ж певица наша Лилия! Натуральная певица! Вон как курлычет. Это же вторая Алла Бородачева у нас!
Воспряла я духом. И к телефону понеслась. “Алле, - кричу в трубку, - девушка! Алле! Как у вас на пение записываться? У нас редкий талант”.
О, как мы бежали в этот кружок по пению! “Нет, - думала я, - нет! Не Бородачева! Это будет вторая Мария Каллас! Оперная дива Лилия Брюквина!”.
“Нет слуха, - мне на этом пении сразу сказали, - тут не один медведь на ухо наступил, а целая медведица с медвежатами”.
Что я тогда пережила! Тут излишне говорить, но легко догадаться.
Потом, как вы уже догадываетесь, про медвежат этих с мамкой косолапой мы слушали везде: в спортшколе, в художественной школе, курсах актерского мастерства, на акробатике и в поэтическом кружке.
И каждый раз (понимаете - каждый!) я заранее представляла Лилю примой, дивой, поэтом первого эшелона, цирковой артисткой зарубежного цирка. Но нам не дали шанса пробиться.
Все - зря.
В итоге Лиля окончила школу и, быстренько поступив на педагога начального звена, сбежала от меня замуж за троглодита. Вот и все. Вот и обрушились планы и мечты.
Но поначалу я еще бодрилась. “Может, - думала я, - она станет Макаренко? С детства ведь пупсов этих воспитывает. Выдумает какую-то методу свою воспитательную? Напишет монографию. Может, в этом ее призвание?”
Намекала на монографии. Троглодит с Лилей хохочут в ответ.
Потом, как посыпались детишки, про Макаренко с монографиями пришлось забыть. Вечно Лиля носы этим детишкам утирает, кашей кормит, книжки-малышки читает писклявым голосом и в игры играет для дошкольников. Вот и все. Крах надежд.
Любовь Сигизмундовна, мама Лилии
Письмо от 9 декабря
Марьяна Петровна! Спасайте! Выручайте! Лилия избегает общения со мной. У вас ведь, наверное, тоже есть дитя? Скажите, оно оправдало ваши надежды?
Мое дитя, как я писала ранее, уже три десятка лет приносит одни расстройства. Вновь поправилась. Вновь в положении. Троглодит ужасно довольный. Карьера дочери задвинута на срок неопределенный.
Что делать, Марьяна Петровна? Как достучаться до нее? Ведь если она решит вернуться в балет - я радостно посижу со всем ее потомством. Я готова на эту жертву. Когда я говорю про балет - Лилия морщится, а потом ржет. Говорит, что это очень и очень смешно. Троглодит тоже за живот хватается.
Что делать, Марьяна Петровна? Как повлиять на Лилю? Я пожертвовала всем. А имею зауряднейшего ребенка. Как думаете, опускать мне руки или еще побороться?
Любовь Сигизмундовна, мама Лилии