Советские учебники об этом молчали. Слишком неудобная правда. Слишком острые углы для концепции "братских народов".
В 1812 году, когда вся Россия якобы единым фронтом отбивалась от французских захватчиков, примерно 25 тысяч белорусов записались в армию Наполеона и пошли войной на русские полки. Добровольно. С энтузиазмом. С надеждой на восстановление автономии и изменение политического курса.
А еще 130 тысяч их соплеменников в это же самое время тянули солдатскую лямку в войсках Александра I.
Получалась картина маслом: односельчане стреляли друг в друга через дымовую завесу Бородинского поля. Один в синем мундире русской пехоты, другой в зеленом мундире уланов Великого княжества Литовского. Оба православные. Оба из деревень под Минском. Оба мечтали вернуться домой живыми.
Впрочем, если копнуть чуть глубже, удивляться тут особо нечему. За 40 лет российского правления Петербург успел так достать белорусское население, что многие искренне встречали Наполеона как освободителя. Кто-то жертвовал на его армию драгоценности. Кто-то продавал золотые статуэтки апостолов из фамильных сокровищниц, чтобы экипировать полк. А князь Доминик Радзивилл, самый богатый человек Литвы и камергер русского императора, вообще плюнул на все и перешел к французам, потеряв имения со 120 тысячами душ.
Так кто же были эти люди? Предатели? Или жертвы имперской политики, выбиравшие между двух зол?
Рекрутчина, налоги в золоте и запрет языка
Когда в 1772 году белорусские земли присоединили к Российской империи, местное дворянство поначалу даже обрадовалось. Наконец-то закончится бардак Речи Посполитой, где каждый магнат считал себя королем, а любой шляхтич мог заблокировать решение сейма криком "Не позволям!".
Российская империя казалась стабильностью и порядком.
Порядок действительно навели. Только вот цена оказалась очень высокой.
Первым делом ввели рекрутчину. Двадцать пять лет службы. До 1793-го вообще был пожизненный срок, но потом "смилостивились" и сократили до четверти века. Семьи провожали сына или мужа как на похороны, причитая и обмывая дорогу. Шансов вернуться живым почти не было. Из каждой сотни рекрутов домой возвращались единицы.
К слову, рекрутов брали ТОЛЬКО белорусов. Финны, латыши, эстонцы, грузины, евреи, народы Севера — все были освобождены от этой повинности. Украинцам, кабардинцам, ингушам придумали статус "поселенного войска" — они служили дома, на своей земле.
А вот на белорусское население эта повинность ложилась в полной мере. С 1796 по 1812 год в армию забрали 179 тысяч человек.
— Мой сын пошел в солдаты десять лет назад, — рассказывала одна крестьянка из-под Полоцка приятельнице в 1811-м. — Ни слуху, ни духу. Может, жив еще, может, давно в земле. А теперь и младшего забирают.
— Хоть бы французы пришли, — вздыхала та. — Говорят, у них служба всего шесть лет.
Но рекрутчина была не самым страшным. Петербург додумался обложить белорусские губернии налогами в звонкой монете.
Пока вся остальная Россия платила подати бумажными ассигнациями, белорусы и литовцы должны были нести в казну золото и серебро. По неофициальному курсу за сто рублей бумажками давали двадцать два рубля серебром.
Получалось, что подати здесь были в четыре-пять раз выше, чем в центральных губерниях. Петербург просто-напросто изымал западные земли и драгоценные металлы по цене туалетной бумаги.
А потом принялись за язык и культуру. Белорусский был государственным языком Великого княжества Литовского пять веков. На нем писали законы, вели судопроизводство, составляли Статут 1588 года — по сути, первую европейскую конституцию.
Екатерина II посмотрела на все это добро и решила: Хватит. Язык не признали. Статуты отменили. Даже проповеди в церквях запретили вести на белорусском. Белорусам запрещалось занимать государственные должности в своих же родных губерниях.
Тем не менее самым неприятным подарком от просвещенной императрицы стало крепостное право. До присоединения к России белорусские крестьяне барщины не знали. Платили оброк, работали на своей земле, жили как-то. А тут за каких-то восемь лет, с 1772 по 1780-й, в крепостную зависимость отдали 208 тысяч мужиков. С женами и детьми наберется больше миллиона — четверть всего населения. Раздавали русским помещикам как военные трофеи.
Екатерина вообще была щедра на подарки.
Генералиссимусу Суворову после подавления восстания Костюшко в 1794-м пожаловала Кобринскую волость с 13 279 душами крестьян. То есть больше пятидесяти тысяч белорусов стали личной собственностью полководца за то, что он разбил под деревней Крупчицы корпус повстанцев.
К 1811 году терпение у многих закончилось.
Магнат Михаил Огиньский составил проект: восстановить автономию Великого княжества, освободить крестьян, создать стотысячную армию. Предложил Александру I. Тот даже читать не стал. Поставил на бумагах жирный крест и отправил Огиньского подальше.
А белорусы прекрасно знали, что Наполеон в 1807-м освободил польских крестьян от крепостничества. Французский император обещал сделать то же самое для всех, кто к нему присоединится.
Так что когда в июне 1812-го через Неман хлынули колонны Великой армии, часть местного населения искренне обрадовалась. Наконец-то избавятся от московской неволи.
Наивные.
Генерал Конопко, князь Радзивилл и 25 тысяч
Первого июля 1812 года в оккупированном Вильно Наполеон подписал декрет о создании Комиссии временного правительства Великого княжества Литовского. Звучало красиво. На деле это был орган местного самоуправления под полным контролем французской администрации.
Семь комитетов, каждый возглавлял местный магнат: военный комитет досталось князю Александру Сапеге, финансовый — Каролю Прозору, полицейский — Юзефу Сераковскому.
Власть новообразованного правительства распространялась на Виленскую, Минскую, Гродненскую и Белостокскую губернии. Обещали восстановить государственность, освободить крестьян, вернуть Статут 1588 года. Реальность оказалась прозаичнее, Наполеону требовались солдаты, лошади и продовольствие. Побольше и побыстрее.
В планах было сформировать стотысячное войско. Реальность вышла скромнее. За три летних месяца наскребли около 25 тысяч. Пять полков пехоты, четыре уланских полка, артиллерийская батарея, которую приписали к корпусу князя Понятовского.
Отдельно создали 3-й гвардейский уланский полк численностью в тысячу с лишним сабель. Рекрутов набирали на шесть лет службы. Против двадцати пяти российских это казалось просто санаторным отдыхом.
Впрочем, были и те, кто шел к французам вовсе не из-за льготного срока службы.
****
Ян Конопка родился в 1777 году под Слонимом в семье местной шляхты. В 1794-м, будучи совсем зеленым семнадцатилетним мальчишкой, ввязался в восстание Костюшко. Дрался с русскими войсками, получил чин поручика и пулю в плечо.
После разгрома восстания уехал во Францию. Записался добровольцем в армию. Карьера пошла быстро: капитан в итальянской кампании, майор за отвагу, участие в сражении при Фридланде в 1807-м.
Настоящую славу принесла битва при Бадахосе в 1811-м в Испании. Конопка командовал бригадой польских улан и в критический момент атаковал три английских полка, обошедших левый фланг французской армии. Британцы дрогнули и побежали. За это дело Наполеон произвел его в бригадные генералы и пожаловал баронским титулом Империи.
Когда в 1812-м французы вошли в белорусские земли, Конопка получил приказ сформировать полк из местной шляхты и студентов. Справился за месяц. Наполеон оценил и причислил его уланов к императорской гвардии. Это была огромная честь, так как в гвардию попадали только самые отборные части.
Девятнадцатого октября 1812-го полк Конопка попал в засаду под Слонимом. Генерал вернулся в родной город, но не триумфатором, а чтобы сложить голову. Русские войска под командованием генерала Чаплица окружили уланов и разгромили наголову. Конопко получил удар пикой, потерял сознание. Очнулся уже в плену вместе с 247 уцелевшими солдатами.
Два года провел в Петербурге, потом его перевели в Херсон. Тяжело болел. В 1814-м, после отречения Наполеона, получил свободу. Ему предложили возглавить кавалерийскую бригаду в Царстве Польском, которое было под протекторатом России. Отказался. Вернулся в Варшаву. Первого января 1815 года умер в возрасте 47 лет. Никто не знает точно от чего, то ли болезнь доконала, то ли сердце не выдержало горечи поражения.
А вот князь Доминик Радзивилл был из совсем другой категории. Родился 4 августа 1786 года. Владел имениями в Несвиже, Мире, Слуцке, Олыке. Под его началом было 120 тысяч душ крепостных. Самый богатый человек Литвы. После московского царя, пожалуй, самый богатый вообще во всей Империи.
В 1804-м получил придворный чин камергера у Александра I. Жизнь удалась: деньги, власть, императорская милость.
И вот в 1810-м этот молодой князь плюнул на все и поступил на службу в армию Варшавского герцогства. Екатерина II сначала конфисковала у него 150 деревень. Радзивилл даже не дернулся. Тогда отняли все имущество целиком. Все 120 тысяч душ, все замки, все земли. Князь потерял абсолютно все, но продолжал служить Наполеону.
На свои последние деньги экипировал 8-й уланский полк. Потратил 180 тысяч злотых. По легенде, продал одну из двенадцати золотых статуэток апостолов из фамильной сокровищницы Радзивиллов, чтобы купить мундиры и оружие.
28 июня 1812-го его полк первым вошел в Вильно. Представитель древнейшего рода княжества возвращался в столицу во главе войска. Правда, войска чужого.
Дальше были Смоленск и Бородино. К вечеру Бородинского сражения в строю оставалось пять офицеров и 52 солдата. Полк практически перестал существовать. Радзивилла перевели в 1-й польский уланский полк императорской гвардии с чином майора.
Александр I через посредников предложил амнистию: возвращайся домой, вернем имения, простим все.
— Мое место во главе моего полка, а не в Несвиже, — ответил князь.
Воевал в Германии в 1813-м. Сражения при Лютцене, Дрездене, Лейпциге. 31 октября получил контузию головы под Ханау. Привезли в госпиталь в Лаутерекене. Одиннадцатого ноября 1813 года умер. Ему было двадцать семь лет.
Тем не менее не надо думать, будто все белорусы побежали к Наполеону. Большинство оказалось по ту сторону баррикад. Со времен присоединения к России и до 1812 года в рекруты взяли 179 тысяч белорусов. Они служили в дивизиях Барклая-де-Толли и Багратиона. Шляхта пополняла офицерский корпус русской армии. Под Бородино в русских полках сражалось минимум десять тысяч белорусов.
Получалась дикая картина. С одной стороны поля воевал белорус в синем мундире русской пехоты, отданный в рекруты десять лет назад.
С другой был его односельчанин в зеленом мундире уланов, записавшийся к французам три месяца назад в надежде на свободу.
Они стреляли друг в друга через клубы порохового дыма, не зная, что целятся в земляка.
Гражданская война. Только об этом в советских учебниках не писали.
Что стало с союзниками Наполеона
Когда остатки Великой армии в декабре 1812-го переползли через границу, белорусским "союзникам" французов пришлось делать выбор. Возвращаться домой или идти дальше с Наполеоном.
Двенадцатого декабря Александр I подписал манифест об амнистии.
Условие было простое. Нужно вернуться в родные места в течение двух месяцев. Фельдмаршал Кутузов предлагал куда более жесткий вариант, он хотел конфисковать имения всех, кто сотрудничал с французами, и раздать их русским генералам. Император отказался. Видимо, понимал, что если начать массовые репрессии, получится новое восстание.
Многие воспользовались амнистией. Вернулись домой, сложили оружие, затаились. Солдат не преследовали. Офицеры теряли звания, но жизнь сохраняли. Имения конфисковывали выборочно, и в основном у тех, кто не вернулся.
А были и те, кто остался с Наполеоном до конца.
Часть литовских и белорусских полков продолжила войну. 18-й, 19-й, 20-й и 22-й пехотные полки в 1813-м оборонял крепость Модлин. 17-й и 19-й уланские полки участвовали в кампании в Германии, воевали под Лейпцигом, держали оборону Гамбурга. Некоторые белорусские шляхтичи добрались даже до острова Эльба, куда Наполеона сослали после первого отречения.
*****
Советская историография два века делала вид, будто 25 тысяч белорусов в армии Наполеона не существовало вообще. В учебниках писали про партизанскую войну против французских оккупантов. Про героическое сопротивление белорусского народа. Про единство братских народов России и Белоруссии.
А про то, что значительная часть белорусской шляхты встречала Наполеона цветами, жертвовала на его армию золото и записывалась в его полки, не писали ни слова. Слишком неудобная правда. Не вписывалась в концепцию.
Когда в учебниках упоминали Куликовскую битву, использовали туманный термин "войско Ягайло". Дескать, какое-то войско было, стояло в двадцати верстах от поля боя, но не успело прийти на помощь Мамаю. А то, что это было белорусско-литовское войско, численностью в восемь тысяч человек, которое шло биться против русских, предпочитали не уточнять.
То же самое произошло с войной 1812 года.
Так кто же прав в этой истории? Те, кто остался верен присяге русскому царю? Или те, кто пошел за обещаниями французского императора?
А может, правы те историки, которые молчали об этом двести лет, чтобы не ворошить старые раны?
