Ненаписанные письма

Солнечные лучи, острые, как осколки стекла, пробивались сквозь неплотно прикрытые шторы и резали глаза. Галина зажмурилась, перевернулась на другой бок, подальше от Дениса, и наткнулась рукой на его джинсы, брошенные на стул. Пальцы нащупали что-то прямоугольное и хрустящее в заднем кармане. Машинально, еще не проснувшись до конца, она вытащила сложенный вчетверо чек. Кассовый чек из фитнес-клуба «Империя». Абонемент на три месяца, VIP-карта. Имя: Свиридова И. А. Сумма была такой, что Галина села на кровати, забыв про сон...

Светлана Артёмовна потёрла занемевшую шею. Дождь барабанил по подоконнику уже третий час, превращая томское утро в серый, размытый акварельный этюд. За окном, на проспекте Ленина, мокрый асфальт блестел, как спина гигантского кита, а редкие прохожие под зонтами казались испуганными грибами. В её шестьдесят два такие утра вызывали не тоску, а странное, отстранённое умиротворение. Время замедлялось, позволяя мыслям течь плавно, без суеты. Она как раз заваривала себе цикорий, когда телефон на кухонном столе настойчиво завибрировал...

Густой, влажный туман, пахнущий стылой рекой и мазутом, лениво переваливался через подоконник, затекая в форточку. Людмила Петровна сидела за массивным дубовым столом, унаследованным от отца-профессора, и задумчиво двигала по доске тяжелую ладью из слоновой кости. В Волгограде такие зимние вечера не были редкостью – город будто растворялся в молочной мгле, и только глухие, утробные гудки с Волги напоминали, что жизнь за пределами её сталинки на проспекте Ленина продолжается. Ей было за шестьдесят, и она давно привыкла к тишине...

– Марина Викторовна, вас и Валерия Петровича к директору. Срочно. – Голос секретарши в телефонной трубке был натянутым, как струна. Марина положила трубку и посмотрела в окно. Весна в Ростове-на-Дону в этом году выдалась плаксивой. Серые, тяжелые тучи висели над городом уже вторую неделю, и дождь, то усиливаясь до исступленного барабанного боя по подоконникам, то затихая до монотонной, изводящей душу мороси, превратил улицы в зеркальные черные реки. Тревога, витавшая в воздухе кабинета, казалась физически ощутимой, как запах сырости и мокрого асфальта, проникавший даже сквозь закрытую форточку...

Липкий краснодарский дождь барабанил по подоконнику, превращая утро в серый, размытый акварельный набросок. Юлия, поправив идеально отглаженный воротничок своей форменной блузки, взглянула на часы. Семь сорок пять. Еще пятнадцать минут до открытия велнес-центра «Aqua Vita», и она успеет выпить свой утренний цикорий. Тишина просторного, пахнущего озоном и дорогими маслами холла, была ее личной роскошью, коротким мигом покоя перед ураганом звонков, записей и капризных клиентов. Именно в эту тишину, словно брошенный камень, ворвался звонок мобильного...

— Ну что ты опять надумала, Настя? — Нина устало помешала ложечкой остывающий капучино, глядя на подругу. За окном тюменская зима плакала. Не по-сибирски, не яростным бураном и трескучим морозом, а каким-то слякотным, нерешительным дождём, который размазывал по стеклу огни машин и серый свет короткого дня. Капли срывались с карниза кафе, барабаня по подоконнику монотонную, унылую дробь. Внутри, наоборот, было тепло и пахло корицей. Анастасия, полная противоположность этому унынию, вся — энергия и движение, сверкнула идеально сделанным маникюром и подалась вперёд через столик...

Ветер завывал за окнами ординаторской, раскачивая голые ветки старого тополя. Он бился в стекло с такой силой, будто пытался ворваться внутрь, принести с собой стылую промозглость омского ноября. Людмила потёрла озябшие ладони. В отделении было тепло, даже душно, но этот неуютный звук пробирал до костей, настраивая на тревожный лад. Она сидела, уставившись на экран потухшего монитора, где отражалось её усталое лицо: сетка морщин у глаз, которые она на своих автопортретах всегда смягчала, и плотно сжатые губы...

Серый, плотный, как мокрый войлок, дождь прилип к окнам с самого утра. Он шёл не сильно, но упрямо, без перерывов, превращая Владивосток в размытую акварель. Сопки утонули в тумане, и гудки судов с рейда доносились глухо, словно из-под воды. Марина стояла у окна, обхватив себя за плечи, и смотрела на мокрый асфальт двора. В руке остывал телефон. – Ты же не будешь жить в деревенском доме! – голос брата Евгения всё ещё звучал в ушах, настойчивый, почти приказной. – Марин, ну будь реалисткой. Это же развалюха под Партизанском...

– Артем, ты где был? Он вздрогнул, уронив ключи на маленький столик в прихожей. Звон металла показался Юлии оглушительным в вечерней тишине их просторной квартиры в центре Томска. Артем медленно повернулся, на его лице, обычно уверенном и слегка снисходительном, промелькнуло раздражение. Он стянул с шеи шарф. – Работал. Задержался на встрече. Предупреждал же, что буду поздно. – Ты не предупреждал. – Значит, забыл. День сумасшедший. Он прошел мимо нее в гостиную, не глядя, и рухнул в кресло, тут же уткнувшись в смартфон...

– Зачем мне другие, когда есть ты! – уверял Денис, забыв выйти из аккаунта на моём ноутбуке. Экран светился холодным, безжалостным светом в полумраке спальни. Алевтина смотрела на него, не моргая. Пальцы, только что собиравшиеся закрыть крышку, застыли в воздухе. Там, в окне чата, была не она. Там была череда женских имен, сердечек, двусмысленных шуток и вполне однозначных планов. «Жду тебя, котик». «Вчера было супер». «Когда повторим?» За окном завывал ветер. Осень в Красноярске всегда приходила...

Ветер с Волги, теплый и упругий, толкал в спину, словно подбадривал: «Давай, еще немного, до самого Президентского моста». Вероника, в свои пятьдесят восемь, крутила педали с азартом девчонки. Солнце, уже клонившееся к закату, заливало ульяновскую набережную расплавленным золотом. Отражаясь в широкой речной глади, оно слепило, заставляло щуриться, и от этого на душе становилось еще радостнее. Велосипед был ее личной машиной времени, уносившей от тягучих будней менеджера по логистике, от бесконечных звонков и таблиц в Excel, от давящей тишины квартиры...

Солнце, холодное и ясное, как гранёный хрусталь, заливало Хабаровск обманчивым осенним теплом. Его лучи прошивали насквозь голые ветви тополей на Амурском бульваре и били в широкие окна кондитерской «Амурские сласти». Внутри пахло ванилью, жжёным сахаром и горьким шоколадом – запахами, которые за сорок лет стали для Лидии Петровны воздухом. Она стояла у мраморного стола, её руки, покрытые тонкой сеткой морщин, с невероятной точностью выводили сахарные вензеля на боку трёхъярусного свадебного торта...