История | Скучно не будет

Пожелтевший снимок 1916 года лежал среди десятков других фронтовых фотографий в архиве штаба Юго-Западного фронта. Ничем не примечательный групповой портрет георгиевских кавалеров — офицеры в начищенных сапогах, с идеально подкрученными усами, с боевыми наградами на груди... Стоп. Что-то здесь не так. Третий слева в верхнем ряду странный какой-то георгиевский кавалер. Слишком уж тонкие черты лица, чересчур аккуратные руки. И взгляд... Определённо женский взгляд, который не спрятать ни под какой военной выправкой...

Протокол заседания президиума ВЧК от 21 марта 1918 года уместился на одной странице. Пункт третий гласил сухо и буднично: "О покушении матросов на жизнь Свердлова". Балтийские братишки, вчерашние герои революции, собирались ликвидировать одного из её вождей. [До 1918 года большевистских лидеров охраняли только латышские стрелки и случайные отряды матросов. Системы охраны как таковой не существовало.] Матросы пришли мстить за своего командира Павла Дыбенко. Того самого, что недавно в панике бежал из-под Нарвы, бросив фронт...

В полутёмной палате казанской психбольницы карандаш выводил на серой бумаге ровную нить жемчужного ожерелья. Тридцать две жемчужины. Тридцать два бриллианта. Женщина с глазами цвета балтийской воды старательно вырисовывала каждый камень, шепча по-французски: "Я Анастасия". Стоял апрель 1934 года. И здесь, в промозглых стенах советской лечебницы, находилась женщина, якобы помнившая, как выглядит настоящий жемчуг — подарок от августейших родителей. [Историческая справка: В царской семье существовала традиция...

Арестовать часы за опоздание. Навечно. Именно так поступил российский император Павел I, когда старинные английские часы "посмели" заставить его опоздать на вахтпарад. Часы отправили на гауптвахту под вечный арест — и так они там и остались до самой смерти императора. Их "освобождение" просто забыли оформить (а кто посмеет беспокоить царя бумажками?). Но Павел был далеко не единственным коронованным чудаком, который прославился своими эпическими ляпами. История полна монархов, которые умудрялись...

В 1943 году начальник лагеря под Котласом долго вертел в руках мешок с деньгами. Сто тысяч рублей было целым состоянием по тем временам. К мешку прилагалась записка, написанная химическим карандашом на тетрадном листке: "От заключённого Алиева на танк Т-34. Бей немцев!" Никто не спросил, откуда у заключённого такие деньги. Может, потому что все знали: Тосик Алиев только что обыграл в карты весь лагерь, поставив на кон новенькие казённые валенки. А может, потому что этот голубоглазый картёжник уже тогда умел делать невозможное возможным...

В пыльной витрине букинистического магазина на Литейном альбом в потёртом кожаном переплёте казался ничем не примечательным. Владелец лавки, седой букинист в старомодном пенсне, небрежно перелистывал пожелтевшие страницы: — Семейный альбом какого-то чиновника. Вот, смотрите: бакенбарды, мундиры, дамы в кринолинах. Но одна фотография привлекла внимание. На выцветшем снимке один и тот же человек был запечатлён дважды: слева – в генеральском мундире с орденами, справа – в драных лохмотьях и стоптанных галошах на босу ногу...

Медная табличка тускло поблёскивала в свете свечей. "В память о генерале от инфантерии графе Николае Михайловиче Каменском..." – гласила на ней надпись. Полковой священник Севского пехотного полка старательно протирал её рукавом рясы, готовясь к торжественной церемонии. Шёл 1891 год, и полку присваивали имя человека, о котором к тому времени помнили разве что самые дотошные военные историки. А ведь всего восемьдесят лет назад вся Россия с замиранием сердца следила за победами этого генерала, солдаты...

В официальных биографиях Николая Рериха вам расскажут про выдающегося художника, создателя пакта о защите культурных ценностей и вдохновенного философа. Но едва ли упомянут, что этот "искатель истины" попутно водил за нос американских миллионеров, устраивал тайные визиты к большевикам и чуть не замерз насмерть в поисках мифической Шамбалы. Вот такие вот они, творческие личности – многогранные, как ювелирный бриллиант, и скользкие, как угорь в рассоле. Родился наш герой в 1874 году в семье питерского нотариуса, типичного представителя либеральной интеллигенции...

Великие карьеры иногда начинаются с абсурдных ситуаций. Вот, например однажды одного молодого человека вызвали в ЦК и предложили пост наркома вооружений, Он, естественно, попросил время подумать, а наутро обнаружил в "Правде", что уже назначен. Звучит как анекдот советского времени, но именно так в июне 1941-го, за две недели до начала Великой Отечественной, Дмитрий Устинов стал наркомом, перескочив через десяток карьерных ступенек. Ему было 33 года, и вот-вот должна была начаться самая кровавая война в истории его родины...

Дубинка с железными зубьями со свистом рассекла воздух. Пьяный матрос отлетел к стене, заливая кровью грязный пол таверны. Его величество король Дании и Норвегии Кристиан VII довольно хмыкнул и обвёл мутным взглядом притихший зал. — Кто ещё хочет оскорбить мою корону? — его голос сорвался на визг. Завсегдатаи портового кабака жались по углам. Король и его свита, переодетые в матросское тряпьё, снова искали приключений. Камердинер Кирхгоф уже выхватил нож, конюший Сперлинг сжимал кулаки размером с молот...

Половица скрипела, но Николай Иванович не спешил ее чинить. Этот звук напоминал ему о том, что жизнь его полна несовершенства. Тайный советник, равный по чину генерал-лейтенанту, обладатель трех поместий, он настойчиво искал в своем прошлом ошибки. Каждый скрип возвращал его к иным временам... Закончив обход больных в своей импровизированной клинике, обустроенной прямо в имении «Вишня», Пирогов вернулся домой, с досадой топнул ногой в сенях, проверяя, не исчезла ли раздражающая его неисправность, и прошел к себе...

Москва, январь 1992 года. В старой квартире на Арбате пахнет пылью, лекарствами и увядшими хризантемами. На письменном столе лежит стопка книг о Ленине с именем автора "З. Воскресенская" на потёртых корешках. Рядом расположился пожелтевший конверт, перевязанный выцветшей лентой. Внутри шесть писем. Бумага стала тонкой на сгибах, а чернила местами расплылись от слёз. Первое датировано октябрём 1947 года: "Боря, любимый мой! Сегодня я снова гладила твою шинель. Помнишь, как ты шутил, что она пахнет всеми странами, где мы работали? Теперь от неё остался только запах нафталина...