История | Скучно не будет

Лейтенант фон Клаус считал себя баловнем судьбы. И было за что: служба при штабе самого принца Генриха, брата кайзера, открывала блестящие перспективы. База в захваченной Либаве кипела жизнью, немецкие офицеры чувствовали себя хозяевами положения. А теперь еще и этот роман с красоткой из кондитерской на Шарлоттенштрассе. Клара была именно такой женщиной, о которой мечтает каждый военный, оказавшийся вдали от родины. Статная, с пышными формами, она звонко смеялась и умела слушать мужские истории о службе, не зевая...

Августовским утром 1938-го в подвале Лубянки раздался выстрел. Еще один командарм отправился в небытие. А через восемнадцать лет в кабинете Хрущева зазвонил телефон. На том конце провода секретарь докладывал о письме из алтайской глухомани. Какая-то Чередник-Дубовая требовала справедливости для давно расстрелянного мужа. И требовала так настойчivo, что даже генсек не выдержал. Между этими двумя событиями лежала целая эпоха. Но главное то, что между ними лежала судьба одной женщины, которая восемнадцать лет доказывала советской власти простую вещь, что вы ошиблись...

Апрель 1926 года. В подвале Яузской больницы звучат три выстрела. Стреляют не по врагам народа и не по белогвардейцам. Стреляют по своим, высокопоставленным товарищам из Наркомфина. Тем самым, которые еще вчера боролись с валютными спекулянтами, а сегодня оказались их лучшими друзьями. Железный Феликс только что подписал приговор. Трое мужчин средних лет, партийцы с безупречной биографией, погибли не за идеи, а за самую обычную жадность. В стране победившего пролетариата они попытались играть в капитализм и просчитались...

Немецкие танкисты в марте 1942 года получили неприятный сюрприз под Харьковом. Их «тройки» и «четверки», которые месяцем ранее чувствовали себя неуязвимыми, вдруг стали гореть от попаданий какой-то новой русской пушчонки. Длинноствольная, злая, метко стреляющая. Наводчики Панцерваффе скорее всего материлась и требовали от разведки выяснить, что происходит на фронте. Михаил Юрьевич Цирульников родился в 1907 году в украинском городке Корсунь, в самой обычной рабочей семье. В пятнадцать лет встал к токарному станку, потому что нужно было зарабатывать на хлеб...

Есть документы, которые заставляют пересмотреть представления о человеческой природе. Письма сотрудника НКВД своему начальнику из таких. Он описывает применение недозволенных методов допроса так же буднично, как мы пишем о планерках. В архиве ФСБ хранится служебная переписка начальника Особого отдела НКВД Николая Федорова своему боссу Михаилу Фриновскому. Датировано 1938-м годом. Тон деловой, почти скучный. Федоров докладывает о проделанной работе. И только содержание заставляет кожу покрываться мурашками...

Какой русский человек откажется от халявы? Тем более от бесплатного пива в компании веселых немцев, когда в кармане гуляет ветер, а до стипендии еще неделя. Двадцатипятилетний студент Михайло Ломоносов (хотя всем врал, что ему двадцать два) именно так и рассудил в тот августовский день 1740 года, заворачивая в придорожный кабачок по дороге в Дюссельдорф. Здоровенный детина под два метра ростом, любитель и науки, и выпивки в равной степени, он даже подумать не мог, что эта невинная попойка едва не обернется полным провалом...

Немецкие секретарши на оккупированных территориях решали судьбы тысяч людей одним росчерком пера. У них были печати, бланки и абсолютная власть. А еще обычные женские капризы. В кабинетах районных комиссаров восточных земель работали девчонки лет двадцати с хвостиком. Аккуратные прически, накрахмаленные воротнички, никелированные значки на лацканах. Выглядели они как образцовые фройляйн из рекламы зубной пасты. Только вместо рекламных листовок секретарши печатали списки на ликвидацию. Вместо счетов за электричество они утверждали смертные приговоры...

Летом 1943 года Малгожата Твардецкая получила предписание от оккупационных властей: привести пятилетнего Алойзы в управу к шести утра. Мальчика, согласно официальной версии, отправляли «поправить здоровье» на курорт. Малгожата посмотрела на белокурого сынишку с голубыми глазами и сразу поняла истинную причину. Она не пришла. Тогда за Алойзы приехала военная полиция. Мать видела, как представители СС увозили её ребенка в вагоне вместе с другими светловолосыми детьми из деревни. Поезд уехал. Алойзы исчез...

В мае 1944 года в белорусских лесах считал последние минуты человек, которого одни считали героем, другие предателем, а третьи личностью без всяких принципов. Владимир Гиль успел побывать подполковником Красной Армии, командиром бригады СС и снова советским полковником. За его плечами были карательные акции против пленных, сомнительные пиры с офицерами СС и тайные переговоры с партизанами. А в кармане гимнастерки лежал орден Красной Звезды — личная награда за особые заслуги перед Родиной, врученная всего восемь месяцев назад...

— Иван Александрович, что-то мне не нравится, как японцы себя ведут, — тихо сказал заместитель Борис Зимин. — Может, не будем оружие складывать? — Что за ерунда, Борис, — рассмеялся майор Пешков. — Опасаться своих союзников нечего. Эти слова стали последними в жизни командира Пешковского отряда и приговором для двадцати восьми забайкальских казаков, которые шесть лет верно служили под знаменем Восходящего солнца. Август 1945 года. Станция Бухэду в Маньчжурии. Минуты до трагической развязки в истории русско-японского сотрудничества...

В станицу Славянскую в начале 1920-х годов прислали нового следователя по уголовным делам. Опытный юрист дореволюционной закалки, он надеялся навести порядок в местном правосудии. Работы хватало: советская власть только-только налаживалась, преступности было много, а документооборот напоминал кашу из инструкций и самодеятельности. Когда в кабинет следователя вошел председатель станичного Совета товарищ Майский, тот поднял глаза от бумаг и замер. Перед ним стоял рослый мужчина в высоких яловых сапогах, синих галифе с красными донскими лампасами и залихватской казачьей шапке с красным верхом...

Генерал-майор Михаил Скородумов думал, что немцы помогут ему освободить Россию от большевиков. Немцы думали, что русский генерал поможет им охранять югославские мосты от партизан. Обе стороны жестоко просчитались. Результат этого взаимного недопонимания оказался анекдотичным. Командир "освободительного корпуса" закончил войну за сапожным станком. Фраза "я поведу вас в Россию" стоили ему трех недель в тюрьме Гестапо и полной смены профессии. Но что заставило боевого офицера, который трижды бежал...