Сегодня ЛаГГ-3 чаще вспоминают как пример «неудавшегося» истребителя, уступавшего немецким «мессерам» в скорости и динамике. Но парадокс в том, что эта машина, потерпевшая поражение в воздушных дуэлях начала войны, заметно помогла Красной армии на земле.
У неё были слабые стороны, которые дорого обходились лётчикам, и свои неочевидные сильные качества, сыгравшие важную роль в общей победе.
Дерево вместо алюминия: экономия стратегического металла
Главная особенность ЛаГГ-3 — цельнодеревянный планёр из дельта-древесины, «пластика» того времени.
Союзу катастрофически не хватало алюминия: на него претендовали танки, бомбардировщики, артиллерийские лафеты. Лавочкин, Горбунов и Гудков предложили корпус, почти полностью лишённый дефицитного металла.
С технологической точки зрения это был шаг назад, зато экономика войны выигрывала: каждый собранный ЛаГГ высвобождал сотни килограммов дюраля для ТБ-7 или Пе-2. В тылу самолёт уже работал на победу, даже не поднявшись в воздух.
Проблемы в небе
Беда пришла с первой же серией. Опытный И-301 летал бодро, но конвейерное качество 1941-го оказалось плачевным: торопливая сборка, перекосы обшивки, облитые маслом фонари, перегрев моторов Климова.
Скорость упала на 40–50 км/ч, перегруз вырос, а немецкий Bf 109F всё чаще уходил в вертикаль, где деревянная машина проигрывала почти без шансов. Лётчики жаловались на плохой обзор назад и тяжёлый крен.
Пресса подхватила ироничное прозвище «лакированный гарантированный гроб», хотя его придумали позже, в мемуарах.
В качестве истребителя завоевания господства в воздухе ЛаГГ-3 свои задачи выполнил плохо, и уже в 1942-м ставки переключились на лёгкие Як-1 и улучшенный Ла-5 с мотором АШ-82.
На малой высоте и с бомбами: новая профессия самолёта
Однако фронт быстро нашёл машине другое применение.
Деревянный фюзеляж почти не горел, бронирование кабины модернизировали, а крылья оснастили узлами ДЗ-40 и направляющими РС-82.
Масса выросла, но в штурмовом режиме она играла меньшее значение: работать надо было у самой земли на 400–450 км/ч.
ЛаГГ-3 брал две авиабомбы по 100 кг или шесть реактивных снарядов, бивал цепочки танков на Кавказе, рвал переправы под Сталинградом, прикрывал колонны под Новгородом.
Для войск это был надёжный «летающий пулемёт»: силовая деревянная рама выдерживала прямые попадания 20-мм снарядов, а двигатель часто дотягивал до аэродрома даже после пробитого радиатора.
Вариант 11-й серии и вовсе выпускался как «истребитель сопровождения штурмовиков» — с облегчённым вооружением, но дополнительными кассетами РС.
Нельзя забыть и о тренировочном факторе. Техника пилотирования на «тяжёлом» ЛаГГе закаляло молодое пополнение: кто научился взлетать на «деревяшке» с длинноносой машиной и тугими элеронами, тому Як-9 казался лёгкой игрушкой.
Таким образом ЛаГГ-3, пусть и косвенно, поднимал общий уровень кадрированных полков.
Производственная школа и трамплин для Ла-5
Опыт «деревянной» серии позволил быстро повернуть цеха под следующую модель: конструкторская бригада Лавочкина установила на прежний фюзеляж звездообразный АШ-82.
Так родился Ла-5, а позднее — Ла-7, один из лучших истребителей 1944 года.
Без наработанных оснасток и штампов ЛаГГ-3 этот технологический разворот был бы невозможен: алюминиевые центропланы уже начали поступать, но главное — рабочие, технологи и сам главный конструктор знали слабые места прежней схемы и успели их закрыть.
Заводы, научившиеся работать с фанерой и смолами, без задержек перешли на смешанный металлодеревянный вариант нового истребителя, сберегая месяцы ценных производственных циклов.
Итог: поражение в воздухе, польза для победы
ЛаГГ-3 не стал звездой воздушных дуэлей и едва ли мог соперничать с топ-истребителями войны. Но его вклад исчислялся не только личными победами асов вроде Костылёва или Алёхина.
Самолёт сберёг стратегический металл, дал фронту внушительную штурмовую платформу, подготовил кадры и стал технологическим мостиком к удачному семейству Ла-5/Ла-7.
Проиграв небо, он помог армии удержаться на земле — а в 1941-м и этого порой было достаточно, чтобы приблизить окончательную победу.
С годами ЛаГГ-3 остался в памяти как неуклюжий, но честный труженик: без блеска, зато до отказа нагруженный задачами, которые в конечном счёте решили исход борьбы.